В барханах песочных часов. Экстремальный роман

Она оказалась права: в пресс-центре обнаружились Трошин с Кирным. Отец уже не гнал ее домой. Видимо, обстановка действительно располагала к мирному исходу проблемы власти.

Все выливалось в какой-то праздник на обломках коммунистической тирании. Группы музыкантов оглашали окрестности отечественным рок-н-роллом. Ростропович позировал перед телекамерами со скрипочкой, скромно намекая, что это в данный момент надежнее автомата. А рядом с ним омоновец нежно поглаживал автомат со сдвоенными рожками. И вместе они символизировали Великую Россию, рванувшуюся к свободе.

Какой-то пьяный поэт залез на танк и яростно читал свои стихи, обращенные к врагам отечества. Танкисты от нечего делать дружно ему аплодировали, хотя, собственно, они и являлись на данный момент предполагаемыми врагами отечества, забаррикадировавшегося в Белом доме. Поэт понимал некоторую двойственность своего положения и обращался не к людям, а к небесам, словно враги засели вверху, поэтому никому не было обидно, и ему то и дело подносили выпить.

– О, явились - не запылились!
– приветствовал подруг Паша, - забили тамтамы, и папуасы ринулись к корыту с едой!
– вставил он свою коронную фразу и, сказав, чтобы они его ждали, исчез в толпе.

– Куда это он?
– не поняла Леночка.

– А черт его знает, он непредсказуемый парень, - пожала плечами Лариса.

Через полчаса Кирной ввалился в пресс-центр в роскошной куртке на меху, с охапкой китайских пуховиков, и со спортивным рюкзаком, в котором звякали бутылки и консервные банки.

– Безвозмездный дар от детей капитализма защитникам новой эры!
– воскликнул он, и напялил куртки на Леночку, Пончика и Трошина.
– Теперь нам ночь не страшна, можно концерт смотреть.

К счастью, в рюкзаке оказался термос с горячим кофе, и Леночка окончательно ожила и взбодрилась. Плотно перекусив, друзья решили послушать выступления “Машины времени”, и пошли на баррикады. Зрелище оказалось потрясающим: прожектора выхватывали музыкантов, танки, фантастические лица участников очередной российской политической драмы. Леночке на мгновение даже показалось, что это одна большая поп-группа, только у одних в руках гитары, а у других автоматы…

Но ощущение некоего шоу моментально исчезло после того, как совсем рядом хлестнули автоматные очереди и отдельные выстрелы.

Где-то внизу на набережной вверх к ночному небу взметнулся мощный сноп огня.

– Танк подожгли!
– крикнул кто-то, - там же снаряды!

Но паники не было. Все стояли и заворожено смотрели, как танкисты тушат огонь. Поползли слухи, что, оказывается, уже есть жертвы. Кого-то задавило бронетранспортером…

Леночке стало страшно. Ближний танк яростно взревел моторами и стал медленно поводить пушкой, словно выбирая цель. Здесь уже нервы у защитников не выдержали, и толпа отхлынула от края баррикад. Леночку сбили с ног, и она с ужасом приготовилась к самому страшному. Но в этот момент сильные руки подхватили ее и увлекли за собой.

– Забили тамтамы, и папуасы ринулись к корыту с едой!
– прозвучало у нее над ухом, и она поняла, что это Кирной.

– Эти папуасы чуть меня не затоптали, - пожаловалась Леночка, отряхивая пуховик от пыли.

– Наконец-то до толпы дошло, что танки настоящие!
– вещал Кирной, - это хорошо! А то, понимаешь, превратили трагедию в фарс! Кому это выгодно? Никому! Все должно быть настоящим, и снаряды, и свобода, и вино. Долой понарошечных демократов!

Через мгновение на Кирного набросились три пожилые дамы в черных одеждах и очках, по виду учителки.

– Лазутчик! Провокатор!
– заверещали они, повиснув на куртке удивленного Паши, который стоял, как столб, и не сопротивлялся, силясь сообразить, что произошло.

К ним быстро подошли военные с триколорными повязками, видимо, патруль.

– В чем дело?
– спросили они.

– Он кричал: долой демократов!
– указывая на Павла, завопила женщина.

– Господа, они с ума сошли, женская психика не выдерживает, им всюду стала мерещиться измена, - спокойно и даже развязно заговорил Кирной.
– Я крикнул: долой понарошечных демократов, понимаете разницу? Чем они слушали, интересно?

– Да, он крикнул: понарошечных, - вклинилась в разговор Леночка, - я слышала, а эти не поняли…

Пончик поддержала подругу.

Патруль на всякий случай проверил Пашины документы. Билет члена союза художников их успокоил, и они отвязались.

– Саламандра, ты спасла мне жизнь!
– с пафосом воскликнул Кирной, - чем мне отблагодарить тебя?

– Не спаивай моего отца, а то, чувствую, у вас хорошая компашка организовалась, - посетовала Леночка.

Кирной нахмурился и произнес:

– Что касается вина, Саламандра, а вино с таким названием, кстати, я тоже пил… так вот, что касается вина, я всех отсылаю к Александру Блоку, а уж совсем дурных к Пушкину: “Что за Пушкин без шампанского!”

– А вино, между прочим, “Масандра” называется. И вообще, хватит тебе ерничать, уже, говорят, три человека погибли, - оборвала его Леночка, - и неизвестно, что к утру будет…

– Ладно, пойдем к папе, а то меня опять арестуют, - согласился Кирной, и вся компания направилась в пресс-центр.

Вдруг Пончик резко остановилась и, схватив подругу за рукав, вскрикнула, тыча пальцем в сторону набережной:

– Смотрите! Это же …! Это она!

– Забили тамтамы и папуасы ринулись… - возвестил Кирной.

Друзья быстро перебрались на ту сторону баррикад и очутились возле танка, на башне которого в свете прожектора позировала перед кинокамерой Янка. Волосы ее были растрепаны, лицо и блузка вымазаны сажей. Она стояла лишь в блузке и плавках. В одной руке держала босоножки, в другой - белые закопченные лосины, размахивая ими как флагом.

– Боже мой, - охнула Лариса, - она же бухая в стельку, дитя несчастное, покинутое…

Тем не менее Янка вовсе не походила на несчастное покинутое дитя. Она явно изображала из себя мисс Свободу.

– Господа!
– восклицала она надрывно, - эту ночь мы не забудем никогда! Какая ночь, господа! Она поглотила собой тиранию коммунизма и оставила нам только любовь, одну любовь! Любовь и танки, господа, это прекрасно! А меня зовут Янка, и поэтому я на танке… Это самые лучшие мои стихи, господа!