В горах Таврии

Каждая весточка о делах партизан-симферопольцев (среди партизан третьего района было много жителей Симферополя) волновала нас. Мы следили за ними с напряженным вниманием, присматривались к тактике, учились воевать. А поучиться было чему. Они не только отлично маневрировали (а маневрировать в наших краях было не так просто, — разве это маневр, если отряд должен кружиться на участке нескольких квадратных километров или бегать вдоль извилистой горной речушки, длина которой не больше трех километров), но и активно наступали на коммуникации врага. Часть партизан приняла на себя удар карателей, другая часть, основная, сама ударила по ним, а третья — подвижная, пробившись сквозь охрану, действовала на дорогах — помогала Севастополю. Например, командир группы Алуштинского отряда Ермаков в эти горячие боевые дни сумел на Кастельском перевале уничтожить восемь автомашин врага, взорвал мост и на сутки прекратил движение немецких войск на трассе Алушта — Ялта — Севастополь.

Наши отряды не отличались таким умением, мы жадно присматривались к боевым делам партизан третьего района, учились у них.

Эти бои освежающе действовали на нашего начальника. Бортников подробно расспрашивал связных, очевидцев, сам посылал разведчиков в район боев. Когда речь заходила о комиссаре третьего района Никанорове, Бортников искренне говорил:

— Комиссар во всех делах главную роль играет. Ведь он каждого партизана в отряде знает, с каждым поговорит, простым словом дойдет до каждой души. Я Василия Ивановича Никанорова еще парнишкой знал. Он комсомолом заворачивал. Тогда был, правда, горяч, а сейчас выдержку имеет. В делах он упорный и партийное слово знает.

Мы уже сидели в новой землянке из толстых бревен. Даже окно у нас было — стекло от вражеской машины.

Где-то послышались пулеметные очереди. Мы вышли и, стоя на пригорке, долго прислушивались. На северо-востоке, у горы Чатыр-Даг, поднялся столб черного дыма.

— Жарко там нашим, — после долгого молчания вздохнул Иван Максимович.

Над лесом поднимались высокие языки пламени. Горели лесные сторожки.

Враг подкрадывался и к нам.

Комиссар Бахчисарайского отряда Черный писал, что ходят упорные слухи о подготовке фашистами крупного наступления на Центральный штаб Мокроусова, находившийся на горе Черной, и на наш четвертый район. Более проверенные данные говорили, что фашисты собираются на рассвете тринадцатого декабря напасть на Ялтинский отряд.

Мы немедленно послали связных к ялтинцам, предложив командиру Мошкарину покинуть свою стоянку.

Македонский спокойно и заранее убрал все свои тылы в безопасное место и был начеку.

Наш штаб тоже подготовился. Ак-Шеихский отряд мы подтянули ближе к себе. Красноармейский — перебросили за Верхний Аппалах, весь запас продовольствия перепрятали.

Утро тринадцатого декабря началось автоматно-пулеметной стрельбой в районе пункта связи Центрального штаба и казармы Чучель. Стрельба то усиливалась, то на миг затихала, возобновляясь с еще большей силой. Через два часа над казармой Чучель показался черный дым.

Стрельба замолкла.

Вдруг тишину прорезал сильный гул. Началась канонада левее Чучели.

— Иван Максимович, как думаете, где это? — забеспокоился я.

— По-моему, на горе Черной. Да, да, там, у Мокроусова, в Центральном штабе.

Теперь шла уже двусторонняя артиллерийская стрельба. Лес наполнился шумом и визгом пролетающих снарядов. Горное эхо усиливало канонаду.

— Начштаба, скорее пошли туда разведку, может, надо Мокроусова выручать, — приказал мне Бортников.

Мы немедленно отобрали и послали в разведку лучших партизан.

А стрельба все усиливалась, четко стали слышны пулеметная дробь, трескотня автоматов. Лес гудел…

Мы ломали себе головы. Почему идет артиллерийская дуэль? Откуда партизаны взяли пушки?

