В дороге

Неожиданно капитан подумал: а не отпустить ли Михаила? Но резко поднялся и твердо сказал:

– Едем назад. Скорее!

Никто ему не возразил; стали спешно собираться в путь.

*****

Через несколько дней капитан Пономарев и Михаил Салов улетали из Говоруши. Провожали их Виктор, Людмила и трое ее сыновей. На взлетно-посадочном поле стоял вертолет. Было холодно, волгло: настойчиво надвигалась осень. Говоруша, взбухшая и посеревшая от обвальных горных дождей, гулко и тихо ворчала, уже ничего не рассказывала людям, не прощалась, порой угрожающе пенилась и плескалась у берегов, слизывая глинистые обвалы, увлекая вглубь ветви упавших в воду берез и кустарников. Желтоватая сыпь упала заморозковой ночью на сопки – тлен тронул листву, лиственничную хвою. Поблекли травы, ниже пригнулись к земле. Туман, прилегший на седловины сопок и холмов, мешковато, как уснувший старик в шубе, сползал в говорушинскую долину. Мелкий дождь сеялся в прозрачном, свежем, холодном воздухе. Капитан Пономарев, Михаил и провожающие стояли на поле возле аэропортовской избушки и сдержанно прощались. Всем было грустно и неловко. Людмила и Виктор переминались с ноги на ногу, беспричинно покашливали; мальчики сердито отталкивали от себя лайку, которая пыталась с ними играть.

– Что ж, прощайте, – наконец, сказал капитан Пономарев и неуверенно, в полпротяга подал руку Виктору, сомневаясь – пожмет ли?

Виктор жмет неожиданно крепко, и капитан ему подмигивает, не улыбаясь. Молча, не посмотрев в глаза, поклонился Людмиле, которая в ответ слегка покачнула повязанной шалью головой; потрепал за неподатливые плечи детей и ушел к вертолету.

Летчик крикнул всем, что можно взлетать. Капитан устало повалился в сиденье, осознавая одно желание – скорее улететь бы от этой затянувшейся муки, от этой странной, непонятной вины.

Белолицый, крепкий летчик строго крикнул:

– Время – деньги!

Капитан Пономарев не мог смотреть, как прощались под дождем с Михаилом. В его памяти снова всплыла бревенчатая таежная дорога, которую бросили люди и которую заполонили кустарники и валежники.

Наконец, вертолет взлетел. Михаил сидел напротив капитана с закрытыми глазами; его скуловатое азиатское лицо было сурово-неподвижным.

– Жизнь, парень, не кончается, – сказал капитан, отворачиваясь к иллюминатору. – Ты хорошую выбрал в жизни дорогу, но… терпи, терпи, терпи, браток.

Михаил не открыл глаза, и капитан Пономарев не понял, услышал ли беглец обращенные к нему слова.