В году 1238 от Рождества Христова

Бояна в полном боевом облачении стояла возле церкви и смотрела в сторону тына, пытаясь на слух определить, что там происходит. Ей не хотелось идти, ни в церковь, где неустанно молились за отражение поганых множество женщин во главе с матушкой Марфой и Веселиной, ни в дом священника, где на нее с усмешкой смотрела Голуба. Хоть княжна более вслух не задевала Бояну, и не заставляла делать никакой работы по дому… но в ее насмешливом взгляде явно читалось: ну что воительница не допустили тебя до настоящей брани, так и не хорохорься, снимай порты с калантырем, одевай бабью рубаху…

Вдруг, начали падать горящие стрелы. Для пропитанной тающим снегом дранки с крыш дома священника, церкви или княжьего дома они были неопасны. Но соломенные крыши изб смердов, особенно в местах, где солому высушил солнцепек… там вполне могло загореться. Бояна тут же забежала в церковь:

– Поганые горящими стрелами село зажечь хотят! Бегите по избам, пусть все кто есть выходят с бадьями! Где загорится, водой заливайте снегом закидывайте!!

Женщины, бросив молиться, тут же разбежались по своим избам. Бояна побежала в дом священника и там тоже подняла тревогу:

– Что вы тут сидите, выходите все с бадьями и лопатами, поганые огненными стрелами стреляют!

– Что это ты тут раскомандовалась!? – возмутилась Голуба.

– Ну, так ты командуй, а то расселась тут, – огрызнулась Голуба, повернулась и поспешила к дому дяди, посмотреть не попала ли в него огненная стрела.

Стрелы втыкались в бревенчатые стены, некоторые залетали в окна, но в основном падали на крыши. В нескольких местах солома на крышах начала тлеть и загораться, но огонь тут же тушили, сбивали…

Пожар в селе так и не занялся, и сотня, посланная в обход, тоже не давала о себе знать. Мансур начал нервничать. После гибели в овраге той обходной сотни на Сити, он боялся повторения нечто подобного. Наконец, сотня посланная к оврагу вернулась, правда далеко не в полном составе – она тоже понесла потери. Сотник доложил, что овраг не только перейти, но и обойти невозможно, потому что повсюду глубокий снег. Они попытались вступить в лучную перестрелку, но орысы в лесу стреляли гораздо метче, и сотник решил избежать дальнейших потерь, дал приказ отходить. Мансур для вида отругал сотника, хоть и понимал, тот поступил в создавшейся ситуации правильно.

Алтан со стороны следил, как разворачиваются события и удовлетворенно хмыкал. Этот взгляд и неприкрытое злорадство видел и чувствовал Мансур. Он так надеялся, что все удастся сделать быстро, ворваться в село, поджечь жилища и добивать всех кто с оружием в руках будет оказывать сопротивление, арканами ловить пленников. Даже не удалось поджечь это селение, тем создав панику. Никак не ожидал Мансур, что его обидчик сумеет так подготовиться ко второй встрече с ним. Нет, Мансур не потерял веру в окончательный успех, хоть и осознавал – быстрой победы уже не получится. Тем не менее, у него больше пяти сотен непобедимых монголо-кипчаков, а у князя самое большее сотня, ну может чуть больше. Причем опытных воинов после того боя на Сити у него осталось совсем мало. Большинство его войска сейчас это плохо вооруженные и неловкие смерды. У него более чем достаточный перевес для того чтобы одержать окончательную победу.

Мансур приказал двум сотникам спешить свои сотни, нарубить в лесу деревьев и соорудить огромный переносной щит-забор, чтобы укрывшись за ним от стрел, подойти вплотную к тыну. Из толстенной ели соорудили заостренное на конце бревно-таран, чтобы разбить ворота тына. Когда все было готово те же две сотни, прикрываясь забором, медленно двинулись вперед. Их осыпали стрелами, но щит-забор точно так же защищал татар, как тын защищал русских – стрелы его не пробивали. Когда «забор» вплотную подтащили к тыну и заработал таран… Милован понял, что рано или поздно ворота будут разбиты, и это создаст возможность татарской коннице ворваться в село, где с ней справиться уже будет невозможно. Он послал десяток лучников лесом по снегу на снегоступах обойти «забор», чтобы уже сбоку обстрелять прячущихся за ним татар, в первую очередь тех, кто раскачивал таран. Данный маневр принес временный успех – лучникам удалось подстрелить тех, кто был «на таране». Но тут же те лучники попали под такой густой «дождь» стрел, что вынуждены были вернуться под защиту тына. И таран вновь заработал, продолжая разбивать ворота. Под прикрытием своих лучников все больше пеших татар подбегало под «забор», накапливаясь для решительной атаки, едва ворота будут разбиты… И вот, одна из створок с треском повалилась… Но за ней оказалось не свободное пространство, а куча наваленных почти на высоту тына свежесрубленных деревьев, которые даже не успели очистить от веток. И за этой кучей тоже прятались лучники. Таким образом использовать конницу вновь оказалось невозможно. Сражение продолжилось в пешем порядке, где татары были далеко не так сильны как в конном.

