В час, когда взойдет луна

Кроме того, он впервые видел, чтобы люди столько пили. Особенно те, кто косит под варков. В Москве такие предпочитали более интеллигентную отраву — «ледок», «хрусталик», старый добрый кокс…

А из купе, когда дверь открывалась, разило так, словно они не только пили водку, но и купались в ней.

Кроме того, от затянутого в черную кожу парня во время последнего возвращения в купе (все там же, в Виннице) несло не только перегаром, но и аптекой. В пальцах он сжимал два пакетика «алка-зельцера», а куртка с пижонскими вырезами на локтях топорщилась от зажатой подмышкой бутылки «Свалявы» — но как-то уж слишком явно, прямо напоказ… Антон, дыша свежим воздухом на перроне, успел приметить, что «Свалява» фиксирует к боку ещё один пакетик — очень похожий на перевязочный комплект.

А когда поезд тронулся, «варколак» прошел в туалет с другим пакетом — и вышел уже без него. Какой смысл спускать обычный мусор в утилизатор унитаза?

Будь Антон простым пассажиром — он, скорее всего, не обратил бы на это внимания. Но он вот уже полгода как не мог позволить себе такой роскоши: не замечать мелочей.

А это была не мелочь, это была опасность. Не прямая — слишком эти двое сторожились. Но их ищут, а значит, могут обнаружить, что не у всех, кто садился в этот поезд, безупречные документы. Антон сильно наследил в Ростове, возможно, наследил в Харькове… чем больше звеньев в цепочке, тем легче по ней идти.

«Варколак» снова вышел из купе и двинулся против движения поезда. Ресторан через два вагона, но там спиртное пьяному не продадут. Это не станция, где можно отговориться спешкой. И вообще, лишний раз светиться…

Подожди-ка. Вода. Они на платформе воду покупали. Поездная вода, конечно, похуже, но и здешняя бутылочная тоже не очень… Зато она именно в бутылках, зато за ней не нужно все время ходить, если потребовалось много. Вода. Не для «варколака», для второго. Жажда, бледность, круги под глазами, озноб… Пьян? Расскажите кому-нибудь другому.

Антон знал, как это бывает. Только там дело довели до конца. Не сразу — растягивали на двое суток. Но он случайно увидел промежуточный результат.

Длинный вернулся. С большой упаковкой сока. Шел, покачиваясь и как-то дергаясь на ходу. И никакой он был не варколак — варк, настоящий. И когда садился в вагон, шатался не от водки — а от солнечного света.

Нелегальная инициация? Прямо в поезде? Да с ума они сошли, что ли?

Нужно сходить. На следующей станции. И посмотреть, кого ищут. Если ищут. Добираться до Львова и делать новые документы, потому что даже если «Омега» не сидит у этих двоих на хвосте сейчас, то рано или поздно сядет обязательно. И по всему их маршруту с метелкой и ситечком пройдется, и не только с электронными… любой его волос, любой его генматериал в этом чертовом поезде… Не во Львов, обратно на север, в Киев. И возвращаться сюда не раньше, чем через месяц-другой… Это Гонтар они поймали случайно, на варка гензацепку не сделаешь, материал отдельно от хозяина не живет, рассыпается. А я… Гонтар. Екатеринослав. Человек и варк.

Антон откашлялся и предложил беременной обменяться билетами.

Ему было страшно, ему было очень страшно. Если накроют с этими двумя, тогда конец. Но и сами эти двое… Зачем, зачем я это сделал? — он зажмурился, уткнулся головой в простенок между окнами, а потом ещё два раза легонько стукнул в него лбом. Некоторые водители-юмористы любят клеить над дверью мишень с надписью: «место для удара головой». Мне срочно, срочно нужно такое место…

Я это сделал, чтобы с этими двумя не пришлось разбираться беременной женщине. Или проводнику. А ещё потому что… потому что я вдруг решил: я должен это сделать.

Но почему я так решил? Я спятил, вот оно что. Устал бегать, извёлся и свихнулся.

Ну и ладно.

Закат скользил в окнах, дробясь о стволы лесопосадок. Из купе, когда дверь открылась, резанула попса, от которой свело скулы — лоу-поп-переложение украинских фольклорных песен: «Ой, мiй милий вареничкiв хоче!»

— Чего тебе, мальчик? — неприязненно спросил «варколак», когда Антон вошел и закрыл за собой дверь.

— У меня… билет… П-попросили поменяться… Вот… Там беременная женщина… а свободных мест больше нет. Вы же не хотите скандала?

Второй, что лежал на раскинутом сиденье, повернул в сторону Антона голову и раскрыл глаза, очерченные темными кругами. Точнее, один глаз — второй заплыл. Подбородок был рассажен, губы вспухли — похоже, перед тем как перейти в тихую стадию, этот «пьяница» все-таки побывал в буйных. За все время поездки он покидал купе лишь однажды — вися на своем товарище, выбрался в туалет. Но именно он принял решение: легким движением ресниц показал белобрысому: да, пускай.

Сходится.

— Садись, — вздохнул варколак. — Только не доставай.

Вынул из-под сиденья бутылку «Развесистой клюквы», приложился прямо к горлышку. Показал лежащему, тот так же еле-еле качнул головой из стороны в сторону, прошептал: «Воды» — и закрыл глаза. Антон бросил сумку на багажную полку (в соседской сумке что-то брякнуло), сел, раскрыл Мелвилла.

«Навари, милая, навари, милая, навари — у-ха-ха! — моя чорнобривая!»

Этот запах, хоть топор вешай (а ведь можно было включить вентиляцию!), эта попса из динамиков терминала-«дурачка» — средство от комаров.

Антон сосредоточился на лежащем мотострайдере. Тот дышал хрипло, мелко, как человек, которого мучительно тошнит и всё никак не вырвет. «Собачье дыхание». Тёмные волосы промокли от пота. Белобрысый налил ему сока в пластиковый стаканчик, страйдер, приподнявшись на локте, выпил, половину расплескал — и снова бессильно откинулся на спинку. Антон подумал, что долго «варколак» в купе не высидит. Обстановка, которую они тут создали, чтобы выгонять посторонних, для них самих еле выносима. Белобрысый просто ждет, когда на следующей кто-то сойдёт, и Антон не выдержит, сбежит.

«Ой, сил вже нема, милий мiй миленький. Ой, сил вже нема, голуб мiй сизенький…»

Но первым не выдержал он сам. Выскочил в тамбур с пачкой сигарет.

Антон тихо прикрыл книгу и осторожно, едва дыша, привстал на кресле. Перегнулся через соседнее сиденье и склонился над — спящим? Потерявшим сознание?

Он ожидал увидеть на шее, но там не было. Тогда он приподнял одеяло, чтобы посмотреть на запястья. Это оказалось затруднительно — из-за кожанки, которую страйдер, несмотря на жару, так и не снял. Антон случайно задел подкладку пальцами …

Она была твердой, заскорузлой. Сквозь запах спирта пробивался запах крови.

Бледная рука метнулась и сжалась у Антона на горле. Мелвилл хлопнулся на пол.

«Помирай, милая, помирай, милая, помирай — у-ха-ха! — моя чорнобривая…»

Он сумел собраться, схватиться обеими руками за эту клешню и попытался оторвать её от себя — но рука сама отпустила — нет, оттолкнула.

Хлопнувшись на сиденье «варколака», Антон увидел направленное прямо в лицо дуло пистолета.