В году 1238 от Рождества Христова
Шрифт:
– Саблей татарской умеешь биться? – слова толмача явно тронули Милована.
– Умею, я ею лучше, чем вашим мечом могу управляться, – воспрял духом толмач.
– Дайте ему саблю, кольчугу, шлем… и поставьте в строй, – Милован повернулся и сбежал с тына.
Начались сборы и отправка всех кто не мог держать оружие по гати через болото на «остров», небольшую возвышенность где-то с полверсты в длину и не более двухсот сажен в ширину, окруженную со всех сторон топями. Там всегда вырастали высокие и сочные травы, даже в самые засушливые годы. Когда в незапамятные времена сюда пришли темноволосые, долговязые кривичи, там коренастые светло и рыжеволосые меряне также прятали от них своих женщин и детей, спасали от чрезмерно буйных новых соседей. С тех пор прошло четыре века. Кривичи и меряне сжились, перемешались. А луга посреди болот стали местом княжеского сенокоса. Здесь же
Милован и без совета толмача отлично понимал, что надо немедленно уводить людей. Но по узкой гати быстро никак всех не вывести, да еще с поклажей. Необходимо принять бой, чтобы задержать татар. За это время и женщин с детьми удастся увести и еще припасы переправить. А потом, Бог даст, может, и большая часть мужиков успеет туда же перебежать. Отдав распоряжение с собой брать только, что можно унести в руках, Милован попросил отца Амвросия помочь сельскому старосте организовать этот исход.
После первой атаки, когда татары отступили, так и не доехав до тына, они повели себя на первый взгляд странно. Всадники с криками и гиканьем вновь вроде бы поскакали в атаку, но шагов за сто до тына развернулись и поскакали назад. Сотня сменяла сотню, но ни одна так до тына и не доскакала. В то же время выстроившиеся в линию татарские лучники, стали засыпать тын стрелами из своих дальнобойных луков. Вскоре ими был утыкан весь тын. Милован догадался, что это всего лишь отвлекающие маневры и послал полста человек во главе со Жданом к оврагу укрепить оборону там. Вскоре от Ждана прибыл гонец с известием, что через овраг происходит перестрелка лучников, а сам овраг татары, похоже, штурмовать не собираются. Что задумал Бурундай? У Милована не было времени разгадывать его хитрости, его больше заботило, сколько женщин с детьми успели покинуть село…
Несмотря на все усилия отца Амвросия и старосты эвакуация шла медленно. Хозяева изб в первую очередь справные смерды, вернее оставшиеся в домах смердки и старики буквально забивали своим скарбом сани, надеясь довезти его до гати, а потом на руках перенести по ней, так как лошади по той гати никак не пройти. Кто все это понесет, если почти все мужики бьются с татарами? Этого большинство женщин просто не понимало.
От Ждана прибыл очередной гонец с известием, что пешие татары мелкими группами пытаются обойти овраг. Групп тех много и отбить все сил никак не хватит. Милован тут же отправил к оврагу небольшое подкрепление, но особо не обеспокоился – ну прорвутся две три группы к селу. Есть резерв, чтобы их там встретить, да и пешие татары это уже не те татары. Главное удержать тын не дать ворваться через ворота страшной конной лаве татар. Отдавая распоряжения, краем глаза Милован заметил, что и в этот раз неподалеку в полном боевом облачении, опоясанная мечом, стоит Бояна.
– Чего она тут? Поди узнай, – Милован отправил неотлучно находящегося при нем Любима, хоть и догадывался зачем здесь племянница Ждана.
Оружник пошел, поговорил и вскоре вернулся:
– Она, князь, хочет, чтобы ты ее до брани допустил, или поручение какое дал. Она готова и твои поручения куда угодно доносить, у нее для этого и снегоступы готовы.
– Какие еще поручения. Пусть вон баб с ребятами подгоняет, чтобы сбирались быстрее, да через гать уходили, – раздраженно отреагировал, было, Милован… но тут же передумал. – Бояна поди сюда.
Бояна подбежала в уверенности, что князь уважит ее просьбу.
– Слушай, такое у меня тебе поручение. Сейчас же ступай в церковь. Там моя Голуба с семейством своим… с твоим семейством. Они утварь церковную к увозу собирают. Ты там будешь за охрану. Если татары в село ворвутся до того как они на гать уйдут, ты должна их оборонить и дать по гати уйти. Всё поняла!?
Совсем не такого поручение ожидала Бояна, но Милован говорил таким тоном, что она не посмела спорить. Опустив голову, оглядываясь на прячущихся от татарских стрел за бревнами тына защитников села, она медленно пошла по направлению к церкви.
