Узник страсти

Она могла бы, конечно, воззвать к благоразумию Равеля. Однако у нее было какое-то неприятное подозрение, что все закончилось бы тем же самым. Ей представлялось маловероятным, что он сознательно пошел бы на такой позор, как уклонение от дуэли без подходящего возмещения, такого, какое он выбрал бы сам.

«Твоя добродетель за мою честь…»

Ее пальцы с силой сжались в кулаки, но она медленно заставила себя снова расслабиться. Забудет ли она когда-нибудь эти слова, эти часы, проведенные в объятиях Равеля Дюральда?

Она забудет. В конце концов, что было такого незабываемого в поцелуях и ласках негодяя и убийцы? И она вовсе не собиралась повторять этот опыт. Все это показалось ей настолько разрушительным потому, что это случилось с ней впервые, и она не была готова к такому натиску и к своей собственной страстной реакции, и в сложившихся обстоятельствах она пыталась спасти человеческую жизнь. Пройдет время и это эмоциональное напряжение сойдет на нет, а ее брачная ночь, если она когда-нибудь решится выйти замуж, без сомнения, сотрет последние следы этих воспоминаний. Возможность этого для нее была одним из аргументов в пользу брака, но она не считала необходимым прибегать к таким отчаянным мерам. После своего пребывания в городе она могла воспринимать случившееся как бы со стороны.

Но, несмотря на все эти размышления, стоило ей оказаться за дверью маленькой комнатки в хлопковом сарае, как она почувствовала, что ее ладони стали влажными, и ощутила дрожь в коленях. Она сняла ключ с крючка, но ее руки дрожали так сильно, что она смогла только с третьего раза попасть в замочную скважину. Она повернула ручку, распахнула дверь и почти что упала в комнату, так как в спешке споткнулась о порог.

Она остановилась так резко, что ее юбка и тяжелый край плаща буквально завернулись вокруг ее ног. Сердце в груди замерло и затем забилось с удвоенной силой. Равель лежал с книгой на кровати, вытянувшись на боку и подперев голову одной рукой. Даже отдыхающий здесь, в этой маленькой комнатке, он внушал опасность. Белая повязка на голове, так контрастировавшая с бронзовой кожей, придавала ему какое-то удальское очарование. Он поднял взгляд, и в его глазах зажглась теплая, но все же окрашенная иронией улыбка.

Она была еще красивее, чем он ее запомнил. Свет лампы отражался красновато-золотым блеском у нее в волосах, кожа мягко блестела, как шелк цвета слоновой кости. Она обладала способностью приковывать к себе внимание, во взгляде ее темно-синих глаз было что-то неуловимо возвышенное и несомненно внушающее доверие. Отсутствие притворства выделяло ее среди других женщин. Ее стройное тело с высокой округлой грудью и узкой талией было худым, но изящно-грациозным. Юбки скрывали ее бедра, но он прекрасно помнил их совершенные очертания. Она несомненно была настоящей леди. Но при этом в ней чувствовалась сила и решимость отомстить, если ей причиняли боль, но, кроме этого, в ней ощущалась какая-то непредсказуемость, а искры в глубине глаз делали ее просто обворожительной. Он задумался, знает ли она о своей привлекательности, но уже через мгновение решил, что она должна об этом знать, так как многие мужчины, должно быть, говорили ей об этом.

– Я думал, что ты вернулась в Новый Орлеан. Должно быть, это была весьма быстрая поездка.

– Так оно и было, – ответила она, закрывая дверь. Повернувшись к нему, сказала с резкостью в голосе, причинами которой были чувства облегчения и вины: – Кажется, голова тебя больше не беспокоит.

– Все в порядке, если я расчесываю волосы осторожно.

Его сухой тон и взгляд обеспокоили ее. Аня отвела глаза и посмотрела на книгу, которую он держал в руках, на подушки на кровати, на отцовские шахматы, расставленные на стиле, и на поднос с бутылкой вина и тарелкой с бутербродами.

– А ты с комфортом устроился здесь, пока меня не было.

Он посмотрел на нее с исключительно обаятельной улыбкой.

– Марсель ухаживает за мной. Мне кажется, он жалеет меня.

– Жалеет тебя? – В ее голосе были слышны удивление и некоторая усталость.

Он закрыл книгу и откинулся на гору подушек, сцепив руки за головой.

– Очевидно, он думает, что ты держишь меня здесь ради собственного удовольствия.

– Он не думает ничего подобного!

Равель продолжал, как будто она и не перебивала его:

– Естественно, я попытался разубедить его в этом…

– «Естественно»! – насмешливо сказала она.

– Но мне кажется, он думает, что какой бы неудобной не была эта ситуация для меня, это является наилучшим шансом для его хозяйки заполучить себе мужа.

В ее глазах зажегся опасный огонек.

– Так ты…

– Ты не должна обвинять его. Он всего лишь беспокоится о тебе.

– Я не собираюсь его ни в чем обвинять, поскольку нет ни малейшей вероятности того, что я когда-либо приму тебя в качестве мужа!

– Никогда?

– Конечно, нет.

Он прищурился.

– Но предположим, что ты беременна от меня?

– Для этого существует «английское лекарство», – ответила она, подняв подбородок. Он резко сел на постели.

– Ты этого не сделаешь.

«Английское лекарство» – это были знаменитые женские таблетки, которые впервые предположительно были приготовлены сэром Джеймсом Кларком, врачом королевы Виктории, и рекламировались как способствующие «регулярности ежемесячных периодов». При этом настолько сильно подчеркивалось противопоказание использовать их в течение трех первых месяцев беременности, так как они «обязательно приводили к выкидышу», что они преимущественно использовались именно для этой цели. Аня вовсе не предполагала принять их в случае необходимости, но она не Могла позволить этому человеку почувствовать какую-либо власть над собой.

– Разве?

Он долго смотрел на нее, затем глухо спросил:

– Ты настолько меня ненавидишь?

– Скажи мне, почему бы мне этого не делать.

В ее голосе прозвучали нотки, которые ей самой не понравились, нотки, очень похожие на мольбу. Однако он, казалось, не заметил их.

– Я никогда не хотел сделать тебе больно.

– Это, конечно, может служить утешением, – продолжила она, прежде чем он смог сказать еще что-то. – Но если ты оказался способен так успешно завоевать симпатии Марселя, то почему ты все еще здесь? Ты, конечно, мог бы убедить его выпустить тебя.

– Может быть, я не торопился уехать отсюда.

– О да, тебе чрезвычайно нравится пребывание здесь. Фактически это прекрасный оздоровительный курорт? – Она бросила на него уничтожающий взгляд.

– Мне было любопытно узнать, возвратишься ли ты? И, конечно, я не мог лишить тебя удовольствия рассказать мне во всех подробностях, в каких развалинах лежит сейчас моя честь.

Она покраснела, когда услышала, как он произнес это слово, а также при воспоминании о замечаниях, сделанных Мурреем. Сдавленным голосом ответила:

– Все не так плохо, я думаю. Многие на твоей стороне.

– Разве? – Он нахмурившись, но с интересом смотрел на нее.

– Например, Эмиль Жиро.

– Эмиль… – мягко повторил он. – Он вернулся?

Она кивнула, не удивившись, что он знал о передвижениях брата Жана. Каким бы отчаянным, беспринципным и бессовестным он ни был, она понимала, что в Равеле Дюральде заключено нечто большее, чем то, что лежит на поверхности. Все это смущало ее и сбивало с толку – ведь она ничего другого не хотела, кроме как презирать его всем сердцем.