Узкие улочки жизни

Женщина горевала.

— Успокойтесь.

Я обнял ее за трясущиеся плечи и притянул к себе.

— Не знаю, из-за чего вы так расстроились, но насколько бы это горе ни было велико, вы уже сполна его оплакали, поверьте.

Губы, искривленные воем, сейчас не казались ни красивыми, ни даже хоть сколько-нибудь привлекательными. Напряженные, сухие, едва ли не потрескавшиеся. И холодные, как лед. Надо их согреть. Немедленно. Прямо сейчас…

— Я вымочу вам рубашку своими слезами.

— Ничего. Кину на батарею, все быстро высохнет.

Она улыбнулась и положила голову мне на плечо:

— Ну, как знаете.

— Вы больше не будете плакать?

— Сегодня? Надеюсь, что нет.

Как странно это звучит… Неужели она плачет по расписанию и ежедневно?

— А завтра?

— Будет день, будет и пища. То есть, слезы.

— Вы часто плачете?

— Круглый год.

— Аллергия?

— Вроде того.

— Но разве она не наступает строго по сезонам? С цветением всяких кустов и прочего?

Мне фыркнули прямо в ухо:

— Это аллергия на город.

— Так почему же вы не уедете в другое место, где вам не придется все время рыдать?

— Потому же, почему и вы остаетесь здесь. Вы ведь, наверняка, тоже когда-то были поставлены перед выбором: оставаться или уезжать?

И неоднократно. Сначала надо было решать, принимать гражданство или нет, а потом я отказался от переезда в Англию, к родителям.

— Ну… да.

— И остались?

— Как видите.

— Вот и я… осталась.

Действительно, все очень просто. Правда, совершенно непонятно, но какая разница? Мне не хочется понимать. Мне хочется чувствовать тяжесть ее головы на своем плече, запах ее волос, обвивших шею, и биение сердца, робко стучащего в мою грудь с просьбой: «Впусти меня…»

— А теперь мне пора.

Она одним движением выскользнула из моих объятий и поднялась на ноги, текучая, как вода, и столь же своевольная.

— Спасибо.

Я рассеянно посмотрел на карты, так и оставшиеся лежать на ковре.

— За что? Я совсем ничем не…

— Вы не испугались моих слез.

— А разве я должен был испугаться? Вы ведь оплакивали не меня.

Последние слова сорвались с языка без моей воли. Собственно, я и сам понял, о чем сказал, только когда дождался ответной реакции.

Женщина, уже накинувшая плащ, обернулась и пристально посмотрела на меня все еще красноватыми, но уже невероятно ясными глазами.

— Я никогда не буду плакать по тебе.

А мгновением спустя, предоставив мне размышлять над смыслом фразы, произнесенной с мрачной торжественностью и вдохновенностью присяги, незнакомка, так и не пожелавшая представиться, толкнула дверь лавки, перешагнула порог и исчезла в городских джунглях.

— Донна уже ушла?

Роберто, осторожно высунувший нос из-за шкафа, выглядел донельзя испуганным.

— Да. Что-то случилось? На тебе лица нет.

— А вы разве не слышали этот жуткий крик, синьоре Джек? Вой, пробирающий до самых костей и дальше? У меня внутри все заледенело.

— Слышал. Но мне он не показался таким уж страшным.

Аньяри недоверчиво нахмурился:

— И вы совсем-совсем не испугались?

— Я не умею бояться того, что не может меня напугать.

— О, значит, вы счастливый человек, синьоре!

— А это что такое? — спросил я, заметив в руках Роберто толстый блокнот.

— Отчет для донны, но раз она уже ушла…

Видимо, с приходом женщины необходимость поиска сведений об интересующей меня книге испарилась из памяти Роберто. Ну и ладно. Я не тороплюсь. Зато удовлетворю любопытство в иных сферах:

— Что она ищет?

— Не в моих правилах нарушать конфиденциальность заказов… — Начал было итальянец, но увидев мою насмешливую ухмылку, снизил уровень пафоса до минимума. — Пара обручальных колец, вот что ее интересует.

— Она собирается замуж?

— Такими сведениями я не располагаю, — чопорно поджал губы Аньяри. — Личные дела моих клиентов — не мои дела.

Похвальное поведение, ничего не скажешь. Но меня сейчас больше устроил бы кто-то словоохотливый и беспринципный.

— Что за кольца? Какие-то особенные?

— Старинной работы, сплетенные из тонких бронзовых полос. — Роберто открыл блокнот и показал мне набросок, во всей вероятности, сделанный рукой самой заказчицы. — Они выглядят примерно так.

Малопримечательные вещицы. Если их не чистить, то они наверняка станут похожи на мятую и почерневшую от времени проволоку. Не представляю, как можно найти такую иголку в стоге города, даже такого, как наш.

— И давно ведутся поиски?

Аньяри посмотрел на первую страницу блокнота.

— Уже третий год.

— А она упорная…

— О да, донна не собирается отступать! У нее твердый характер, тверже, чем у многих мужчин. Но она слишком часто плачет… Я даже как-то спросил, почему донна плачет.

— И она ответила?

— О да. Но очень, очень странно ответила.

— Что именно она сказала?

Роберто устало потер уголки глаз.

— Она сказала: слезы — это единственная молитва, которую Господь согласен принять у меня.

***

После обеда дождь разыгрался не на шутку, но я все-таки нашел в себе мужество добраться до салона, хотя и сам толком не понимал, чем намерен занимать там оставшееся от рабочего дня время. Но в любом случае, сначала непременно нужно пойти в ванную комнату и насухо вытереть волосы, а потом, пожалуй…

— Вам не мешало бы выпить чего-нибудь согревающего, мистер Стоун.

— Именно об этом я и подумывал, миледи.

— Заканчивайте ваш туалет и подходите на кухню. Я приготовлю все необходимое.

Рубашка, так и не побывавшая на батарее, разумеется, не смогла просохнуть, но в салоне всегда хранилась смена белья и кое-какая одежда, рассчитанная именно на непредвиденные ситуации, поэтому я растерся полотенцем и с удовольствием нырнул в толстый свитер, связанный из колючей, но невероятно теплой козьей шерсти. Если правильно помню, его прислала мне какая-то из моих шотландских бабушек еще десять лет назад, и тогда он казался великоватым, а сейчас пришелся в самый раз.