В 75 Баба Катя девочка опять

– Потому что дорогая, ты снова среди живых, – ласково и покровительственно улыбнулась Кейт всё та же сердобольная медсестра, вводя ей в вену иглу капельницы, к которой уже был подсоединен раствор димедрола 2 с фенобарбиталом 3 . – Это только у мёртвых ничего не болит, а у нас у живых… Всё время хоть что-нибудь, но болит!

– Снова среди живых? Что значит «снова»? – недоуменно уточнила Кейт. Однако разговорчивая реанимационная медсестра, решив, что здесь она свой священный долг исполнила, уже удалилась. Кейт попыталась дозваться до кого-то ещё, но её вдруг неумолимо и всепоглощающе стало клонить ко сну. После череды странных, даже не странных, а скорее бредовых, если не кошмарных, событий, вслед за которыми последовала атака всесокрушающей боли, всепоглощающий, сулящий покой, сон показался ей очень уютным и приятным. Кроме того, она не исключала возможность также и того, что всё, произошедшее с ней в течение последних десяти или пятнадцати минут, было не более чем просто кошмарным сном. Иначе говоря, она перестала сопротивляться и подчинилась навеянному медикаментами сну.

2

Димедрол уменьшает реакцию организма на гистамин, уменьшает проницаемость капилляров, обладает противоотечным и снотворным эффектом.

3

Фенобарбитал снижает активность ретикулярной формации среднего мозга, тормозит освобождение ацетилхолина, обладает противосудорожным и спазмолитическим эффектом.

Екатерина Алексеевна же между тем тоже переживала не лучшие времена. Едва только её ввезли в палату, как её старое и истерзанное страданиями сердце начало сбоить. Началось всё с приступа стенокардии и одышки. Ей тут же ввели нормализующие сердечный ритм лекарства и ритм сердца начал приходить в норму.

Однако не прошло и пятнадцати минут, как на фоне фибрилляции желудочков у больной произошла остановка сердца (нарушение ритма, при котором разные участки сердечной мышцы начинают сокращаться хаотично, независимо друг от друга, что и останавливает кровообращение). Екатерине Алексеевне немедленно сделали электрическую дефибрилляцию, и нормальный ритм сердца вновь восстановился.

Больной ввели все полагающиеся в таком случае препараты, проделали все необходимые процедуры и, тем не менее, через десять минут произошла ещё одна остановка сердца. И снова развилась фибрилляция желудочков. Но на сей раз электрическая дефибрилляция оказалась уже бесполезной. Непрямой массаж сердца тоже не помог. А значит больную нужно было в экстренном порядке подключать к аппарату искусственного кровообращения.

Дабы запустить сердце, Екатерине Алексеевне раскрыли грудину. Теперь можно было переходить к прямому массажу. Опытный хирург в считанные минуты проделал все необходимые манипуляции, вслед за чем с превеликим облегчением объявил перфузиологу: «Можно пускать кровоток». И аппарат «Сердце-легкие» заработал. «Один литр, два литра, три… полный поток», – произнес перфузиолог.

Теперь хирург получил возможность осмотреть сердце. Фибрилляция желудочков продолжалась, волокна сердечной мышцы сокращались хаотично и независимо друг от друга. Что же касается сердца, то, утратив свою насосную функцию, оно напоминало сачок с копошащимися в нём бабочками – вроде шевелится, но толка никакого.

Дабы вернуть сердцу способность самостоятельно нагнетать кровь в аорту, хирургу нужно было сначала прекратить фибрилляцию.

«10 джоулей, – скомандовал он и добавил: – Разряд!»

Сердце подпрыгнуло, опустилось на место и стало сокращаться. Вслед за чем по экрану монитора поползла вполне нормальная кривая ЭКГ.

– В этот раз мы вытащили её, – вытер пот со лба молодой кардиохирург. – И пока сердце выглядит очень неплохо. Я, честно говоря, ожидал худшего. Однако у нашей пациентки очень здоровое сердце для семидесяти-пяти летней женщины. Правда, надолго ли? Если в её крови фторацетата натрия 4 , то… Кстати, – посмотрел он на медсестру. – Что там с результатами анализов?

