В день пятый

Томас поймал себя на том, что совершенно необъяснимо улыбнулся, наливаясь чем-то похожим на гордость и при этом сознавая, что чувство это нелепое и ненадежное. Однако он все же поблагодарил сенатора, не в силах удержаться от ощущения некой привилегированности, обусловленной нахождением в обществе такой видной персоны, от благоговейного почтения по отношению к масштабу этого человека, хотя прекрасно понимал, что их взгляды расходятся практически по всем вопросам.

— Присаживайтесь, — предложил сенатор. — Мы с вами что-нибудь выпьем. Ведь очередная сессия сената еще не началась, правильно? В противном случае я находился бы в Вашингтоне, борясь с желанием хорошенько врезать одному уважаемому сенатору от Массачусетса. — Он хищно усмехнулся. — А вы выложите мне все, что у вас есть.

Так Томас и сделал. Сенатор, как и Хейес, слушал его молча, но при этом внимательно наблюдал за ним, презрительно фыркая и хмурясь в нужные моменты. Когда Томас приблизился к концу, он кивнул своему секретарю.

Хейес беззвучно вышел из кабинета.

— Хороший парень, — кивнул ему вслед Девлин, когда за Хейесом закрылась дверь. — Пожалуй, консерватор с маленькой буквы «к» и, как я это называю, непоколебимый республиканец, стремящийся быть святее самого Папы, но мне еще предстоит сделать из него бойца.

— Ну а вы сами консерватор с большой буквы «К»? — спросил Томас, к которому вернулись зачатки былой насмешливости.

— Ни одна буква не будет достаточно большой, — ответил сенатор, и улыбка расползлась, рассекая надвое его огромное лицо, обнажая ровные белые зубы. — Чего о вас, насколько я понимаю, не скажешь?

— Да, — признался Томас.

— Что ж, плохо, даже очень. Но я уважаю ваше право верить в тот либеральный вздор, какой вам нравится. Черт возьми, я сражусь насмерть с тем, кто будет утверждать обратное. Ваш рассказ чертовски занятный, мистер Найт. Теперь о том типе, который вас оглушил. Вы полагаете, он что-то искал?

— Да, — подтвердил Томас. — Но я понятия не имею, что именно.

Сенатор нахмурился так, что его широкий лоб сжался на два дюйма, и кивнул.

— Хейес! ХЕЙЕС! — внезапно проревел он. — Куда ты подевался, отправился в Кентукки? [6]

В дверях появился Хейес с тремя стаканами из уотерфордского хрусталя. В каждом по паре кубиков льда и слой виски два пальца толщиной.

— Ничего не имеете против бурбона? — спросил сенатор, всовывая стакан Томасу в руку.

6

Намек на то, что Хейес отсутствует слишком долго. Штат Кентукки славится лучшим виски.

— Абсолютно ничего, — ответил тот, гадая, что было бы, если бы он отказался.

— В память о вашем брате, — сказал Девлин, чуть поднимая стакан. — Замечательном человеке и хорошем священнике. Это говорит закоренелый баптист с Юга!

Залпом проглотив виски, он с грохотом поставил пустой стакан на зеркально отполированный стол из красного дерева. Хейес тоже поднял стакан, присоединяясь к тосту, каким бы он ни был, но не притронулся к спиртному.

— Итак, Род сказал вам что-нибудь полезное или же просто отшил, вывалив кучу бюрократической ахинеи?

Улыбнувшись, Томас посмотрел на Хейеса. Тот ответил на его улыбку с выражением привычного терпения.

— Он мне очень помог, спасибо, и предложил оставить контактную информацию на тот случай, если… — начал Найт.

— Бюрократические уловки, — отрезал Девлин, сверля взглядом главу своего аппарата, который нянчил нетронутое виски, сдвинув ноги вместе, словно метрдотель, застывший в готовности забрать пустую супницу. — Я не знаю, черт побери, что там происходит. Я имею в виду Манилу, хотя, наверное, и Вашингтон тоже. Но обязательно выясню и сообщу вам. А вы тем временем не предпринимайте ничего такого, что может вызвать подозрения. Оставьте розыскную работу следователям. И мне.

— Благодарю вас, господин сенатор, — произнес Томас, пригубив виски. — Можно спросить, как вы с ним познакомились? Я имею в виду моего брата.

Девлин поколебался мгновение, словно пытаясь вспомнить. Томасу показалось, что Хейес бросил на босса выразительный взгляд, и ему захотелось понять, что это означало. Предупреждение? Призыв к осторожности? Определенно, что-то в этом было. Так или иначе, но Томас вдруг вспомнил, что, несмотря на все свое показное панибратство, сенатор Девлин был профессиональным политиком. Такие люди не достигают своего положения, всегда говоря то, что думают, даже если им и удается мастерски создавать подобную иллюзию.

— Эд обратился ко мне где-то с год назад, — начал сенатор, задумчиво склонив голову набок. — У него были мысли о создании одной организации, основанной на вере, — межконфессионной, как вы понимаете. Лидеры местных религиозных общин работают вместе, решая социальные проблемы города на самом нижнем уровне. Мне понравились эта идея, сам Эд и его образ мысли. Понимаете, толковый, но не заумный, конкретный, не абстрактный. Я не желаю связываться с общими теоретическими бреднями, от которых ни у кого на столе не появится лишний кусок хлеба…

— Или же они не позволяют людям самим зарабатывать на этот кусок, — добавил Томас, снова становясь язвительным.

Девлин выразительно кивнул, отмахиваясь от насмешки, и сказал:

— Господь помогает тем, кто заботится о себе сам.

— С тех пор вы поддерживали друг с другом связь? — спросил Томас, уклоняясь от спора. — Эд снова встречался с вами после возвращения из Италии.

И вот опять!.. Краткое колебание со стороны Девлина и напряженное внимание, на мгновение захватившее Хейеса.

— Да, — наконец подтвердил сенатор. — Я хотел, чтобы Эд принял участие в работе попечительского совета одной местной школы. Он имел соответствующий опыт и как нельзя лучше подходил для этого дела. Однако Эд был полностью поглощен приходскими заботами и своей книгой. У него совершенно не оставалось времени. Разумеется, я огорчился, но с уважением отнесся к его позиции.

— Ну а затем? Вы с Эдом еще разговаривали до его отъезда на Филиппины?

— Вы к чему-то клоните, мистер Найт? — с той же самой хищной усмешкой спросил сенатор. — У меня складывается такое ощущение, будто мне устроили допрос.

— Мне просто любопытно, — поспешил на попятную Томас. — Я пытаюсь заполнить пробелы. Как я уже говорил, мы с Эдом не были особенно близки… В общем, наверное, я просто хочу выяснить, чем он там занимался.

Присев на край стола, сенатор подался вперед, нависая над Томасом, смерил его холодным пытливым взглядом и заявил:

— Вы опасаетесь, что за разговорами о терроризме что-то есть. Вы чувствуете вину за то, что потеряли связь с братом, и беспокоитесь, что он мог действительно сбиться с пути и стать изменником родины.