В горах Кавказа. Записки современного пустынножителя

В половине марта брат-пчеловод собрался навестить приозерных монахинь. Он сделал из тонких ветвей орешника снегоступы, представляющие из себя два эллипса, переплетенных внутри веревками, и свободно пошел в них по снежным сугробам. Спустившись с горы, он отвязал снегоступы от резиновых сапог, взял их под мышку и пошел вброд по речке к озеру.

Идти было легко. Речка за зиму сильно обмелела. Подойдя к озеру, он вышел из воды, снова надел снегоступы на сапоги, привязал к ногам веревки и, опираясь на палки, начал подъем по крутому берегу. Но это оказалось не так просто, как ему представлялось. Идти в снегоступах по ровному месту было сравнительно легко, потому что они равномерно погружались в снег на небольшую глубину. На крутом подъеме все изменилось. Снегоступы вместе с осыпающимся под ними снегом стали соскальзывать. И случилось точь-в-точь «шаг вперед, два — назад». Чтобы сделать шаг, приходилось прежде разгребать руками толщу сугроба. При таком движении сзади оставалась глубокая траншея. За два часа удалось все же преодолеть этот подъем, протяженностью около ста пятидесяти метров.

Идти стало намного легче. Подъем здесь был пологим. Ноги уже не тонули в снегу. Однако появилось новое препятствие. Весь горный склон покрывали сплошные заросли лавровишни, которые под тяжестью снега согнулись наподобие дуги, касаясь своими вершинами земли. Там, где она росла гуще, ее вечнозеленые листья задерживали снег, и он ложился на кроны кустарников, образуя под согнувшимися ветвями пустоты. Путешественник стал бесконечно проваливаться по самую шею в эти подснежные катакомбы. Приходилось каждый раз отвязывать от ног снегоступы. Это было невыносимо. Не за что ухватиться. Не на что опереться. Приходилось руками и ногами расшатывать стволы согнувшегося кустарника, чтобы лежавший наверху снег осыпался на землю. Снег попадал и за воротник, и в широкие голенища сапог, набирался в карманы и в рукава одежды.

Все время неприятно свербила мысль, что, провалившись в очередной раз, он может вызвать катастрофическую лавину, которая, сметая все на своем пути, унесет его в пучину озера. Но вот путь преградила неглубокая впадина с пологими берегами, ее северный берег и все дно прогревались весенним солнцем. В результате там образовался твердый ледяной наст. Когда путник ступил на лед, его снегоступы заскользили и он, потеряв равновесие, упал. На нем был гладкий целлофановый плащ, и его, как на санях, помчало вниз, к обрыву. Он попытался ухватиться руками за какую-то толстенькую веточку, высунувшуюся из-под снега, но она обломилась. Потом за другую, — то же самое. Еще раньше, будучи наверху, он видел, что под самым обрывом из воды торчали остроконечные выступы скал. Молнией сверкнула кошмарная мысль: на этих каменных кинжалах ему суждено умереть страшной смертью… Но нет! Через три-четыре секунды брат налетел на маленькое деревце. С налету обхватил его — и задержался. Трясущимися от испуга руками отвязал от ног снегоступы и стал пробивать пятками твердый наст. Таким образом перебрался на другой берег злополучной впадины. Там опять был рыхлый снег, и он, снова надев снегоступы, продолжил путь уже с великой осмотрительностью. Приблизившись к крутому подъему, приготовился к новым испытаниям, но здесь его ожидал приятный сюрприз. По всему подъему росли молодые деревья. Брат поднимался между ними боком, хватаясь то за одно, то за другое. Сгребал снегоступом лежавшую впереди толщу снега, притаптывал ее и становился туда другой ногой. Наконец, благополучно выбрался наверх и легко дошел по пологому склону до келий приозерных монахинь.

После многотрудного путешествия, немного отдохнув, он решил навестить старца Исаакия. В это время дня еще была надежда застать его свободным от обычных богослужебных занятий.