В церкви собрались все дворовые, как из княжьего, так и из поповского домов, вернее женская часть дворни, княжьих дворовых сюда пригнала Голуба. Они занимались переноской церковной утвари на двое саней, запряженные лошадьми, чтобы везти ее к гати. Со стен церкви спешно снимали иконы, подсвечники, тут же заворачивали в холстину и выносили. В отсутствии отца Амвросия здесь распоряжался отец Андрей, тот самый священник-беженец, который венчал Милована с Голубой. Все ценное из княжьего дома уместилось на одни сани,
которые стояли здесь же возле церкви, чтобы вместе с церковным имуществом везти его к гати. Как-то само-собой получилось, что вчерашняя семнадцатилетняя поповна, а нынешняя княгиня решительно отстранила отца Андрея и сборами стала командовать она. Видя, что отец Андрей, как бы остался не у дел, и не очень этим доволен, Веселина поспешила его успокоить:– Батюшка, отец Андрей, не гневайся, Голуба наша с малых лет всю церковь излазила, она лучше всех знает, что и где лежит.
Молодой священник с пониманием посмотрел на старшую дочь местного батюшки и пошел… пошел таскать, снимать, заворачивать… выполнять распоряжения юной княгини, которую совсем недавно венчал. Всю эту суету и застала Бояна, когда вошла в церковь и по привычке хотела перекреститься, но не увидела на прежних местах икон…
– Тебя князь прислал… передал чего? – сразу подскочила к ней Голуба, ждавшая любой вести от мужа.
– Да, прислал… тебя вот и всех тут оборонять, – нехотя пояснила Бояна цель своего прибытия.
– Нечего нас тут оборонять. Давай вон холстины в узлы связывай и выноси, на сани грузи. А то у нас тут бабы одни, а у тебя сила как у мужика, вот за него и будешь, – Голуба с усмешкой смотрела на воительницу, которую так и не допустили до настоящей брани.
Наконец татары кончили «шутки шутить» и начали настоящий штурм. Сотни спешившихся всадников под прикрытием линии щитов двинулись к тыну. Причем шли не только по дороге, но и по снегу в прилегающих с обоих сторон лесах. Это позволила сделать уменьшившаяся глубина каждодневно таявшего снега. За первым рядом шли «тараньщики» и «лесничиники», тащившие сразу три таранных бревна, и несколько средних размеров лестниц. Чтобы остановить тех татар кто шли не в центре по дороге, а по бокам по снегу, Миловану пришлось и против них выделить отряды лучников, дабы они не обошли тын. Град стрел не остановил штурмующих, почти все они застревали в щитах. Лишь когда штурмующие полезли на тын, появилась возможность их эффективно поражать. Закипела сеча. Татар сверху били рогатинами, мечами, саблями, стрелами, бросали камни, лили кипяток и горячую смолу… Тем временем три тарана почти без помех стали разбивать ворота. Но это были уже не те сосновые ворота, что разбивали воины Мансура. На этот раз ворота сколотили и крепко-накрепко сшили-связали из толстых березовых бревен. Тараны долго не могли причинить им какого-либо вреда. Видя, что ворота быстро не разбить к татарам подошло подкрепление и теперь уже не менее тысячи штурмующих по лестницам и просто так карабкались на тын, где пошла страшная сеча. Милован отправил гонца к Ждану с просьбой, если у оврага обстановка не очень напряженная, снять сколько можно людей и прислать к тыну, ибо его защитники держались из последних сил…
У церкви утварью и обиходными вещами нагружали уже вторые сани. Первые отправили к гати с несколькими женщинами, которые должны были немедля начинать носить поклажу по гати через болото. Как это получиться у не очень-то привычных к тяжелому труду дворовых баб и девок? Этот вопрос отцу Амвросию задала матушка-попадья и священник тут же пробежавшись по селу организовал на разгрузку церковных саней у гати с последующей переноской несколько крепких девок-смердок из сбегов. У большинства сбегов своей поклажы было не много, и они в основном помогали хозяевам тех изб и сараев где их приютили. У церкви продолжали грузить сани, постоянно оглядываясь в сторону тына. Несмотря на почти двухсотсаженное расстояние оттуда отчетливо доносились: лязг клинков, крики, вопли, удары таранов… Все инстинктивно ощущали опасность именно оттуда. Но оная пришла совсем с другой стороны, не от тына, а со стороны леса, откуда вдруг появилось четыре татарина, в малахаях и коротких овчинных шубах с луками в руках и кривыми саблями у пояса. То была первая группа, из посланных Бурундаем с заданием просочиться в село и поджечь его. Они вышли к церкви самому высокому и заметному зданию в селе. Первым делом подстрелили сидящего в голове грузящихся саней возницу, немощного старика. Тот сразу же вывалился из саней головой в снег со стрелой в горле.
– Поганые!.. Поганые в селе! – закричали женщины таскавшие утварь, они бросив поклажу побежали назад в церковь и попытались закрыть за собой входную дверь в притвор.
Но один из татар не дал этого сделать, напротив широко ее распахнув. Женщины побежали в глубь храма неистово крича:
– Поганые, поганые!!
Два татарина, тараща глаза после дневного света в церковном полумраке, увидели десятка полтора женщин охваченных ужасом. Женщины явно не походили на смердок, они были в основном округлы и не уработаны. Но и среди них выделялись две, выделялись не только статью, но и богатой одеждой. Один из татар, старший в этой четверке обратился к своему товарищу: