В горнице моей светло... (сборник)

СВИДАНИЕ

Мы входим в зал. Сияющие люстры От напряженья, Кажется, дрожат! Звенит хрусталь И действует на чувства, Мы входим в зал Без всякого искусства, А здесь искусством, Видно, дорожат. Швейцар блистает Золотом и лоском, Официант — Испытанным умом, А наш сосед — Шикарной папироской... Чего ж еще? Мы славно отдохнем! У вас в глазах Восторг и упоенье, И в них такая Гордость за меня, Как будто я Здесь главное явленье, Как будто это Все моя родня! Чего ж еще?.. С чего бы это снова, Встречая тихо Ласку ваших рук, За светлой рюмкой Пунша золотого Я глубоко Задумываюсь вдруг?..

ШУТКА

Мое слово верное прозвенит! Буду я, наверное, знаменит! Мне поставят памятник на селе! Буду я и каменный навеселе!.. 1962

ГРАНИ

Я вырос в хорошей деревне, Красивым – под скрип телег! Одной деревенской царевне Я нравился как человек. Там нету домов до неба. Там нету реки с баржой, Но там на картошке с хлебом Я вырос такой большой. Мужал я под грохот МАЗов, На твердой рабочей земле... Но хочется как-то сразу Жить в городе и в селе. Ах, город село таранит! Ах, что-то пойдет на слом! Меня все терзают грани Меж городом и селом... 1962

* * *

Давай, земля, Немножко отдохнем От важных дел, От шумных путешествий! Трава звенит! Волна лениво плещет, Зенит пылает Солнечным огнем! Там, за морями, Полными задора, Земля моя, Я был нетерпелив, — И после дива Нашего простора Я повидал Немало разных див! Но все равно, Как самый лучший жребий, Я твой покой Любил издалека, И счастлив тем, Что в чистом этом небе Идут, идут, Как мысли, облака... И я клянусь Любою клятвой мира, Что буду славить Эти небеса, Когда моя Медлительная лира Легко свои поднимет паруса! Вокруг любви моей Непобедимой К моим лугам, Где травы я косил, Вся жизнь моя Вращается незримо, Как ты, Земля, Вокруг своей оси... 1962

ПАМЯТНЫЙ СЛУЧАЙ

В детстве я любил ходить пешком. У меня не уставали ноги. Помню, как однажды с вещмешком Весело шагал я по дороге. По дорогам даже в поздний час Я всегда ходил без опасенья, С бодрым настроеньем в этот раз Я спешил в далекое селенье... Но внезапно ветер налетел! Сразу тьма сгустилась! Страшно стало! Хмурый лес качался и шумел, И дорогу снегом заметало! Вижу: что-то черное вдали Сквозь метель маячит... Нет, не елки! Ноги будто к месту приросли! В голове мелькнуло: «Волки, волки!..» Волки мне мерещились не раз В обгоревших пнях. Один, без друга, Я дрожал от страха, но тотчас Шел вперед, опомнясь от испуга. Шел я, спотыкаясь, а метель, Мне сугроб под ноги наметая, То вдруг: «У-у-у!» – кричала в темноте, То вдруг: «А-а-а!» – кричала, как живая! ...После все утихло. Рассвело. Свет зари скользнул по белым склонам. Я пришел, измученный, в село. И друзья спросили удивленно: – Что случилось? Ты не заболел? – Ничего, – ответил я устало, — Просто лес качался и шумел, И дорогу снегом заметало... 1962

* * *

В твоих глазах Для пристального взгляда Какой-то есть Рассеянный ответ... Небрежно так Для летнего наряда Ты выбираешь Желтый цвет. Я слышу голос Как бы утомленный, Я мало верю Яркому кольцу... Не знаю, как там Белый и зеленый, Но желтый цвет Как раз тебе к лицу! До слез тебе Нужны родные стены, Но как прийти К желанному концу? И впрямь, быть может, Это цвет измены, А желтый цвет Как раз тебе к лицу... 1962

ПО ДОРОГЕ К МОРЮ

Въезжаем в рощу золотую, В грибную бабушкину глушь. Лошадка встряхивает сбрую И пьет порой из теплых луж. Вот показались вдоль дороги Поля, деревни, монастырь, А там – с кустарником убогим Унылый тянется пустырь... Я рад тому, что мы кочуем, Я рад садам монастыря И мимолетным поцелуям Прохладных листьев сентября. А где-то в солнечном Тифлисе Ты ждешь меня на той горе, Где в теплый день, при легком бризе, Прощались мы лицом к заре. Я опечален: та вершина Крута. А ты на ней одна, И азиатская чужбина — Бог знает что за сторона. Еще он долог по селеньям, Мой путь к морскому кораблю, И, как тебе, цветам осенним Я все шепчу: «Люблю, люблю...»