4

При летальном отравлении фторацетатом натрия в большинстве случаев смерть наступает из-за желудочковой аритмии, прогрессирующей, не поддающейся лечению гипотензии и аспирационного пневмонита. Эффективные антидоты при отравлении фторацетатом натрия – неизвестны

– Анализов ещё нет, – покачала головой одна из девушек. – Я только что звонила в лабораторию.

– Я думаю, мы предоставим насосную функцию аппарату искусственного кровообращения, а сердце пусть пока отдохнёт, – размышлял вслух хирург. – Я просто не вижу смысла закрывать ей грудную клетку, если мы не уверены, что через десять или пятнадцать минут не придётся вскрывать её опять. В общем, да так и поступим, – посовещавшись сам с собой, принял он окончательное решение, – пока ждём результатом анализов, оставим больную на аппарате. А уже, когда будем знать о её состоянии больше, примем окончательное решение.

Всё то время, что хирург, анестезиолог, перфузиолог, медсестры и ординаторы боролись за её жизнь Екатерина Алексеевна висела над собой. Вернее, над тем, что, как она понимала, было её бренным телом.

Многоэтажный мат, как выяснилось, позволял отвести душу не только живым, но и мёртвым. Выиграла на свою голову время! Ей не хватило каких-то гребанных пять минут, чтобы просто подписать завещание. Её адвокат как раз закончил его составление, когда её в третий раз одолел сердечный приступ. Подумать только! Сердечный приступ! Никогда не подводившее сердце, подвело её в самый ответственный момент!

– Ну разве это ни закон подлости?! – негодующе изрекла Екатерина Алексеевна. – Нет, не может быть, что я ничего не могу сделать! Может, если я найду Серёжу и очень громко закричу ему на ухо, он меня услышит?

– Насколько я знаю, вряд ли, – ответил ей меланхоличный голос.

– Я это кто? – настороженно уточнила Екатерина Алексеевна, испуганно заозиравшись по сторонам.

Впрочем, ещё больше она испугалась, когда поняла кто, точнее, что было источником звука. В воздухе клубилась тень, чем-то напоминавшая фигуру худого, высокого мужчины в капюшоне.

– Я – это Арон Психопомп тридцать третий, – между тем говорила тень, – проводник в ваш мир вот этих двоих, – капюшон дернулся, указывая на потолок.

Екатерина Алексеевна как завороженная посмотрела на потолок.

Блик света, ещё мгновение назад представлявший собой просто ореол люстры, вдруг засветился ярче и из него, словно из окна выглянули две головы.

Как только Екатерина Алексеевна их увидела, и тем более услышала, ей пришлось признать, что яд нанёс значительный ущёрб не только её сердцу, но и рассудку. Ну а что ещё ей было думать после того как вслед за говорящей тенью с ней заговорил самый настоящий песец?

– Э-эээ, а где Кейт? – с беспокойством осматривая комнату, поинтересовался остроносый белоснежный зверёк, который, к слову, был в шарфике и варежках, к тому же.

– Что значит, где Кейт? – прямо совсем-совсем по-звериному зарычал на пушистика выглядывающий из окна-портала мужчина. – Ты же утверждал, что точно знаешь, где она?! Ты же мне говорил, что ты это не я-ааа!!!

– А я и знаю! Точно знаю, что она должна быть здесь! Но только её нет! Но она должна быть здесь! Но её нет! – сбивчиво залепетал песец, голос которого по сравнению с громовыми раскатами голоса мужчины, вдруг показался Екатерине Алексеевне очень тоненьким и очень беспомощным.

И старая женщина, хотя и была уверена, что и тот и другой, как, впрочем, и девушка, которую они разыскивают – лишь плод её больного воображения, всё же не выдержала и вступилась за зверька.

– Пушистик прав, она была здесь! Ваша Кейт, я имею в виду, но потом вдруг куда-то делась! И больше я её не видела.

Песец вдруг выпрыгнул из своего окна и принялся парить вокруг Екатерины Алексеевны, пристально рассматривая её. Она в свою очередь, столь же пристально рассматривала зверька. Особенно его красные полусапожки!