Войдя в старческую келью, испросил благословения. Отец Исаакий предложил ему низенький стульчик и с интересом стал расспрашивать о жизни братьев. Гость рассказал опытному отшельнику о различных искушениях, возникающих при сокровенном трудничестве, и, в частности, о яростных нападениях хульного демона. Схимник внимательно выслушал его и, немного подумав, сказал: «Умное делание — величайший труд, требующий полного напряжения всех душевных сил подвижника, это — непрестанная мысленная брань с невидимыми бесплотными врагами нашего спасения. Чтобы одолеть их, мы должны использовать методы борьбы, преподанные нам святыми Отцами. Не будем забывать: демоны имеют почти семь с половиной тысяч лет опыта. Им известны (но только по догадке, как утверждают святые Отцы) тончайшие движения человеческого ума. Однако во время мысленного противоборства возникает множество неожиданных и трудных случаев, не упомянутых в аскетической литературе. В эти моменты нужно немедленно просить Господа нашего Иисуса Христа и Его Пречистую Матерь — Пресвятую Деву Богородицу — о помощи и вразумлении.

Если даже инок побеждает в духовном бою, бесы не отступают. Наоборот! Предпринимают все новые и новые упорнейшие атаки. Именно здесь проявляется особая бесовская настойчивость и наглость: в сердце молниеподобно вторгаются необоримые помыслы, насылаемые демоном хулы. Это выражается в самом отвратительном мысленном сквернословии. Хульный демон, — самый влиятельный из числа всех своих соратников, — приводит в крайнее замешательство духовного воина. Прочие демоны действуют выжидательно, угадывая, вероятно, по выражению лица молящегося, о мгновениях умственной пассивности. И вот в эти моменты стремятся ослабить духовную бдительность, отвлечь внимание от богомыслия. Если это удается, улавливают человека в сети праздномыслия и лишают всех духовных приобретений, полученных в молитве. Ибо сказано в Священном Писании: Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные — жизнь и мир (Рим. 8,6). Вся суть богоугодной жизни заключается в святости помышлений.

Демон хулы, этот сквернейший дух, имеет только ему присущий способ молниеносного ратоборства. Подобно сверкнувшей молнии, он беспрепятственно, на одно мгновение, прорывается мерзостными помыслами в сердце человека в благодатные минуты хвалебного молитвословия, особенно тогда, когда читается какой-либо умилительный акафист Царице Небесной. Сей гнусный бес, в мгновение ока мысленно появившись в сознании, произносит свою хульную скверну и исчезает. Потом через короткий промежуток появляется опять и, вновь изрыгая мысленные гадости, скрывается. Нет никакой возможности воспрепятствовать ему в моменты внезапных вторжений.

После его исчезновения в душе остается какое-то неописуемое состояние мысленной отравленности. Одно время нападал и на меня с лютой яростью бес хулы. И я, доведенный чуть ли не до отчаяния, однажды поднял руки к небу и возопил: „Пресвятая Госпоже, Дево, Богородице! Да неужели Тебе нет дела до меня, денно и нощно мучимого хульным демоном. Ну, помоги же мне, Царица Небесная! Защити от этого коварного супостата! Сам собою не могу от него отбиться…“ И после этого молитвенного вопля сразу же прекратилась хула. Впоследствии — каким-то внутренним духовным чувством я иногда узнавал о приближении хульного беса. Оно происходило со своеобразным мысленным шумом. Помня о заступничестве Царицы Небесной, мысленно произносил только два слова: „Пресвятая Богородице!“ Шум сразу ослабевал и затем прекращался. С тех пор больше не слышал я гнусной хулы. Потом я был тайно вразумлен чрез неведомого посредника, может быть, Ангела-Хранителя, как отбиваться и от прочих назойливых помыслов, преграждая им вход в свое сердце знамением креста. Мысленно, как бы изнутри сердца, чертил две линии: одну сверху вниз, а вторую слева направо. Вот этим оружием воинствую и поныне. А вам советую, отражать хульного демона молитвой святого Иоанна Лествичника». Достав из ящика «Лествицу», старец выписал нужную молитву: «Иди за мною сатана, Господу Богу моему поклонюся и Тому Единому послужу. Твой же труд и слово твое да обратится на главу твою, и на верх главы твоея да снидет хула твоя в нынешнем и в будущем веке. Аминь». После этого подал брату исписанный листочек бумаги и внимательно посмотрел на часы, висящие на стене. Время было еще не позднее. Но гость подумал, что пустынник хочет отдохнуть перед началом вечернего молитвенного правила. Поэтому он попрощался с отцом Исаакием и ушел.

