В дебрях Атласа (др. изд.)
Шрифт:
— Львица не показывается, господин; она последовала примеру своего супруга.
— Выстрели в кусты.
— Это значит только пули тратить понапрасну.
— У нас их предостаточно, — сказал Хасси. — Стреляй!
Негр поднялся, насколько было возможно, в седле, надеясь увидеть львицу, притаившуюся так же, как самец, и выстрелил. Почти в то же мгновение кусты раздвинулись и появившаяся львица несколько раз перевернулась в воздухе.
— Ранена! — крикнул тосканец.
— Сынок, стреляй, прежде чем она станет на ноги!…
Но было уже поздно.
Почти одновременно с ней и лев выскочил из кустов одним громадным прыжком.
Тосканец, следивший за зверем и уже успевший зарядить ружье, сделал второй выстрел. Граф последовал его примеру: ему хотелось поскорей отделаться от льва, чтобы не давать слишком много времени спаги.
На этот раз лев бросился навстречу ему, но два раза перевернулся в воздухе и испустил рык, похожий на раскат грома.
Минуту простояв неподвижно с гривой, поднявшейся дыбом, отчего казался вдвое больше против своего настоящего роста, и лизнув себе бок, зверь прямо направился к маленькому каравану.
Вид его был страшен. Он приближался прыжками, с развевающейся гривой, страшно рыча. Царь пустыни не желал пасть неотмщенным. Он, по-видимому, был смертельно ранен и собирал последние силы для прыжка.
У Хасси вырвался крик.
— Скорей пистолеты! Заряжать некогда!
В ту же минуту с другой стороны тоже послышался рык, хотя и менее сильный.
Львица, увидевшая, что ее товарищ готовится к отчаянному нападению, в свою очередь бросилась вперед.
Оба зверя, несмотря на свою величину, двигались с необычайной быстротой, делая прыжки в шесть—семь метров.
— Смотрите в оба! — крикнул Хасси. — Защищайте Звезду Атласа. Он повернул своего махари ко льву, более опасному, чем львица.
Подождав, пока лев подошел шагов на пятьдесят, он решительно выстрелил.
Неизвестно, был ли ранен лев, но он продолжал наступление. И Афза подняла ружье, между тем как граф заряжал пистолет.
Выстрел Хасси оказался роковым для царя лесов. Сделав резкий скачок, он тяжело упал на землю менее чем в двадцати шагах от махари Хасси аль-Биака.
В то время как магнат, мавр и Звезда Атласа так счастливо избавились от ужасного врага, Ару и тосканец боролись с львицей, нападавшей с не меньшей яростью, чем ее товарищ, хотя она и была ранена.
Более хитрая, чем самец, она чисто по-женски прыгала то вправо, то влево, избегая выстрелов, направленных в нее. Ей удалось схватить Ару и стащить его с седла, и она пыталась раздробить ему череп своими могучими челюстями.
При крике несчастного граф, Энрике и Хасси соскочили со своих махари и с ятаганами в руках бросились на львицу. Энрике, у которого пистолет был еще заряжен, первый оказался около нее.
Приставить оружие к уху зверя и выстрелить было делом одной минуты. Смерть последовала моментально. Пуля раздробила череп львицы в то мгновение, когда она готова была вонзить зубы в голову негра.
— Бедный черный папаша, — воскликнул Энрике, быстро поднимая его. — Она отгрызла
у тебя ухо.—Да нет, синьор, — ответил негр, силясь улыбнуться. — Досталось только моей чалме.
— Где же лев?
— Убит, — ответил мадьяр.
— Пора было отправить его душу в леса Экваториальной Африки, если правда, что там находится рай и ад всех диких зверей Черного материка.
— Кто это сказал тебе? — спросил граф смеясь.
— Один араб, выдававший себя за потомка Магомета и зарабатывавший на хлеб, показывая, что ест колючие листья индийской смоковницы и жжет себе ноги раскаленным железом.
— Мне кажется, у тебя от алжирского солнца в мозгах помутилось, — сказал граф.
— Вот еще выдумал: в мозгах адвоката, да еще неудачника! Или в Нижнем Алжире уж и шутить запрещено?
— Ты, кажется, готов шутить даже перед смертью в пасти льва или леопарда.
— Не пророчь!
В эту минуту Хасси, осматривавший львицу, чтобы увидеть, куда она ранена, вздрогнул.
— Что с тобой, папаша Хасси? — спросил Энрике. — Или землетрясение?
— Спаги.
— Ты бредишь?
— Мавр никогда не ошибется, услыхав конский топот на песчаной почве, — сказал Хасси серьезно.
— Я ничего не слышу, — сказал граф.
— Посмотри на Ару: он тоже прислушивается. Он старается уловить звук, который, вероятно, еще не может определить. Мы — дети великой пустыни.
Несмотря на свою привычку к войне, граф и тосканец, напрягая свой слух, не могли уловить ни малейшего звука, доносящегося по воздуху или по земле.
— В седла! — скомандовал мавр. — Погоня за нами опять начинается.
— Когда же ей конец? — спросил Энрике с досадой.
— Когда мы достигнем Атласа и окажемся под покровительством сенусси, — ответил мавр. — Нельзя терять ни секунды, пока дорога еще свободна.
Все вскочили в седла, и махари быстро двинулись вперед под предводительством мавра. К счастью, почва была еще сыра и пыль не поднималась.
Хасси аль-Биак, опытный верблюдовод, так же как Ару, был прекрасным наездником и обладал секретом заставлять махари нестись вскачь.
По временам он затягивал однообразную песенку, все возвышая голос, и умные животные, слушая это пение, прибавляли шагу и неслись галопом.
Бактриан не слушается человеческого голоса и не понимает хорошего обращения; махари же понимает и то и другое и, по-видимому, ценит ласку.
Равнина расстилалась без конца — пустынная, невозделанная, необитаемая, только кое-где покрытая мелким кустарником и группами полузасохших пальм.
Лишь на большом расстоянии беглецы могли видеть роскошные группы финиковых пальм, под которыми, вероятно, скрывались небольшие дуары.
Хасси по временам нагибался к земле, будто стараясь уловить отдаленный шум, затем снова погонял своего махари голосом и уздой, хотя бедное животное и так, громко втягивая воздух, мчалось с быстротой поезда. Такая скачка продолжалась уже часа четыре, когда на горизонте обрисовалась небольшая возвышенность, а за ней какая-то четырехугольная белая масса.