Узник ночи

– Ты вернешься?
– спросил Алан, пытаясь сесть.
– Или я могу подняться наверх… пожалуйста.

Некси посмотрела на него. Она казалась удивленной тем, как он смотрел на нее, и Амари почувствовала сестринский порыв попросить Тень не разбивать ему сердце.

Мужчины-вампиры, как правило, имели тенденцию сильно влюбляться.

Но тут на губах Некси появилась едва заметная улыбка. На долю секунды. Но она определенно была.
– Да. Я вернусь.

Когда Тень повернулась, чтобы уйти, на ее лицо было написано, что она спокойный твердый орешек, хорошо обученный и опытный боец. И Амари позволила ей оставаться в этих доспехах.

Однако она видела, что за этим кроется. И у него было чувство, что для Тени разверзлась пропасть.

Оставшись наедине с братом, Амари подошла к кровати и села. Его руки нашли ее, и они долго смотрели друг на друга.

– Мне очень жаль, - сказал он.
– Прости, что втянул тебя во все это. Я был чертовски глуп.

– Больше никаких сделок, Алан. Или наркотиков. С этого момента ты должен быть чист.

– Обещаю.

Она надеялась, что он сдержит эту клятву. Только время покажет, но, по крайней мере, сейчас у нее было его обещание.

– Я скучаю по мамэн и папе, - сказал он, - каждую ночь.

– Я тоже.

Когда они оба замолчали, она подумала о вещах, которые хотела забыть. Например, о Ролли. Или темнице Чэйлена. О скелетах на церемониальной арене и Даавосе. А потом, до всего этого, о том, как упаковывала личные вещи их родителей. Закрывала дом, в котором выросла. Как покидала его, хотя он еще не был продан.

Внезапно ей стало неинтересно возвращаться в Колдвелл.

– Ты пришла, когда была нужна мне, - сказал Алан, - спасла меня.

Пока он говорил, что-то внутри нее вырвалось на свободу - в хорошем смысле. И именно тогда она поняла, что всегда чувствовала себя так, словно подвела их мамэн и отца. Каким-то образом она приписала себе и только себе способность остановить их убийства. Спасти их жизни. Восстановить их семью такой, какой она была и должна была оставаться.

Это было безумием, но эмоции редко бывают логичными.

Но ей удалось спасти Алана с помощью Дюрана и Некси. А поскольку брат - это все, что у нее осталось от семьи, в этом был покой, покой, который давал ей возможность простить себя за все то, за что она чувствовала себя ответственной, даже если не могла контролировать это.

Амари посмотрела в глаза того же цвета, что и ее собственные. И подумала о том, что жизнь часто делится на этапы, начало их ты можешь и не заметить, а в конце этап может оказаться эпохой, о которой ты и не знал... пока она не закончилась.

– Ты хочешь уехать из Колдвелла?
– спросила она.

– Да, хочу - ответил ее брат.

Глава 36

ЭТО НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ТАК СЛОЖНО.

Когда Дюран повернулся лицом к душу, он уставился на кран, как будто в нем был ключ к тайнам вселенной: «гор» против «хол». Предсказатель будущего. Предсказатель того, будет ли то, что произойдет в его жизни, хорошим... или плохим.

Сунув руку в нишу, выложенную плиткой, он включил воду, передвинул ручку в положение «хол» и, разочарованный собой, задернул занавеску. Но не было никаких причин думать, что теперь он будет переносить тепло лучше, чем в хижине Некси. Это было две ночи назад? Или... только одна?

Время мало что значило для него. Все было настолько важным и необъятным, казалось, что считать время с помощью часов, все равно, что использовать пляж для подсчета песчинок.

Сбросив грязную, мерзкую, пропитанную потом и кровью одежду, он посмотрел на свое тело. Кожа вся в синяках, в царапинах, в порезах, которые уже заживали.

Благодаря вене Амари.

Было много других вещей, которые случились благодаря ей. Он коснулся шеи, на которой впервые за двадцать лет не было шокового ошейника. Она сама срезала с него эту штуку, распилив то, что было закреплено вокруг его горла Чэйленом. И последнего, безусловно, больше не существовало на свете.

Амари освободила его многими способами. И все же он беспокоился, что есть вещи, от которых даже она не сможет его избавить.

Он снова отдернул занавеску. Представив себе лицо Амари, когда она вырвалась из камеры и бросилась к нему, он сосредоточился на слове «гор».

«Начинай потихоньку», - сказал он себе, наклоняясь и поворачивая ручку... еще... еще.

Температура медленно менялась, горячая вода поднималась по трубе откуда-то из обогревателя, вскоре брызги стали теплыми.

Он собрался с духом и шагнул под воду.

Поток воды, ударивший по затылку, заставил его вздрогнуть, но не потому, что это было неприятно. Это было потому, что его тело не привыкло ни к чему, кроме дискомфорта, как будто его нервы были перепрограммированы, и, если дерьмо не причиняло боль, это было неправильно.

Он сказал себе, что скоро привыкнет к новой жизни. Обычной жизни. Лучшей жизни.

И будучи неуверенным в этом, он взял мыло и стал намыливаться. Пена стекала по его груди, животу, бедрам. Он устал. Спина болела. Одно колено, казалось, хотело согнуться назад.

«Разве сейчас не время для радости?» - задумался он.

– Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?

Он отдернул занавеску. Амари была обнажена, ее одежда лежала там, где он оставил свою, волосы были распущены. У нее тоже были синяки на щеке, на руке, на бедре. А еще была рана в плече.

– Пожалуйста, Господи, да, пожалуйста, - выдохнул он.

Она слегка улыбнулась и повернулась к зеркалу. Вытерев зеркало рукой, она, глядя в него, отклеила пластырь на плече. Когда она следом сняла марлю, он поморщился. Рваная двусторонняя рана заживала, но была ярко-красной, с зазубренными краями и очень глубокой сердцевиной.

Он вспомнил отметину на линолеуме, которую увидел, когда вместе с ней искал жемчужину.

– Мой отец... Он не успел договорить, как в нем снова вспыхнула ярость.

– Теперь это не имеет значения.

В нем росло желание убивать, и он попытался отбросить агрессию.

– Ты уверена, что ее можно мочить?

– Она уже закрылась.

Она повернулась к нему, и он посмотрел на ее грудь, на ее талию, бедра.

– Пойдем под теплую воду, - позвал он.

Амари взяла его за руку, и когда он притянул ее к себе, его тело отреагировало, становясь толще и длиннее именно там, где нужно.

Ощущая вкус ее губ под падающими брызгами, он жаждал ее, но оставался осторожным, когда прижимал ее к себе и водил руками вверх и вниз по ее телу. Языки, томные и горячие, проникали и скользили, и когда она прижималась к нему, ее груди упирались в твердь его груди.