Узнаёте? Алик ДеткинПовести

Все смотрели на меня с благодарностью. Так мне казалось… А может быть, даже и с обожанием. В полутьме это трудно было определить.

Я тоже радовался, как ребёнок! Ещё недавно я мечтал раскрыть «тайну старой дачи», а теперь был счастлив оттого, что неверно раскрыл её, что ошибся, что скелет принадлежал вовсе не Дачнику, а биологическому кабинету подшефной школы. О, как часто жизнь меняет наши планы и настроения!

— Что значит иметь талант! — тихо, но с восторгом сказал Принц Датский. — С этим надо родиться!

Он уважал чужие таланты.

— А я вот… — Принц вытянул вперёд свои руки, словно упрекая их за то, что они, такие длинные, ничем сегодня не помогли.

— Ничего, ничего… Они ещё пригодятся! — Я приподнялся на цыпочки и похлопал Принца Датского по плечу.

— Но как же ты догадался? Ещё до того, как увидел бирку и планку? — спросил Покойник.

— Когда Глеб перевернул крышку…

Я подошёл к столику и тоже перевернул. Фразу я не закончил, потому что заметил на обратной стороне крышки… Я ничего никому не сказал. Но подумал о том, что в этот момент прибавился ещё один важный факт. Очень важный! И что я приближаюсь к разгадке…

— Не держи нас в неведении, — приободрившимся голосом попросил Покойник. — Почему тебя так заинтересовала ничего не значащая фраза в «зарисовке» Мироновой? Помнишь, ты сказал о верёвке, за которую ухватился. А в той фразе абсолютно не за что было хвататься!

— Как кому! — сказал я, — Именно ничего не значащие факты подчас значат в расследовании всё! А с виду значительные не значат ничего.

Миронова подняла руку:

— Можно мне?

— Пожалуйста.

— Я подчеркнула эту фразу, — сообщила она.

— Да, твоя фраза осветила нам путь…

— К чему?! — гордо прошептала Миронова.

— К спасению! — ответил я.

Все перестали дышать… Но я ничего больше не объяснил.

— Дайте время, — сказал я. — Мне нужно изучить факты. Оценить обстановку! Продумать, взвесить… И обобщить!

Все тихо присели на ящики. Все подчинялись мне, надеялись на меня. Давно я мечтал, чтобы Наташа была рядом в какой-нибудь выгодный для меня момент. Но о таком моменте я даже и не мечтал. Он даже не мог мне присниться!

О, как, оказывается, мудра поговорка: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!» Только в темноте подвала мои способности могли вспыхнуть так ярко. Свет вообще поражает главным образом тогда, когда внезапно появляется в темноте. Хорошо бы записать эту мысль Наташе в тетрадку!

— Дайте мне время, — ещё раз попросил я.

— Но времени нет, — сказала Наташа.

— В каком смысле?

— До электрички осталось всего полтора часа.

— Я буду действовать ускоренным методом.

Расследование начинается! Я должен побыть наедине!..

Миронова подняла руку:

— С кем?

— С мыслями, с фактами.

Я сел на ящик, стоявший в стороне от других, и погрузился в раздумье.

Я знал, что у каждого настоящего сыщика или следователя должен быть помощник, благородный такой и наивный человек, который говорит разные глупости и споря с которым следователь легче нападает на след. Я не собирался никому подражать. Но, конечно, мне бы хотелось, чтоб Наташа была этим помощником и наблюдала, как я логически мыслю. Но заставлять её нарочно говорить глупости я не мог. Да у неё бы это и не получилось, если б даже я захотел!..

Итак, я начал анализировать в одиночку…

Мне было известно, что знаменитые сыщики и следователи, раскрывая преступления, прежде всего хотят выяснить: кому оно выгодно!

«Так, так, так… Я не пойду обычным путём! Буду действовать своим методом, — решил я. — Пойду от обратного, как иногда доказываются теоремы. Да, сделаю наоборот: продумаю сначала, кому невыгодно, чтоб мы сидели запертые в подвале».

Наверно, всем нам невыгодно. А больше всех? Наташе! У неё тяжело больна мама. И она обязательно должна сесть на электричку в семнадцать ноль-ноль! Так, так, так… Теперь надо выяснить, кому выгодно, чтобы Наташе было невыгодно. Сбиваюсь на чужой метод… Но ничего не попишешь! Кто же может Наташе мстить? И за что? Разберёмся! Вернее всего, кто-то был отвергнут ею — и вот решил… Любовь часто толкает людей на преступления! Об этом и в пьесах говорят, и в кинокартинах… Но кто же ей мстит? Племянник Григорий? Он мог быть только оружием мести! Так, так… Это ясно. Он не подходит: по возрасту и вообще… Вряд ли он способен на глубокое чувство. Но кто его сделал своим оружием? Кто?! Покойник? Он любит вымышленные образы. И вообще умирает от страха. Но прежде чем вынести окончательное решение, я должен во всём сомневаться. А если Покойник притворяется? Если на самом деле он ничего не боится? Да нет! Достаточно взглянуть на него… Принц Датский? Он благороден. Физическая сила сочетается в нём с детской застенчивостью. Но я должен во всём сомневаться! А вдруг он притворяется добрым?

Как-то противно всех подозревать! Но всё-таки… Я должен провести подробнейшее расследование! Значит, надо проверить всех. Кроме Наташи… Может, Миронова? Допустим, она завидует Наташе. Нет, ерунда. Исключается! Она завидует только тем, кого учителя ценят больше, чем её. А больше, чем её, они никого не ценят! Значит, методом исключения, который иногда применяется при расследованиях… Опять пойду старым путём. Говорят, «старый друг стоит новых двух». Может, это относится не только к друзьям? О, как мудры народные поговорки!

Итак, я добрался до Глеба… Он опять запинается на каждом втором слове. А больше — молчит. Но дело не в этом. Не поэтому он вызывает у меня наибольшие подозрения. Так, так, так… А почему? Во-первых, он единственный из нас всех был раньше знаком с Племянником. Улика номер один! А во-вторых и в-третьих… Мои наблюдения, о которых никто не знает! Те две догадки… В них — ключ! Я уверен… Но я должен во всём сомневаться. Так, так, так… Надо всё доказать! Доказать! Доказать!..

Я обернулся. Все тихо сидели на ящиках. И ждали… А Миронова задремала. У неё был железный характер! Я всех обвёл взглядом и остановился на Глебе.

Настала пора допроса! Поведу его осторожно, чтобы предполагаемый виновник ни о чём не догадался. И чтобы не обидеть его раньше времени подозрением. Прежде всего, соблюдение законности! Об этом часто пишут. Я не должен её нарушать. Должен во всём сомневаться, пока не будет доказано… И никакого насилия! Никакой грубости! Так, так, так…

— Глеб, не хочется ли тебе подойти ко мне? Если тебе не хочется, не подходи. Я тебя не принуждаю. Я сам могу подойти. Но если ты хочешь…

— Я что же… — сразу откликнулся Глеб. — Я пожалуйста…

Он не договаривал фразы. Но это не было уликой: он и раньше не дотягивал их до конца. Да, это и прежде было его яркой особенностью.

Однако острая наблюдательность подсказала мне, что он слишком уж быстро откликнулся, словно ждал, что я к нему обращусь. И слишком уж стремительно подбежал, будто боялся, что я спрошу его о чём-нибудь громко и услышат все остальные.

— Что?.. А?.. — сказал он совсем шёпотом, словно предлагая и мне вести разговор так, чтоб о нём знали только мы двое. Моя острая наблюдательность стала ещё острее, будто её только что наточили.