Наконец, возвратились разведчики, возбужденные и веселые.

— Вот здорово получилось! — сиял глазами Семенов.

— Ну что там происходит? Как командующий? — забросали мы вопросами разведчиков.

— Все в порядке. Да Мокроусов почти рядом с нами, на Алабачевской тропе. Вот бумажка от него.

Оказалось, что артиллерийская дуэль велась между немецкими и румынскими подразделениями.

Случилось это так: утром разведчики Мокроусова обнаружили наступающих со всех сторон румын и немцев. Гитлеровцы, очевидно, были уверены, что теперь партизанский штаб в крепких тисках и никуда не уйдет, поэтому смыкали кольцо не торопясь.

Они не учли только одного — опыта Мокроусова, который зорко следил за ними, держа людей в боевой готовности.

Когда гитлеровцы, идущие с Аспорта, смыкали свой правый фланг с румынами, наступающими с запада, левый фланг, бросая ракеты, быстро продвигался к штабу партизан. Но здесь у немцев получилась какая-то заминка. Командующий, воспользовавшись ею, поспешно отошел вправо и проскочил между немецкими и румынскими подразделениями. Наступающие с другой стороны румыны приняли немцев за партизан, открыли огонь. Немцы — в румын, румыны — в немцев. Дошло до артиллерийской дуэли.

Посмеявшись над неудачей врага, мы стали ждать разведку, еще утром посланную в шахтерский поселок Чаир. В два часа она возвратилась с данными, переданными стариком-шахтером Захаровым. В поселок прибыло более пятисот немецких солдат и офицеров, тридцать машин, танкетки, мотоциклы. Какой-то отборный батальон к вечеру должен был покинуть поселок, направляясь в сторону Бахчисарая.

"А что если ударить по этому батальону?" — подумалось мне.

Мне вспомнился бой бахчисарайцев в Шурах. Партизаны с незначительными силами напали на крупный вражеский гарнизон. И успешно! Главное внезапность! Я высказал свои мысли Бортникову.

— Да с кем нападать-то? — усомнился Иван Максимович.

— Как с кем? А Ак-Шеихский отряд? А разные связные, разведчики?

Бортников подумал и согласился:

— Правильно! Всех двинуть в бой! Чтобы проклятые фашисты не думали, что нас уже нет. Пусть их много — а мы все-таки нападаем!

Бортников собрался идти с нами, но мы уговорили его остаться и послали человека за Федосием Степановичем Харченко.

Отобрали сорок семь человек, из них двадцать — из отряда Харченко во главе с ним самим. Харченко с большой охотой согласился с нашими планами. Он сказал:

— Цэ дило. Бо фашисты все наступают да наступают, треба сбить их с панталыку.

Партизаны выстроились на поляне у родника. Мы объяснили задачу. Все были охвачены единым желанием — действовать именно сегодня, сейчас. Возможно, на нас повлияла вся напряженная атмосфера этого дня. С самого утра идет бой, на наших товарищей наступает враг. Мы только выжидаем, а ведь нет ничего хуже ожидания. Совсем другое дело, когда мы сами готовимся к нападению.

Очень подбодрила партизан и весть об удачном маневре Мокроусова, и дуэль немцев и румын на горе Черной. Уже не нужны были никакие слова, люди рвались в бой.

— Шагом марш!

Партизаны быстро зашагали за посланной вперед разведкой.

Место для засады нам удалось найти подходящее: с одной стороны дороги — полукругом крутая возвышенность, с другой стороны, за кюветом, двухметровый обрыв к реке. Между кустарниками — толстые старые дубы.

Тридцать семь партизан мы решили расположить здесь, а десять гранатометчиков — по ту сторону дороги, на обрыве.

Устраивались мы на своих местах удобно, не забыв даже подстелить под себя табачные листья.