В горах Таврии

— Как здоровье? — неожиданно спросил меня секретарь.

— Спасибо, чувствую себя хорошо…

— Хорошо… Вы человек с военным образованием, умело применяйте свои знания.

— Постараюсь, товарищ секретарь.

…Через город идут отступающие войска. Идут торопливо, но без шума, сохраняя железный порядок. Части спешат, чтобы через узкое горло Байдарской долины проскочить в Севастополь.

Враг ошалело рвется к морю, ищет лазейки в горах. Он наступает со всех сторон. Наши арьергардные части совместно с истребительными батальонами громят вражеские роты, преграждают им путь к морю. В окрестностях Ялты выросли первые свежие могилы.

Наша машина идет по набережной. Красные отсветы пожаров на черной воде, крышах, стенах.

Горит Ялта. Над нефтехранилищем бушуют огненные языки. Черный дым кружится над опустевшим молом, по ущелью Уч-Кош тянется на яйлу.

На рассвете мы поднимались в горы. Пассажиров прибавилось. Товарищ в барашковой шапке, в ватнике, опоясанный ремнями, с загорелым лицом, отрекомендовался Захаром Амелиновым — представителем Центрального партизанского штаба. Еще подсел к нам молодой коренастый моряк с нашивками лейтенанта.

— Прошу подвинуться, товарищи, — заявил он. — Будем знакомы, Владимир Смирнов, или просто — Володя. — И всем пожал руку.

Смирнов оказался непоседой. Соскакивая на ходу с машины, он то кричал на усталых обозников, иногда преграждавших нам путь, то помогал им на поворотах вытащить застрявшую повозку. Ручной пулемет за его широкими плечами казался легковесной игрушкой. О себе он говорил мало. Мы узнали только, что он "бил фашистов под Одессой на Хаджибеевке" и "жалко, не успел побывать на Перекопе, а то бы им показал!"

Лес кончился. Показались камни Никитской яйлы, окутанные туманом. Машина остановилась около большой землянки, крытой палой листвой. Нас окружили вооруженные люди в гражданской одежде. Среди них я узнал сапера из группы Обремского.

— Как с мостом? — спросил я.

— Подняли на воздух.

— Где Обремский?

Сапер ответил не сразу,

— Что-то случилось? — насторожился я.

— Было такое… Но Обремский настоящий командир… Немцы там нас обошли, значит… Но мы мост-таки взорвали, сам дядя Саша рвал… А немец с минометов ударил. Одна мина упала под ноги командиру… Он не успел отскочить, как она взорвалась… Ну и оторвало товарищу Обремскому руку по самое плечо… Он упал, поднялся, крикнул: "Хлопцы, пошли в атаку!.." И без руки побежал вперед. Метров десять бежал, а потом, как подкошенный, упал. Когда мы несли его к санитарной машине, которая шла в Севастополь, он был без сознания, только все спрашивал: "Ребята, а мост мы взорвали?"

— Вот как наши коммунисты воюют! — раздался бас командира городского истребительного батальона капитана Тамарлы. Он пожал мне руку, спросил:

— В лес?

— Туда, Николай Николаевич.

— И я туда. Назначен начальником штаба Ялтинского партизанского отряда. Сегодня сдаю батальон Чапаевской дивизии — и в лес.

Меня обрадовала возможность быть в лесу с Тамарлы. Инженера Тамарлы, начальника Крымского управления по борьбе с оползнями, я знал хорошо. Рослый, немного тучный, но еще красивый, с правильными чертами лица, большими черными глазами, он выглядел моложе своих пятидесяти лет.

— До встречи, Николай Николаевич!

Дорога оборвалась у взорванного моста. Мы торопливо подвязываем вещевые мешки.

— Что делать с машиной? — спрашивает Семенов.

— Уничтожить. Пусть ничего не достанется врагу, — говорит Амелинов.

Решили пустить машину в пропасть. Семенов сел за руль и осторожно двинул грузовик к откосу. Все подошли к краю обрыва. Машина, как живая, сопротивлялась и поползла нехотя. Дав полный газ, Семенов соскочил с подножки, и машина стремительно полетела вниз. Мы услышали шум падения, шорох осыпающихся камней.

Вот и все. Жалко… Наша машина, нашего завода, и вдруг — в пропасть. Каково мне, механику! Ну что ж, так надо.

Выслав вперед разведку из трех человек во главе со Смирновым, мы осторожно продвигались по опушке. Только капли дождя, падая с пожелтевших листьев, нарушали лесную тишину.

Уже стемнело, когда наши разведчики сообщили, что видна перевернутая будка — наш знак.

Так мы прибыли в лесной домик Чучель, к месту связи командующего партизанским движением Крыма. Проводник привел нас в жарко натопленную избушку. Поужинав, мы легли на пол и быстро уснули.

Лесной домик Чучель, или, как его здесь называли, казарма, стоял на перекрестке многих лесных дорог и троп. Он связывает командование партизанского движения Крыма с районами, отрядами, подпольными группами в горах. Отсюда партизанские ходоки уносят в дальние уголки гор устные и письменные приказы командующего Алексея Васильевича Мокроусова, вести о первых боях с врагом…

В избушке было шумно и тесно. Приходили мокрые, усталые связные из партизанских отрядов и районов. Они вручали начальнику связи штаба зашитые нитками пакеты и спешили занять место у жарко натопленной печки.

Вечером в избушке стало особенно дымно и шумно: прибыли связные из Севастопольских отрядов. Плотный, среднего роста, с черными усиками человек, снимая плащ, громко спросил:

— Слушай, где главный начальник? Вести принес, докладывать буду.

Голос показался мне знакомым. Неужели Айропетян? Я подвел партизана к лампе. Он самый! Винодел Инкерманского завода шампанских вин Айропетян.

— Здорово, винодел, какими судьбами?

— Как, какими судьбами? — почти обиделся Айропетян. — Если хочешь знать, у нас в севастопольских лесах целый винодельческий комбинат Массандра! Начальник района — Красников, директор винодельческого совхоза имени Софьи Перовской. А командир первого Севастопольского отряда, знаешь, кто? Мой директор завода. Мало? Есть еще лаборант.

— Ну, значит, все шампанское в лесу забазировано, будете его попивать и о немцах забудете, так, что ли, друг? — перебил Айропетяна прибывший с нами Смирнов.

— Ой, моряк, не шути. Ты фашистов не видел?.. Наверно, не видел, а виноделы под Севастополем уже начали их давить. Вот четвертого ноября со стороны Бахчисарая нажали…

— Наверно, драпака вы дали?

— Постой, моряк, ты говоришь — драпака дали? Дали, только не мы, а фашисты. Целый батальон. Мы одних лошадей шестнадцать штук взяли, десять автоматов, три пулемета. А ты говоришь — драпака!

— Ты, друг, правду рассказываешь, а?

— Знаешь, у нас на Кавказе говорят: "Потерявший веру в других не будет верен ближним", — рассердился винодел.

— Ну, ты осторожнее, — Смирнов нахмурился. — Я этих гитлеровцев под Одессой тоже бил. А что батальон разбили, — хорошо, помогли, значит, нашим морячкам. Им ведь трудно, ох, трудно!

— Это не все. Вот в пакете командир подробно докладывает. Второй Севастопольский отряд засек у табачного сарая под Дуванкоем [1] немецкий склад боеприпасов и сообщил по радио нашим. Артиллеристы накрыли врага. Склад взорвался. Гитлеровцы давай удирать, а тут мы по ним из засады ударили.

1

Теперь с. Верхне-Садовое.