В дебрях бескрайних

Захар Парфёнович встаёт со скамейки и быстро заламывает руку Герасиму Хлопко, ставит его на колени.

Захар Парфёнович: – Постой-ка вот так немного. Может, в сознание придёшь.

Герасим Хлопко: – Быстро отпустил меня, рогоносец! Не отпустишь – хуже будет.

Захар Парфёнович: – Я тоже, господин Хлопко, зубной техник. Только не вставляю зубы, а удаляю (отпускает его). Причём, одним ударом.

Герасим Хлопко становится на ноги.

Герасим Хлопко: – Ты не шибко тут свою силу показывай. Вот мой сын приедет, так он тебя в любом подвале найдёт!

Захар Парфёнович: – На свою беду и найдёт.

В расстегнутом халате прибегает Радмила Вольфовна. Размахивает руками перед Захаром Парфёновичем.

Радмила Вольфовна: – Я быстро на тебе управу найду, временный житель сарая! Сейчас полицию вызову, и поедешь на пятнадцать суток!

Герасим Хлопко: – Да, я, Радмилочка, просто не стал с ним связываться. Если бы я захотел, то у меня этот бомж лежал бы на земле, как пряник.

Захар Парфёнович садится на скамейку.

Радмила Вольфовна (Захару Парфёновичу): – Чтобы тебя здесь завтра же не было! И дом перепишешь на Вареньку! Никуда не денешься! Найдутся крепкие ребята и попросят тебя об этом! Убедительно попросят.

Герасим Хлопко: – Да, найдутся и попросят! Завтра же сваливай отсюда, бичара!

Захар Парфёнович: – Иди отсюда санитар со своей подругой!

Герасим Хлопко: – Чего мелешь? Какой я тебе санитар?

Захар Парфёнович: – Самый настоящий! Со всякой грязью кувыркаешься. Подохнешь – и не будешь знать, отчего.

Герасим Хлопко: – Неужели, правда? Но, вроде, пока ничего.

Радмила Вольфовна: – Пойдём, Герасим! Пойдём! Не слушай разный бред! Продолжим наши беседы. Захар Парфёнович быстрей тебя отправится на тот свет. Ему на этом давно уже делать нечего. Никчемный субъект!

Уходят.

Появляется Герман. За руку здоровается с Захаром Парфёновичем. Садится.

Герман: – Как дела-то у вас, Захар Парфёнович? Впрочем, я знаю, что не очень здорово.

Захар Парфёнович: – Не так уж и плохо, Гера.

Герман: – Если что, то я могу в нашем военном городке подыскать для вас место в квартирно-эксплуатационной части дворника или слесаря. Там и жильё дадут. Правда, на время работы. А потом, лет через пять квартира останется за вами.

Захар Парфёнович: – Добрый ты человек, Гера. Но место дворника или даже слесаря при вашем военном жилищном хозяйстве меня не устраивает. Пока я ещё не вечер.

Герман: – Но тяжба с домом будет тяжела. Мне жаль. Но на вас здесь выльется при судебных разборках столько грязи…

Захар Парфёнович: – Не в чём я не собираюсь разбираться. Если им нужен дом, то пусть у них и остаётся. На чердаке или в подвале я жить не собираюсь.

Герман: – Хорошо, если у вас имеются какие-то реальные планы. Прекрасно, если они есть.

Захар Парфёнович: – Есть, Герман. Скажу, но не для разглашения. Струна моего терпения лопнула. Теперь я ни за какие бублики не останусь здесь. Да и с кем оставаться?

С Радмилой, которая… Впрочем, мне всё равно.

Герман: – Может, всё это пустые разговоры. Но я молчу, Захар Парфёнович. Не моё дело. Но всё, что вы мне сообщите, сохранится в тайне.

Захар Парфёнович: – Я и не сомневаюсь. Так вот, при нашем, пока ещё слабо действующем, металлургическом комбинате открывается филиал. Будет он заниматься чисто штамповкой, производить дорожные ограждения, металлические конструкции для железнодорожных вагонов, трубы мелкого диаметра и так далее.

Герман: – Отлично! Уж место мастера вам там обеспечено, Захар Парфёнович. Не сомневаюсь.

Захар Парфёнович: – Почему мастера? Я буду там директором. С очень хорошей зарплатой. Мне помогут приобрести и квартиру в кредит. Но сначала оформлю развод с Радмилой Вольфовной, чтобы не возникало никаких недоразумений.

Герман (встаёт с места, ходит): – Так ведь всё прекрасно получается! Но с Варенькой вы же, Захар Парфёнович, будете встречаться… иногда?

Захар Парфёнович: – Не обижайся, Герман, но никогда я с ней не буду встречаться. Зла ей не желаю. Моя ведь дочь. Но встречи наши с ней исключены. Она ведь не дитя малое, должна понимать, что ненависть не может стать основой для любви и уважения. Бывает только наоборот.

Герман: – Да. От любви до ненависти – один шаг. Знаю.

Захар Парфёнович: – Именно, так. Но не иначе.

Герман: – Жаль, конечно. Но одно радует. Здорово, что у вас лично, Захар Парфёнович, всё наладилось.

Захар Парфёнович: – Да, через день-два переберусь отсюда в гостиницу. Документы оформляются. А тут вот просто… Как тебе сказать, я ведь в этом доме и детство провёл, и потом долгие годы зрелой жизни. Я прощаюсь с домом, но не с ними.

Герман: – Но Варенька – она хорошая. Просто её надо понять.

Захар Парфёнович: – Тебе виднее, Гера.

Герман: – Я без неё и дня не проживу, и она без меня тоже.

Захар Парфёнович (встаёт): – Но это же хорошо, Гера! Любовь – пожалуй, то без чего человеку не прожить.

Герман: – А как у вас?

Захар Парфёнович: – Нормально. У меня есть, кого любить, о ком заботиться, кому верить. Я за эти последние четыре-пять лет многое понял и стал к людям относиться совсем по-иному. Я теперь не разделяю их на «сложных» и «простых».

Герман: – Я тоже считаю, что люди должны быть равны. Но на столько, на сколько такое возможно.

Захар Парфёнович: – А ведь бывало, что иногда и я считал себя шишкой на ровном месте. Заблуждался. Как я ошибался. Но осознал, пережил, прочувствовал многое на собственной шкуре.

Появляется Варенька-Тваренька.

Варенька-Тваренька: – Гера, ну чего ты тут с этим бродягой беседы разводишь? На какой чёрт он тебе сдался со своими жалобами на жизнь? Иди в дом! Там уже вся наша большая семья собралась, и мама с Герасимом тебя уже ждут. Сегодня же какой-то церковный праздник! Немного отметим.