В дебрях Африки

Результат оказался в высшей степени комический. Все пастухи в этом краю – вахумы, поэтому пастухи Мпинги дали знать о наших приготовлениях пастухам Музири, пастухи Мазамбони, со своей стороны, поступили точно так же относительно своих сородичей, состоящих на службе у неприятеля; и вот все пастухи погнали свои стада другими окольными путями подальше от Узири. Одни очутились на землях Гавиры, другие в округе Мазамбони в то самое утро, когда вражеские войска вступили в предел Узири; а сам вождь Музири, прослышавший о поражении Кадонго и о том, что на него самого лезет такая страшная сила, позаботился вовремя убрать всех своих так, чтобы они не могли пострадать от нашего нашествия.

Во всем краю не осталось не только ни одной души человеческой, но даже ни овцы, ни курицы; одни кладовые стояли, битком набитые зерном, да на полях повсюду виднелись обильные плантации бананов, бобов, молодой кукурузы, овощей и табаку. Я втайне очень радовался тому, что дело обошлось без кровопролития: цель моя достигнута как нельзя лучше, мы не истратили ни одного заряда из своих скудных боевых запасов, дорога впереди очищена – чего же лучше? Я думаю, что и Мазамбони с Гавирой тоже очень довольны, хотя и уверяют, что для них это очень досадная и прискорбная развязка.

В одной из хижин найден ствол карабина с подвижным курком, и на нем выжжено клеймо: «Джон Клеив III, 350». Это, очевидно, осталось тут с тех пор, как побывал Каба-Реги, людей которого Музири порядком поколотил в прошлом году.

Под вечер все воины Мазамбони, числом до тысячи человек, собрались праздновать бескровную победу над Музири и затеяли воинственную пляску. Африканские танцы состоят большею частью из грубых движений, необыкновенных поз и жестов, прыжков и различных странных телодвижений под такт музыки, состоящей из одного или нескольких барабанов. Присутствующие при этом обыкновенно страшно шумят и хохочут, так что это для дикарей такая же веселая забава, как наши безумные вальсы и быстрые пируэты для цивилизованной публики.

Иногда хор становится полукругом, и двое выступают вперед и поют дуэтом с аккомпанементом барабана или рожка, а окружающие в такт хлопают в ладоши; или же вперед выступает солист, фантастически наряженный в петушиные перья, с целыми рядами нанизанных на бечевку пустых тыкв, в которых трещат насыпанные камешки; украшениями служат также мелкие бубенчики и множество нанизанных зубов, человеческих, обезьяньих и крокодильих, заменяющих собою драгоценные камни. Но непременным условием таких игр бывает поющий хор, и чем он многочисленнее, тем, конечно, лучше. Сознаюсь, когда мужчины, женщины и дети начинали петь и голоса их заглушали барабанные удары и непрерывную болтовню и смех толпы, я испытывал живейшее удовольствие, особенно если певцами были люди из племени ваньямвези, – бесспорно, наилучшие хористы африканского материка.

Но вот Катто, брат Мазамбони, повел бандуссумских воинов на ровную площадку и начал строить их в каре. Десяток барабанов различной величины в руках искусных исполнителей стали мерно отбивать такт, производя такой гулкий звук, что его, наверное, было слышно на многие километры кругом. Катто и двоюродный брат его Каленгэ, украшенный великолепными пучками белых перьев, расставили тридцать три ряда по тридцать три человека, стараясь образовать из них как можно более правильный и плотный четырехугольник. У большинства воинов было по одному копью, у некоторых по два, и у всех, кроме того, щиты и колчаны, висевшие через плечо за спиною.