ГЛАВА 16 В келье приозерных монахинь — Незнакомка — Всеобщее изумление — Чудесная история — «Как же ты обошлась зимой без теплой одежды?!» — Молитва идет и во сне — Духовная высота двадцатитрехлетней отшельницы

Вернувшись к монахиням в келью, он почему-то никого не застал и решил прилечь на широкую скамью, служившую вместо лежанки. Но прежде, мельком взглянув в оконце, заметил спускающуюся по склону незнакомку, очень легко одетую. На ней был короткий подрясник, а поверх — матерчатая курточка из простой ткани. На голове — тонкий черный платочек. На ногах — кирзовые сапоги. Подойдя к двери, она прочитала вслух общеизвестную молитву, он ответил: «Аминь».

Войдя в помещение и увидев его, она смутилась и не знала, что говорить. Следом зашла хозяйка кельи, а через несколько минут поспешно пришли остальные монахини. Незнакомка сказала: «Сегодня, впервые за всю зиму, я вышла из кельи и почувствовала, что снег уже осел, уплотнился, так что потихоньку, ни разу не провалившись, дошла до вас».

Все смотрели на нее с крайним изумлением, как на воскресшую из мертвых. Брат ничего не понимал. Оказалось, четыре месяца назад, то есть в ноябре минувшего года, эта молодая монахиня пришла к ним из города в сопровождении одной женщины и хотела у них остаться. Сначала они охотно приняли ее, но потом, посовещавшись, решили отправить назад во избежание возможных искушений. Она была еще очень молода — всего лишь двадцать три года. Если бы о ее появлении узнали сельские хулиганы, то неминуемо совершили бы дерзкий набег с ужасными последствиями.

Это решение крайне опечалило незнакомку. Ей некуда было деться, она приехала издалека и никого здесь не знала. Надев на плечи снова свой рюкзачок, она тихонько поплелась обратно. Одна из монахинь пожалела бесприютную странницу, быстро побежала за ней и, догнав, сказала: «Я провожу тебя до развилки, чтобы ты не сбилась при повороте». Скиталица ответила: «Спаси Господи за благое напутствие». Молча они пошли по извилистой тропе и вскоре очутились на горном отроге, спускающемся к озеру. Здесь провожатая, о чем-то вспомнив, остановилась и, указывая рукой на заросший густым кустарником склон, пояснила: «Через три километра, вверх по этому гребню, около года назад один мирской человек в густых кустарниковых зарослях построил себе келью, но потом загрустил о жене, оставленной в миру, и ушел из пустыньки. Пойдем, я покажу тебе это место. Ты сможешь там жить, если тебе понравится».

У молоденькой монахини встрепенулось сердце. Слезы радости выступили на глазах. Она поняла, что Господь услышал ее скорбную мольбу о помощи и не оставил пребывать в томящей душу печали. Они свернули с тропы и стали пробираться между кустарниками, хватаясь руками за тонкие молодые деревца и пригнувшиеся к земле ветви рододендронов. Восхождение длилось довольно долго. Подъем был трудным. Им пришлось много раз останавливаться для передышки. Наконец, пришли. Среди высоких деревьев и вечнозеленых зарослей, на специально выровненной площадочке, врезавшейся в глубь пологого косогора, стояла одинокая келья. Место это было сильно затенено широкими кронами вековых гигантов. Лишь кое-где едва проглядывали лучи полуденного солнца. Ликующая подвижница поцеловала дверь, маленькое оконце, многие бревнышки, затем вошла в келью, сделала три земных поклона, прочитала молитву «Достойно есть». Оградила крестным знамением все четыре стены, потолок, пол и осталась здесь жить.