В душе февраль, или Мне нечего терять, кроме счастливого случая (Охота на мужа-2, или Осторожно: Разочарованная женщина)

– Вон отсюда. Оба… Я все слышала.

– Анна, – испуганно охнул Денис и прикрылся руками.

Светка покраснела до кончиков ушей и натянула простыню до самой шеи.

– Вон отсюда!

Я взяла их на прицел.

Они словно оцепенели. Я усмехнулась и спустила курок. Пуля попала в стену. Я не дура, чтобы из-за пары идиотов сидеть в тюрьме.

Денис подскочил, как ужаленный, и начал одеваться.

– Ань, ты что творишь?! Тебя же посадят! В тюрьму решила загреметь? – вскрикивал он, пытаясь попасть одной ногой в брючину.

– Мне все равно. Пошли вон!

Денис кинул вещи Светке. Она принялась одеваться, руки ее дрожали.

– Ань, это же шутка. Мы шутили, – затараторила она. – А то, что мы в одной постели очутились, так ты это в голову не бери. Я же тебе говорила, что мужик по своей природе кобель и за ним нужен глаз да глаз… Так вот, пока тебя не было, я решила за Денисом присмотреть. Уж пусть лучше со мной, чем с кем-нибудь другим. Я ж какая-никакая, а своя.

Я усмехнулась:

– Не морочь мне голову, подруга, – и перевела взгляд на Дениса, который судорожно застегивал рубашку: – Ты достал ее из коляски, чтобы положить на кровать, теперь повтори всё в обратном порядке. Я проделывала это на протяжении долгого времени, регулярно. Я ее обслуживала, потому что она не в состоянии обслужить себя самостоятельно. Теперь это будешь делать ты. Ты еще не знаешь, как тяжело ухаживать за женщиной-инвалидом. Узнаешь, не беспокойся. У нас не было сиделок, я ухаживала за ней сама. А теперь пошли отсюда, оба. Даю вам ровно минуту и стреляю.

Денис быстро подхватил Светку на руки и посадил в коляску. За ними с грохотом закрылась дверь, я накинула цепочку, ноги мои подкосились, и я, опустившись на пол, зарыдала.

Глава 25

Я не знаю, как выжила, но я выжила, потому что должна была это сделать. Я даже не знаю, сколько времени не выходила на улицу, не отвечала на телефонные и дверные звонки, не спускалась в магазин и ни разу не включала телевизор. Я прошла через испытание изменой, а это очень страшное и жестокое испытание. Я потеряла двух дорогих мне людей, дороже которых не было на всем белом свете. У меня не стало единственной и любимой подруги, у меня не стало единственного любимого человека. Я осталась одна. ОДНА. Я знала, что обязана перешагнуть через личную драму и ни в коем случае не сломаться. Чтобы себя уважать. Я знала, что теперь мне придется ЖИТЬ ОДНОЙ. Я пыталась поверить, что жизнь не кончается, что она только начинается, и начинается с чистой незапятнанной страницы…

Я должна полностью уйти в работу, чтобы забыться, отвлечься от дурных расслабляющих мыслей. Я вспоминала героиню фильма «Москва слезам не верит». Ее тоже предал любимый. Она осталась с грудным ребенком на руках и состоялась как личность. У меня нет ребенка, значит, мне легче, значит, мне намного легче, чем ей. Эту боль надо перетерпеть. А я умею терпеть…

Я смотрела на свое осунувшееся лицо, и это не пугало меня. Я уже вдоволь наплакалась, у меня закончились слезы. Наверное, у каждого свой лимит слез….

Необъятный интересный мир нельзя закрыть лоскутом моей несложившейся личной жизни. Я понимала это и не позволила себе отдаться депрессии. Я знала, что должна продолжать жить.

Я хотела быть счастливой!