Вся фаланга стояла смирно, упершись копьями в землю, пока барабаны не подали знака. Тогда раздался звучный и низкий голос Катто, запевшего торжественную и дикую песню; дойдя до известного повышения тона, он поднял копье, и в ту же секунду целый лес копий поднялся над толпою; мощный хор подхватил песню, и вся фаланга медленно стала подвигаться вперед. Я сидел на своем складном стуле в расстоянии 50 м от переднего ряда танцующих, но почувствовал, как вокруг меня земля задрожала, словно от землетрясения. Глядя на ноги воинов, я заметил, что они не просто переступают, а каждый раз сильно топают ногой, подвигаясь притом сразу никак не больше десятка сантиметров, так что в их поступательном движении было что-то медленное, но неотразимое.

Голоса усиливались и ослабевали, подымаясь и опускаясь, как волны, и в то же время подымались и опускались копья, одновременно сверкнув в воздухе своими полированными железными наконечниками и так же единодушно падая обратно на землю при мерном и согласном бое барабанов. Все это производилось с такою поразительной точностью и силой, что от дружного топота семидесяти тонн живого мяса сухая и плотная почва глубоко содрогалась. Тысяча голов то поднималась, испуская энергичный вопль, то опускалась вместе со стихавшею мелодией песни. Когда они, подняв голову кверху, с вдохновенными лицами давали волю своим голосам, в этих звуках слышалась такая буря страстей, такая неутолимая ярость, жажда кровопролитных битв, что и души присутствующих наполнялись теми же воинственными чувствами: глаза сверкали зловещим огнем, руки сжимались в кулаки и угрожающим движением поднимались вверх.

Когда же звуки стихали, превращаясь в жалобное журчанье, и головы опускались на грудь, мне чудились все бедствия войны, все горе и тревоги, слезы вдов, стоны сирот, разрушенные жилища, опустошенные страны. И опять эта надвигавшаяся масса людей разом поднимала головы, копья сверкали, звенели, перья задорно развевались, песня снова звучала торжеством и угрозой, голоса сливались в бурный клик, и война опять вступала в свои права, пробуждая в людских сердцах лишь инстинкты борьбы и жажду победы.

Сплошная толпа поющих воинов вплотную подступила к моему стулу, и передний ряд разом опустил передо мною копья, одновременно сверкнувшие в воздухе своими гладкими железками; трижды повторили они этот салют, затем все ряды обернулись и побежали, держа копья вверх и потрясая ими; древки дрожали, и воздух был потрясен боевыми возгласами. Быстрота движений все увеличивалась, вместо четырехугольника воины образовали три концентрических круга; трижды обежав кругом, принц Катто встал среди площадки, и вскоре ряды воинов, постепенно образуя вокруг него бегущую спираль, сомкнулись в плотный круг и снова встали квадратом. Затем они разделились пополам и устремились в противоположные стороны.

Не переставая петь, они пошли навстречу друг другу, поменялись местами, потом опять быстро кружились с угрожающими жестами, так что у меня в глазах запестрело от постоянно меняющихся форм. Вдруг, совершенно неожиданно, они разошлись по своим шалашам и преспокойно стали шутить и смеяться с товарищами, не подозревая, какие мысли и чувства они расшевелили в нас своим пением и пляской. Бесспорно, это было одно из лучших, наиболее возбуждающих зрелищ из всех виденных мною в Африке.

30 мая. После трехчасового перехода пришли к холму Нзера-Кум в Ундуссуме.

В округе Мазамбони мы прошли прямо на место своего прежнего лагеря на Чонго, как мои занзибарцы прозвали холм Нзера-Кум, и тут только догадались, что в деле угона скота вахумскими пастухами не одни пастухи были замешаны, но также и сам Мазамбони; явными тому доказательствами могли служить многочисленные следы недавнего прогона стада. Вскоре мы увидели и самые стада, преспокойно пасущиеся на тучных пастбищах нашего друга, и занзибарцы подняли радостный крик, прося позволения присвоить этот скот себе. Наступило глубокое молчание, после которого я спросил Мазамбони, по какой причине могло случиться, что стада Музири пасутся на его лугах?