В цепи ушедших и грядущих

Но Ферапонт гнул свое:

— Нет, сам, только сам, без электроники! Буду сражаться с предками ради нашей любви! И моя победа возвысит меня. Поверь мне, Валечка! Веришь?

— Да… Верю, — нерешительно сказала она, ее смутила искренность в голосе Славы. — Но видишь ли, Славочка…

— Хватит, болтовни! — Семен с силой схватил левую руку Славы. — Пора приступать к опыту.

— Минуточку, друзья! — Ферапонт нашел новый ход. — Срочно надо в туалет, ворочусь и начнем.

Слава двинулся к двери. Но справившаяся с сомнением Валя уперлась локтями Славе в грудь и закричала:

— Держите его, это Ферапонт, а не Слава! Шурочка, Семен, Вова, на помощь!

— Валечка, что ты, Валечка, — бормотал Ферапонт Иванович. — Смешно, ей богу! Ну, не можешь же ты со мной туда, а мне очень надо! Через минуту ворочусь, слово даю!

Продолжай Ферапонт говорить, он, возможно, убедил бы Валю, она опять заколебалась. Трое же физиков приближались нерешительно, не выказывая особого желания хватать и тащить. Но их приближение испугало Ферапонта, и он сделал ошибку.

— Граф, да очнитесь вы, ваше сиятельство! — завопил он. — Иван Коровин, ты чего, навались! Павлуша, остолоп маменькин! Берите его себе, ибо деремся за нашу жизнь! Прочь с дороги, хлюпики!

— И за жизнь, и за честь свою, — объявил граф. — Сударыня, дайте путь благородному человеку!

— Сокрушим и развеем! — заревел обретший голос дьякон. — Ибо сказано в писании — кто не со мной, тот против меня!

Трое физиков, хоть Ферапонт Иваныч и честил их хлюпиками, были ребята дюжие. Семен к тому же три года занимался самбо, а в гвардии приемы рукопашного боя были не в чести. Отчаянно выдирающегося Славу подтащили к аппарату. Граф удвоил усилия, но в этот момент шпаги у него в руках не было. Вале показалось, что она попала в сумасшедший дом во время разыгравшегося там скандала: трое парней свирепо волокли упирающегося четвертого, а тот на разные голоса то плакал, то ругался, то произносил какие-то странные изящные словечки, то мощно возглашал анафему и пламенно призывал изничтожать супостатов.

— Готово! — победно провозгласил Семен, защелкивая на руке Славы передатчик. — Осторожненько его на стул, ребята, поддерживайте, иначе упадет.

Славу усадили на стул, аппарат загудел и засветился всеми разноцветными глазками. Слава вздохнул и потерял сознание.

10 Возвращение “на круги своя”

— Ребята, а он живой? — испуганно прошептала Валя.

— Пульс вроде есть, — без уверенности сказал Семен.

— Сейчас приготовлю ему рюмочку чая, — сказал Шура, достал мензурку, наполнил до половины водой и долил из колбы жидкостью, по цвету и запаху и отдаленно не схожей с чаем. — Настоено на калгане и перце, жуткое лекарственное действие. Запорожцы без калгановки и дня не жили, — добавил он для убедительности.

Слава слышал их, но глаз не открывал. И рта не раскрыл, когда Шура попытался влить в него “рюмку чая”. Сознание возвратилось, но в голове шумело и мысли были мелкие и ленивые. Он вспомнил, что с ним произвели новый эксперимент, надо было узнать о результате, но спрашивать не хотелось. Он сидел с закрытыми глазами, отдыхал, вяло вслушивался в себя — не гомонят ли предки? Предки молчали. Их, очевидно, скопом вызвали в далекое их родное время. И Славе вдруг стало жаль, что их больше нет. Он уже как-то сжился и с умным язвительным Ферапонтом, и с бестолковым пьяницей дьяконом, с плаксой и обжорой Павлушей, и даже с лихим графом (вот уж кого одолевали страсти, жизнь мог отдать за мимолетную прихоть…). Что ни говори, думалось Славе, а это все же мои, точней, мое, нет, наверное, мои, а может, моя: моя родня, моя душа, моя родословная…

Запутавшись в местоимениях: мое, мои, моя, — Слава открыл глаза.