* * *

Листвой пропащей, знобящей мглою Заносит буря неясный путь. А ивы гнутся над головою, Скрипят и стонут – не отдохнуть. Бегу от бури, от помрачений... И вдруг я вспомню твое лицо, Игру заката во мгле вечерней, В лучах заката твое кольцо. Глухому плеску на дне оврага, И спящей вербе, и ковылю Я, оставаясь, твердил из мрака Одно и то же: – Люблю, люблю! Листвой пропащей, знобящей мглою Заносит буря безлюдный путь. И стонут ивы над головою, И воет ветер – не отдохнуть! Куда от бури, от непогоды Себя я спрячу? Я вспоминаю былые годы И – плачу...

УЛЕТЕЛИ ЛИСТЬЯ

Улетели листья с тополей — Повторилась в мире неизбежность... Не жалей ты листья, не жалей, А жалей любовь мою и нежность! Пусть деревья голые стоят, Не кляни ты шумные метели! Разве в этом кто-то виноват, Что с деревьев листья улетели?

В ГОРНИЦЕ

В горнице моей светло. Это от ночной звезды. Матушка возьмет ведро, Молча принесет воды... Красные цветы мои В садике завяли все. Лодка на речной мели Скоро догниет совсем. Дремлет на стене моей Ивы кружевная тень. Завтра у меня под ней Будет хлопотливый день! Буду поливать цветы, Думать о своей судьбе, Буду до ночной звезды Лодку мастерить себе... 1963

СУДЬБА

Легкой поступью, кивая головой, Конь в упряжке прошагал по мостовой. Как по травке, по обломкам кирпича Прошагал себе, телегой грохоча. Между жарких этих каменных громад Как понять его? Он рад или не рад? Бодро шел себе, накормленный овсом, И катилось колесо за колесом... В чистом поле меж товарищей своих Он летал, бывало, как весенний вихрь, И не раз подружке милой на плечо Он дышал по-молодому горячо. Но однажды в ясных далях сентября Занялась такая грустная заря! В чистом поле, незнакомцев веселя, Просвистела, полонив его, петля. Тут попал он, весь пылая и дрожа, Под огонь ветеринарного ножа, И поднялся он, тяжел и невесом... Покатилось колесо за колесом. Долго плелся он с понурой головой То по жаркой, То по снежной мостовой, Но и все-таки, хоть путь его тяжел, В чем-то он успокоение нашел. Что желать ему? Не все ли уж равно? Лишь бы счастья Было чуточку дано, Что при солнце, что при дождике косом... И катилось колесо за колесом.

* * *

Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны, Неведомый сын удивительных вольных племен! Как прежде скакали на голос удачи капризный, Я буду скакать по следам миновавших времен... Давно ли, гуляя, гармонь оглашала окрестность, И сам председатель плясал, выбиваясь из сил, И требовал выпить за доблесть в труде и за честность, И лучшую жницу, как знамя, в руках проносил! И быстро, как ласточки, мчался я в майском костюме На звуки гармошки, на пенье и смех на лужке, А мимо неслись в торопливом немолкнущем шуме Весенние воды, и бревна неслись по реке... Россия! Как грустно! Как странно поникли и грустно Во мгле над обрывом безвестные ивы мои! Пустынно мерцает померкшая звездная люстра, И лодка моя на речной догнивает мели. И храм старины, удивительный, белоколонный, Пропал, как виденье, меж этих померкших полей, — Не жаль мне, не жаль мне растоптанной царской короны, Но жаль мне, но жаль мне разрушенных белых церквей!.. О, сельские виды! О, дивное счастье родиться В лугах, словно ангел, под куполом синих небес! Боюсь я, боюсь я, как вольная сильная птица, Разбить свои крылья и больше не видеть чудес! Боюсь, что над нами не будет таинственной силы, Что, выплыв на лодке, повсюду достану шестом, Что, все понимая, без грусти пойду до могилы... Отчизна и воля – останься, мое божество! Останьтесь, останьтесь, небесные синие своды! Останься, как сказка, веселье воскресных ночей! Пусть солнце на пашнях венчает обильные всходы Старинной короной своих восходящих лучей!.. Я буду скакать, не нарушив ночное дыханье И тайные сны неподвижных больших деревень. Никто меж полей не услышит глухое скаканье, Никто не окликнет мелькнувшую легкую тень. И только, страдая, израненный бывший десантник Расскажет в бреду удивленной старухе своей, Что ночью промчался какой-то таинственный всадник, Неведомый отрок, и скрылся в тумане полей... 1963

НАД ВЕЧНЫМ ПОКОЕМ

Рукой раздвинув темные кусты, Я не нашел и запаха малины, Но я нашел могильные кресты, Когда ушел в малинник за овины... Там фантастично тихо в темноте, Там одиноко, боязно и сыро, Там и ромашки будто бы не те — Как существа уже иного мира. И так в тумане омутной воды Стояло тихо кладбище глухое, Таким все было смертным и святым, Что до конца не будет мне покоя. И эту грусть, и святость прежних лет Я так любил во мгле родного края, Что я хотел упасть и умереть И обнимать ромашки, умирая... Пускай меня за тысячу земель Уносит жизнь! Пускай меня проносит По всей земле надежда и метель, Какую кто-то больше не выносит! Когда ж почую близость похорон, Приду сюда, где белые ромашки, Где каждый смертный свято погребен В такой же белой горестной рубашке... 1963