В августе жену знать не желаю
Шрифт:
– Сынок, – донесся голос капитана, – не говорите так даже в шутку. Ну прилично ли это? Ключ найдется, вот увидите. Вспомните, в природе ничего не создается и ничего не разрушается.
Ланцилло, стеная, вернулся в свой номер. О, если бы он мог предвидеть, что всего лишь несколько часов отделяют его от счастливого обнаружения вожделенного предмета!
Когда в коридоре снова стало тихо, Мистерьё выглянул, убедился в том, что никого нет и выставил ногу. Но так и остался стоять с повисшей в воздухе ногой, затаив дыхание. Открылась дверь Марины, номер которой располагался
Молодой человек в полусне подумал со стоном:
– Вот она. Так я и знал.
Причина состояла в том, что прошедшим вечером произошла довольно бурная сцена: он имел неосторожность не выразить своего омерзения при виде хорошенькой постоялицы. Последовала страшная ссора, во время которой Марина поклялась, что на следующий день они расстанутся.
«Хорошо бы!» – подумал Камилло; и отправился спать, причем подруга последовала его примеру. Сейчас женщина без устали пинала дверь, так что молодой человек не мог больше делать вид, что спит.
– Кто там? – простонал он.
– Открывай, негодяй! – был ответ.
– Марина, – умоляюще сказал Камилло, – дай мне поспать.
– Открывай!
Марина сотрясала дверь с такой силой, что молодой человек вынужден был встать и, пребывая в состоянии жуткого страха – не зная, кроме всего прочего, куда придется ее первый удар, – открыть; сделав это, он опять побежал в кровать, а в это время перебаламученная Марина входила, водя по комнате звериным недоверчивым взглядом.
– Любимая, – пробормотал Камилло, стараясь задобрить ее, чтобы продолжить спать, – если я и виноват, то только в одном: в том, что люблю тебя…
– Ах вот как? – закричала Марина вне себя от ярости, – ты спишь, несмотря на мои отчаянные крики, кричит петух, а ты не желаешь просыпаться.
Она подскочила к двум кувшинам с водой и молниеносным движением опрокинула их на тело и кровать несчастного молодого человека. Тот, ощутив на себе потоки воды, на мгновение подумал, что пришел его последний час. Но тотчас от соприкосновения с водой он вышел из того оглушенного состояния, в котором находился после прерванного сна, и выпрыгнул на середину комнаты, превратившуюся в озеро. На этот раз вне себя от ярости был он.
– Проклятье моей жизни! – заорал он, хватая женщину за волосы, – вон отсюда, вон, вон! Завтра, даст бог, все будет кончено!
И вышвырнул ее за дверь. Мистерьё, который как раз в это мгновение решился сделать шаг, снова поспешно спрятался.
Марина с победоносным смехом вернулась в свой номер, и бедный гостиничный вор решил выйти, как вдруг открылась другая дверь; а именно – из номера силача-гренадера, который, разбуженный ссорой любовников, закричал в общем направлении их двери:
– Вы наконец прекратите шуметь? Не беспокойте людей хотя бы ночью. Безобразие! Что это такое? Что за…
Мистерьё думал: «Подожду, пока он закончит, а потом быстро все сделаю».
Но силач не унимался.
– В этом пансионате, – продолжал шуметь он, – ни есть, ни спать, ни играть не дают! Даже фортепиано нет! Нет даже…
Продолжить он не смог. Открылась еще одна дверь, и появилась фигура Джанни Джанни, которому добряк
Уититтерли позволил остаться в пансионате еще на пару дней.– Если еще раз услышу ваш несносный голос, – сказал долгожитель силачу-гренадеру, – я подойду и тресну вам тазиком по голове.
После чего этот вспыльчивый человек прибавил еще несколько выражений с неясной логической связью – как, например, такое: в силу чего, учитывая, что силач-гренадер не желает спать, мог бы не мешать это делать настоящим джентльменам (sic [9] ).
При этих словах у силача-гренадера потемнело в глазах, и он бросился на своего врага. В пустом и ярко освещенном коридоре противники принялись яростно мутузить друг друга. После обмена первыми ударами, не прерывая боя, силач-гренадер подумал:
9
Вот так (лат.).
«Какой же я дурак! Драться со злейшим врагом ночью в пустынном месте! Ведь тут нас никто не разнимет. Моя жажда мщения уже удовлетворена, а ведь приходится лупить его и дальше, потому что нас некому разнять. Да и под каким предлогом я перестану драться? А с другой стороны – он тоже не прекращает драться».
Одновременно Джанни Джанни, нанося тяжелые удары, думал:
«Какую глупость мы совершаем! Вместо того, чтобы сцепиться во время обеда, когда десять человек быстро бы нас утихомирили! Теперь я бы охотно и прекратил, но не могу же я отступить первым. Посмотрим, может, кто-нибудь найдется поблизости».
Продолжая осыпать противника ударами и получая столько же в ответ, старик стал отвлекать силача к правому коридору.
«Куда это он? – думал гренадер, отходя влево, – в той стороне никого нет!»
Долгожитель же думал, отходя вправо:
«Этот болван ничего не понимает».
Тем временем, поскольку рассвет был уже близок, Мистерьё решил действовать незамедлительно. Он вышел из своего укрытия и как будто раздумывал, откуда начать, не удостаивая драчунов даже взглядом.
– Эй! – крикнул ему Джанни Джанни. – Вы разве не видите, что мы деремся?
– Вижу, – спокойно ответил Мистерьё.
– И что вы там стоите как пень? – воскликнул силач-гренадер. – Сделайте же что-нибудь! Или что, подсказка нужна?
– А мне-то что за дело? – ответил Мистерьё. – Деритесь себе на здоровье.
И вошел в какой-то номер.
Когда противники остались совершенно одни, сцепившись в смертельной схватке, силач-гренадер предложил:
– Попробуем в той стороне.
– Там все спят, – ответил Джанни Джанни задушенным голосом, не переставая наносить удары.
Силач-гренадер меж тумаками вставил:
– Надо вызвать Арокле.
Все так же сцепившись, нещадно колотя друг друга, они дошли до последнего этажа и стали пинать дверь в комнату Арокле.
Преданный слуга выглянул, полусонный, и очумелыми глазами посмотрел на драчунов. Наконец он спросил:
– И что мне делать?
– Разнимите нас! Скотина!
Арокле оделся; потом нехотя вклинился между дравшимися и, разумеется, у него ничего не вышло. Но с божьей помощью драчуны были разняты и отправлены в свои номера.