В дебрях Атласа. Пограничный легион

— Я понял тебя, дорогая, — серьезно сказал Джим.

— Но что нам-то делать теперь? Какое все-таки странное чувство — свобода.

— Да, надо подумать.

Долгое время они сидели, тесно прижавшись друг к другу. Жанна пробовала придумать что-нибудь, однако ее разум не поддавался. Оба они были словно оглушены.

К заходу солнца волнение золотоискателей улеглось. Исчезли и замаскированные судьи, и только кучка любопытных все еще толпилась возле виселицы с ее черными покачивавшимися жертвами. Жанна заметила, что судьи также повесили в петлю и изменника Француза. Полные презрения, они повесили его уже трупом. Что могло, быть более ужасно, чем эти четыре темные, расхлябанные фигуры? Лежащий на земле мертвец все-таки еще сохраняет достоинство смерти. Здесь же была отнята не только жизнь, но также и величие смерти, и перед глазами предстал обнаженный ужас.

— Жанна, мы должны покинуть Олдер-Крик, — вдруг решительно заявил Клэв. — Неизвестно, что еще вздумают затеять эти головорезы. Гульден, например.

— Пойдем пешком. Если мы купим лошадей или будем ждать почтовую карету, то нам придется вести разговоры с разными людьми, а я страшно боюсь…

— Но, голубок милый, повсюду рассеяны бандиты. Разбойниками кишат все леса, все тропинки, и где бы мы ни были, нас все равно, ожидает опасность.

— Мы будем идти ночью и отдыхать днем.

— Невозможно! Такое расстояние — и ни капли провианта.

— Ну, пройдем хоть часть пути.

— Нет. Мы возьмем два места в Баннек. Если в фуре будет много народу, то ей дадут вооруженный конвой. Но надо узнать, когда она поедет. Пойдем сейчас в лагерь.

Тем временем наступила ночь, и отдельные огни замелькали в темноте. Чем дальше они шли, тем больше встречали людей. Темнота подбадривала всех. Снова засияли шумные игорные дома и кабаки. Беззаботный Олдер-Крик вернулся к своей прежней разгульной жизни. Почтовая контора находилась сразу за «Последним самородком». В палатке хмуро горела желтая лампа. Подойдя к конторке, Джим прямо обратился к сидевшему за ней человеку.

— Скажите, когда отходит почтовая карета в Баннек?

— Когда мы отошлем ее, — грубо ответил человек, поднимая свои острые глаза на Джима.

— Ну, а когда это будет?

— Вас это не касается.

— Но я хочу купить два места.

— А, это другое дело! Подойдите ближе и дайте-ка взглянуть на себя… Го-го-го! Да никак это молодой Клэв. Я совершенно не узнал вас. Мы за эти дни стали немножко придирчивы.

Лицо человека просияло. Сердце Жанны перестало отчаянно колотиться. Она видела, как Джим положил на конторку мешочек с золотым песком и агент отвесил стоимость билетов. Прижав руку Жанны к груди, Джим поспешно вывел ее из палатки.

— Все в порядке, — взволнованно прошептал он. — Карета отходит на рассвете, обычно же она шла в полдень. Они хотят хорошо вооружить ее.

— Неужели ожидается нападение?

— Агент ничего не сказал мне об этом. Но все возможно… Будем надеяться, что ничего не случится.

— А что мы будем делать до рассвета?

И Жанна остановилась посреди улицы.

— В самом деле, что нам делать? Знаешь, пойдем и поедим чего-нибудь.

Он повел ее в маленький техасский кабачок.

Жанна и Джим оказались единственными посетителями. Расторопный мексиканец подал опрятный и сытный ужин.

— Будем надеяться, что все обойдется благополучно, — сказал Джим, гладя ее по руке. Он с робкой нежностью во взгляде нагнулся к ней и прошептал: — Ты не забыла? Ведь мы муж и жена, и это первый ужин в нашем медовом месяце.

— Джим! — прошептала Жанна, и щеки ее ярко запылали.

— Ты моя красавица… Но ты не девушка сейчас, а Денди Дейлс.

— О, не называй меня так.

— Не все ли равно? Ты моя, у меня масса золота, разве все это не похоже на чудный сон?

Жанна улыбалась, и ее строгий тон не удался ей.

— Сперва скрой меня и свои деньги, а потом уже кукарекай, — смеясь, сказала она.

Выйдя на улицу, они принялись совещаться, где бы им переночевать. Наконец Джим решил отвести ее к своему постоянному месту ночлега.

— Здесь я всегда спал, — прошептал он, указывая на узкую нишу в скале. Закутавшись в одеяла, они прислонились к ней, и Жанна положила ему на плечо свою голову.