— Смотрит, смотрит! — радостно закричала Валя и кинулась его целовать. — Ты живой, Славочка, ты живой!

— Полуживой, — прошептал Слава и попытался улыбнуться.

— Теперь отвечай на вопросы, — добро сказал Вовочка. — Наука — прежде всего, а она требует информации. Я записываю: как голова? Как ноги? Руки не болят? Были видения? Что виделось?’ Давай в подробностях. Подробности для науки — самое важное.

— Оставьте его в покое, — рассердилась Валя. — Вы же слышали — он не живой, а полуживой. Не будьте жестокими! Наука подождет.

Но наука, видимо, требовала жестокости и не могла ждать. Вовочка замолчал, зато Шура заявил, что информация “по горячему следу” опыта — единственно точная, и продолжил допрос:

— Скажи одно — сгинули твои предки? Не подают голоса?

— Этого не знаю, — ответил Слава. — Возможно и сгинули.

— Правильно, нужно время, чтобы полностью удостовериться в удаче эксперимента, — рассудительно сказал Семен. — Неторопливость тоже свойство науки. Ребята, дадим ему придти в себя.

Слава повернулся к Вале.

— Валя, помнишь? Ты говорила… Она, смеясь, обняла его.

— Не тревожься. Мое слово твердо.

Слава собрал силы и сказал почти нормальным голосом:

— Один результат эксперимента несомненен: мы с Валей женимся. От имени нас обоих приглашаю вас, как косвенных виновников торжества, на свадьбу, которая имеет быть…

Валя удивленно ахнула, но Слава вдруг запнулся. Лицо его испуганно перекосилось В нем пробуждались предки. Предки говорили теми же голосами, правда, с иной интонацией:

— Исайя, ликуй! — грянул дьякон. — Многие лета прекрасной христолюбивой деве!

— Поздравляю, потомок! — просто сказал Ферапонт Иванович.

— Маменька, какая девушка, глаз не отвести! — слезливо восхитился Павлуша.

А граф Лукомцев как-то не по-своему забормотал:

— Примите мои… Ибо вижу сейчас, сколь неподобно держался… В общем, извинения и поздравления!

Слава сделал немалое усилие, чтобы не показать смятения. Валя на этот раз не заметила, что настроение его переменилось. Она приняла Славино предложение как должное и весело говорила физикам:

— Дату свадьбы согласуем с родителями, потом объявим вам. Славочка, ты сможешь встать?

— Смогу, если меня освободят от кандалов, — постарался пошутить Слава и протянул Семену руку: с нее забыли снять электронный датчик.

— Завтра в это же время ждем тебя, будем обсуждать эксперимент, — сказал Семен. — Пока топай, невеста тебя проводит домой.

— Я сам провожу свою невесту, — отпарировал Слава, и граф Лукомцев одобрительно хмыкнул.

Валя жила недалеко, и Славе удавалось притворяться веселым все десять минут, какие потребовалось, чтобы дойти до ее дома. Валя так радовалась его выздоровлению и перемене в своей жизни, что у него не хватило духу сообщить ей, что выздоровления, похоже, не будет и в силу этого ожидаемые ею радостные перемены могут не состояться.

— До завтра, — сказала Валя, целуя его у парадной своего дома. — Теперь иди прямо домой.

— До завтра, — ответил он.

Домой он не пошел. Слава брел по улицам, пока не уперся в набережную. По воде плыли отходы химкомбината, окрашивая ее в красно-бурый цвет. В порядке здорового юмора горисполком именовал речку Чистой. Неистовые рыболовы, в хорошие погоды торчащие на берегу, как незабитые сваи, утверждали, что в речке еще водится рыба, но нормальные горожане относили эти рыболовные россказни к разряду фантастических. Один рыболов даже продемонстрировал Славе плотичек, выуженных из бурой жидкости. Но Слава, имея много друзей, одержимых недугом рыболовства, никогда не слышал, чтобы кто-нибудь ел уху из этой рыбы. Шли слухи, что химкомбинат сам изготавливает эту тварь из отходов производства и спускает в речку, чтобы обмануть возмущающуюся общественность.