Да, долгое время я жила не одна. Я всегда была со Светкой. Теперь я пыталась привыкнуть к одиночеству. Я беспрестанно мерила шагами пустую квартиру и однажды включила телевизор. Шел фильм с моим участием. Я села на пол и разревелась. Часто перебирала Светкины вещи. Меня переполняло чувство жалости к себе, и мне не с кем было поделиться. Я смотрела на ее портрет и вспоминала время, когда мы вместе ехали в поезде в Москву из своего провинциального городка и мечтали иметь хоть какой-то угол и хоть какую-то работу. Мы сидели в общем вагоне и с надеждой смотрели в окно. Я нашла фотографию – я стою в длинной рубашке и рваных джинсах, Светка – в сексуальном платье с люрексом с очень откровенным вырезом. Она выставила ногу вперед и засунула палец в рот, словно порнозвезда. Нас сфотографировал незнакомый парень на перроне московского вокзала. Мы самым наглым образом ему всучили фотоаппарат. Тогда я жутко стеснялась Светки и сказала ей, что она ведет себя вульгарно. Светка смеялась и говорила, что все мужики обыкновенные самцы и мы должны вызывать у них нормальный природный рефлекс.

А затем мы принялись штурмовать Москву и прошли трудный путь от коммуналок, общежитий, ночевок на вокзале до квартиры в самом центре Москвы напротив храма Христа Спасителя. Когда нам было трудно и мы опускали руки, чувствуя себя лимитой, хотели вернуться домой, мы всё же поднимались с колен и шли дальше. Мы ничего не боялись, потому что нас было двое и все невзгоды и неприятности мы делили поровну…

Эх, Светка, Светка… Я закрыла альбом и вышла из Светкиной комнаты.

Я раздвинула в квартире все шторы, посмотрела на величественный храм Христа Спасителя и поняла, что больше не могу сидеть дома. Я оделась, нацепила на нос темные очки, чтобы никто меня не узнал, и спустилась в небольшое уличное кафе рядом с моим домом. Заказав пышный омлет и душистый кофе, я вдруг поняла, что готова вступить в новую жизнь. ОДНА.

Неожиданно рядом со мной появилась чистенькая, аккуратная бабулька. Она наклонилась ко мне близко-близко и тихо спросила:

– Вам помочь?

– Что?

– Вам помочь?

– А с чего вы взяли, что мне нужна помощь?

– Вы прячете глаза, а ваша неестественная бледность говорит о том, что у вас большое несчастье и вы очень страдаете.

– Вы что, гадалка?

– Нет, – совершенно спокойно ответила бабулька. – Я просто очень люблю людей.

– Любите… людей?

– Да. Все люди добры и все неповторимы, просто мы разучились сострадать и переживать друг за друга.

Неожиданно меня прорвало. Я попросила бабульку сесть, сняла очки, сказала, кто я такая, и, плача, рассказала о своей жизни. Я спрашивала, как мне научиться жить одной, как выгнать из памяти нехорошие воспоминания и не страдать от одиночества. Бабулька внимательно меня слушала и ни разу не перебила.

– Вы плачете, потому что боитесь одиночества? – спокойно спросила она.

– Боюсь. А кто ж его не боится?

– Я.

– Вы?

– Ну да. Я двадцать лет живу одна и прекрасно себя чувствую. Когда муж ушел к другой, я стала любовницей женатого мужчины. Из двух зол я предпочла третье. Стала жить в одиночестве.

– И вы не боитесь?

– Нет. А разве вам неинтересно с самой собой?

– Я не знаю…

– Вы – медийная личность. А известные люди, как правило, одиноки. Счастье не торопится взять вас под свое крыло, хотя некоторым везет…

Я покачала головой.

– Не люблю одиночество… Просто ненавижу. Я его боюсь…

– Вы просто себя накручиваете.

– Я пахала, как лошадь, и, наверное, уделяла любимому слишком мало времени. У моей подруги его было намного больше.

– Вам незачем себя винить и считать свою жизнь законченной. Мне семьдесят, и я думаю, что это еще не конец. У меня погиб единственный сын, а моей пенсии не хватает даже на то, чтобы оплатить коммунальные услуги. Вот мне и приходится то просить милостыню, то мыть посуду в этом кафе. Я не отчаиваюсь, а надеюсь на лучшее. А вам вообще не стоит грустить, ведь у вас есть любимая работа, признание, уважение публики… Когда-то я часто бывала в театре, а теперь билеты мне не по карману.