Теперь бой закипел в проломе. Мансуру пришлось спешить еще одну сотню и послать ее на помощь тем двум, что штурмовали тын. Но едва свежая сотня втянулась в пролом и стала теснить противника к орысам от села тоже подошло большое подкрепление с рогатинами, топорами, дубинами, вилами… В узком воротном проломе было тесно. Атакующих не только рубили и кололи, но и обстреливали с верхней площадки тына. Не получалась и атака всей ширины тына. Здесь оборону держали опытные оружники во главе со Жданом, и они отбивали все попытки татар вскарабкаться на заранее политую водой, обледенелую внешнюю сторону тына. Штурмующие несли очень большие потери. Мансур понял, что защитников села оказалось в разы больше, чем он рассчитывал. Но главное, он не мог использовать свой главный козырь – быструю конную атаку. Оставалось… Мансур спешил еще одну сотню и сам повел ее в пролом, наказав последней резервной сотне оставаться в седлах, и как только они расчистят завал немедля атаковать в конном строю…

Свежая сотня во главе с тысячником сразу внесла перелом в ход боя. Ведомые Мансуром татары потеснили слабо вооруженных смердов и смогли взобраться на вершину наваленной кучи деревьев. Они умело орудовали саблями и пока защитники успевали раз махнуть мечом или топором, не говоря уж про другие «орудия», те успевал ударить саблей не менее двух раз. В Мансура, едва он взобрался на «гребень» сразу вонзились две стрелы, но не пробили прочной кольчуги одетой под легкий полушубок. Отделанные серебром шлем и поножни выдавали в нем не простого воина, а командира. Понял это и Милован, видя кто ведет татар в атаку, и воодушевляет их личным примером… Сбив защитников с завала, татары стали спрыгивать на его внутреннюю сторону. Мансур шел в первых рядах, не забыв, впрочем, отрядить десяток воинов для разбора завала.

Милован осознавал, чем грозит разбор завала, прикрывшего воротный проем – тут же последует конная атака. Этого нельзя было допустить ни в коем случае.

– Отче, беги в село, выгоняй весь народ и пусть бегом бегут к гати, боюсь, мы их тут не сможем задержать! – обратился он к стоявшему рядом священнику, раз за разом осеняющего себя крестом и беззвучно произносивших про себя молитвы.

Отец Амвросий с готовностью кивнул и припадая на одну ногу побежал в село. А Милован повел в бой свой последний резерв – два десятка своих старых, наиболее опытных оружников. Рядом с князем неотступно следовал его верный телохранитель, сын ключницы Любим. Именно к нему и обратился Милован, перед тем как вступить в сечу:

– Любим, я к их главному попробую пробиться, а ты меня со спины прикрывай!

– Прикрою княже! – отозвался Любим.

Бой кипел повсюду. Шесть-семь сотен людей рубились на тыне и вокруг. Татары постепенно приноровились к рогатинам, топорам и вилам смердов и уже начало сказываться их преимущество в вооружении и сноровке. Ждану и прочим оружникам приходилось бегать с места на место, чтобы выручать то одного то другого попавшего в тяжелое положение ополченца, или сразу нескольких, но успевали далеко не всегда. Вступившие в бой вместе с Милованом оружники, сразу укрепили и оружием и духом начавших было колебаться вчерашних землепашцев. В отдельных местах татары даже попятились назад к бревенчатой куче, которую уже начали разбирать, разбрасывая в стороны деревья.

– Стоять! Не отступать! – орал по-кипчакски Мансур.

Размахивая саблей, тысячник выскочил вперед и схватился с одним из оружников. После нескольких обменов ударами оружник упал. Мансур бросился на второго… и тот не устоял. Вдохновленные своим тысячником татары вновь ринулись вперед.

– Коназ… коназ! – Мансур увидел спешащего к нему Милована и издал радостный боевой клич, – Ургххх!!! Тут же он послал ближайшего к нему кипчака обойти орысского коназа с тыла, а сам скрестил оружие с ним самим…