В дни Каракаллы

– Откуда приплыли, товарищ? – полюбопытствовал я.

– Из Остии.

– А где же ваши кони?

Воин нахмурился.

– Коней нам, вероятно, пригонят из Каппадокии.

Если из Италии перебрасывали на Восток конные части, хотя бы и без конского состава, – значит, новая парфянская война была неминуемой.

– Не встречались ли мы где-нибудь с тобой, приятель? – опять спросил я.

Молодой воин все с тем же скучающим видом, хотя вокруг царила суета разгрузки, спокойно оглядел меня с ног до головы.

И вдруг мне вспомнилась битва римлян с сарматами, юный пленник, прикованный к легионной повозке, объяснявшийся с центурионом на каком-то странном наречии. Я сказал об этом воину:

– Я встречался с тобой в Паннонии. Помнишь? Когда тебя взяли в плен римляне…

Белокурый юноша поднял на меня глаза с недоумением.

– Неужели ты забыл, как тебя приковывали к повозке?

Он вздохнул.

– А теперь ты будешь сражаться с парфянами?

– Мы сражаемся со всеми, кто находится против нас.

Юноша за эти два года возмужал и, видимо, прошел трудную солдатскую науку со всеми ее тяготами, руганью центурионов, лупанарами и игрою в кости. Но я испытывал к нему братское чувство. Мне почему-то хотелось узнать о нем побольше.

– Как тебя зовут, воин?

– Аврелий.

– Так тебя называют в рядах. А как твое настоящее имя?

– Лепобор.

– Лепобор? Какого же ты племени?

– Мы костобоки.

Я вспомнил о своем отце.

– Где живут твои сородичи?

– На склонах Певкинских гор.

– Херсонес Таврический далеко от тех пределов?

– Мы слышали об этом городе.

– Лепобор, может быть, я твой единоплеменник.

– Единоплеменник? – удивился воин. – Вот какие чудеса бывают на свете! Откуда ты взялся?

– Об этом долго рассказывать. Завтра или в другой день я направляюсь в Томы. Я родился там. Но корабль наш идет в Херсонес Таврический…

Воин рассеянно слушал меня. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто нас не слышит, я продолжал:

– Херсонес Таврический лежит недалеко от тех мест, где обитает твое племя?

Воин стал облизывать губы от волнения.

– Куда ты ведешь речь?

– Лепобор, есть у тебя желание оставить все и уплыть на этом корабле вместе со мной?

Молодой воин насторожился:

– Уплыть с тобой?

– В Херсонес. А оттуда ты легко найдешь дорогу к Певкинским горам.

– Это очень далеко, – махнул он рукой.

– А разве у тебя не крепкие ноги?

– За побег солдат распинают на кресте.

– Если побег будет совершен удачно, тебя не распнут.

Голос его стал глухим:

– Я дал клятву.

Но недаром я был воспитанником Аполлодора и наслушался всяких софистов. Против моих доводов этот воин не нашелся ничего возразить.

– Допустим, что ты дал клятву. Но добровольно ли ты ее принес? Нет, тебя взяли в плен и угрозами заставили вступить в ряды римского войска и, может быть, сражаться против своих сородичей. Угодна богам такая клятва? Неугодна. Поэтому ты свободен в выборе своего решения. Я не хочу принуждать тебя, но предлагаю помочь тебе. Как брат брату. А между тем к этому представляется отличный случай.

– Какой случай?

– У хозяина того корабля, на котором мы отправляемся в Понт, недостаточное число корабельщиков. Одного из них убили в драке в каком-то притоне, другой захворал горячкой и недавно умер. Заместителей для них еще не нашли, и ты можешь занять место одного из них. А это для тебя означает свободу. Ты еще не забыл, товарищ, что такое свобода?

Воин мрачно покрутил головой.

– Вот видишь! В остальном уже надо положиться на Фортуну.

Молодой воин осмотрелся по сторонам. Голос его сделался хриплым:

– Я согласен.

– Ты правильно решил, Лепобор.

Но в глазах его мелькнуло сомнение:

– И в Херсонесе господствуют римляне.

– Мы найдем способ обмануть их бдительность. А пока послушай меня со всем вниманием. Сейчас я отправлюсь к Феодориту – так зовут хозяина корабля – и тайно переговорю с ним. Когда с наступлением ночи все угомонится вокруг и твои товарищи уснут в лагере, ты придешь ровно в полночь на берег моря. Туда, где береговой светильник.

Он ни в чем не прекословил мне, доверчиво кивал головой, сидя на тюке. Но уже рьяный центурион кричал с галеры:

– Тысяча болячек! Что это за сенатор сидит там, вместо того чтобы разгружать галеру? Или, может быть, это сам парфянский царь? За работу, коровье дерьмо! Ящероглазый сармат!

Я видел, что воин поспешил принять участие в разгрузке, но невероятные ругательства сыпались на его голову как из рога изобилия.

Я поспешил туда, где стояла на якоре «Навсикая». Феодорита я нашел на помосте. Он подкреплялся пищей. Завтрак его, насколько я помню, состоял из козьего сыра, хлеба и нескольких долек розоватого чеснока.

Решив, что быка надо брать за рога, я тотчас завел с херсонитом деловой разговор:

– Феодорит, нашел для тебя проворного и сильного корабельщика. Он один заменит десятерых.

Чеснок смачно хрустел на больших желтых зубах. Феодорит не спешил с ответом. Потом, точно догадываясь, о чем идет речь, равнодушно сказал:

– Имей в виду – беглых рабов на корабль не принимаю.

– Какое тебе дело до того, беглец ли мой приятель или не беглец?

– А если на корабль поднимутся портовые надсмотрщики, проверяющие грузы и число людей? Что я им скажу?

– Скажешь, что это твой корабельщик.

– А если у них будут на руках приметы того человека?

– На нем нет никакого клейма. Как и ты, он родом из Таврики или откуда-то из тех мест. Кроме того, он заплатит тебе сто денариев.

Я решил, что могу пожертвовать половину своего состояния ради такого достойного дела, как возвращение сородича на свободу.

Феодорит почесал щетинистую щеку, скривив богомерзкую рожу.

– Ну что ж, приводи, пожалуй, своего приятеля. Поговорим…

Когда время стало приближаться к полуночи, я отправился на условленное место, уселся на первый попавшийся камень и слушал, как море тихо плескалось у моих ног. Где-то на другом его конце лежал город Томы. Я попробовал рукой воду – она была теплая. Ночь выдалась лунная, но время от времени месяц скрывали плывущие по небу облака, все вокруг было залито таинственным полусветом. Мои скитания приближались к концу. Прошло всего три года, как я покинул родину, но сколько людей, городов, кораблей, портов и таверн я увидел за это время! Знакомые лица возникали передо мной на мгновение и исчезали… Вергилиан, Делия, милая Грациана, Дион Кассий, Корнелин, Скрибоний, сенатор Кальпурний, раб Циррат в каменоломнях… Большие и маленькие люди, поэты и философы, префекты и рабы, прелестные красавицы… Пурпур и прах… И все заслоняли прекрасные глаза Маммеи.