— Ты не озябнешь? — спросила она. — Ведь ты отдал мне все свои вещи.

Он засмеялся.

— Спи теперь. Ты измучилась, и тебе нужен покой.

— Джим, поцелуй меня.

Он нагнулся к ней и порывисто поцеловал. Это удивило ее. На мгновение его голова заслонила яркое сияние звезд. Она чувствовала, как он дрожит. Затем, стремительно поцеловав ее в щеку, он почти оттолкнул ее от себя. Жанна опять удивилась. Как все было странно! Она видела его лицо, освещенное звездным сиянием, и оно показалось ей мужественным, страстным и прекрасным. Постепенно она согрелась, ее мускулы ослабли, но сон все еще бежал от ее глаз. Где-то теперь Келс? Острая боль внезапно пронизала ей сердце. Ей было жаль его. Где он со своей разбитой надеждой и глубокой горечью? Как жутко было сознаться, что она обладала такой странной властью над ним, могла пробуждать лучшую сторону его души и не сделала этого до конца. Как страшно было подумать, что теперь он опять начнет проливать кровь, тогда как она могла удержать его от этого и спасти стольких бедных золотоискателей, у которых, может быть, имеются где-то матери и любимые женщины… Но все напрасно — она любит Джима. Собою она, может быть, и пожертвовала бы, но его она не отдаст ни за бандитов, ни за тысячу честнейших в мире золотоискателей. В этот момент Жанна поняла, что этот кошмар будет мучить ее всю жизнь и никогда ей не отделаться от острой боли при мысли о Келсе. Никогда она не заснет без того, чтобы не увидеть его то мрачного и угрожающего, то нежного и тоскливо-безнадежного лица.

Глава восемнадцатая

Проснувшись, Жанна подумала, что она едва успела закрыть глаза. Однако рассвет приближался. Джим нежно трепал ее по щеке, стараясь окончательно разбудить.

— Давай трогаться из этого укрытия, — сказал он.

Осторожно пробравшись между обломками глыб, они быстро сбежали вниз под откос. Внезапно из-за угла улицы, вернее, из серого утреннего мрака, вынырнула большая карета, запряженная несколькими парами лошадей.

Джим побежал еще быстрее, и вскоре они настигли карету. Кучер высоко восседал на козлах, держа в руках вожжи и длинный кнут. Возле него сидело двое людей с винтовками. Дверь кареты была закрыта. В глубине виднелись силуэты пассажиров. Из окна была видна голова мужчины, рядом с ним торчал ствол винтовки. Он тихо переговаривался с кучером.

— Хэлло, Клэв! Поздненько же вы! — воскликнул третий мужчина, очевидно вчерашний агент. — Садитесь скорей. Когда вернетесь обратно?

— Еще не знаю, — ответил Джим.

— Ну, счастливого пути. — И он запер дверь за Джимом и Жанной.

— Трогай, Билл!

Карета тронулась. «Что за жуткий скрип и стоны издает этот ящик!» — подумала Жанна. Джим радостно сжал ее руку. Наконец-то они в дороге.

Обоим молодоженам досталась совершенно отдельная скамейка. Напротив них сидело трое мужчин, по виду конвоиры, ибо они беспрестанно высовывались из окна и оглядывали местность. Немного дальше сидели сонный, равнодушный, бородатый золотоискатель и молодой человек, своим свежим видом совершенно не походивший на тип обычного золотоискателя. Ни один из них не обратил на Джима и Жанну особого внимания. Улица круто подымалась в гору, и кучер Билл подстегивал свою шестерку. Расхлябанная карета, казалось, от одного только скрипа и треска вот-вот развалится на куски. Временами она так сильно подпрыгивала, что Жанне приходилось крепко держаться, чтобы не свалиться со скамейки. А когда карета скатилась в речку и запрыгала по громадным валунам, то Жанна твердо решила, что все кости ее тела уже трижды переломаны. Этим переездом через реку заканчивалось ущелье, и на другом берегу шла совершенно ровная и гладкая дорога.

Наступил день, и вышедшее солнце наполнило долину мягким красноватым светом. В карете вдруг стало светло, но, кроме молодого человека, на Жанну никто больше не взглянул. Но и этот юноша тотчас же погрузился в какие-то грустные мысли. Он выглядел озабоченным и бедным.

Время быстро летело. Езда сделалась утомительной и монотонной. Вместе с солнечным светом появились мухи и пыль, раздражавшие Жанну. Ее обычное ровное самочувствие нарушилось, и с каждой новой милей возрастала нервозность. Прислонившись к стенке, она устало закрыла глаза. Карета со скрипом катилась все дальше.