В городе Ю. (Повести и рассказы)
Шрифт:
И выходит Она!
Молчим.
— Тут я… кастрюлю у тебя оставила… заехала проведать.
— Проведай.
— И как вообще… она тут себя чувствует? — смущенно Нелли спрашивает.
— Текеть! — отвечает Маркел.
— Я и лудильщика с собой привезла! — смущается она.
И вылезает в роскошном свитере лудильщик. Обнялись.
— Ну что же,— лудильщик Рома произносит.— Пошли лудить!
Стала она меня долечивать: травяные притирания, тихий массаж. Примерно месяц так было, потом — ухватила за ногу, по лесенке стащила,
Алехин подтвердил прежнюю программу: опускаться, в глаза не бросаться. Должность — старший монтажа отсека.
Объяснял ей про конспирацию, что на самом деле я — большой человек, но чувствую: не верила!
Жили мы с ней неплохо. Но и не очень хорошо. Однажды услышал про нас в магазине:
— Он сам электрик, она — шорница. Но не стирает, не варит ему — никто не видал, чтобы у них дым из трубы шел!
Не без намека ей это пересказал. Усмехнулась:
— Зато я сама время от времени вылетаю из трубы!
…Не сразу понял эти ее слова, но потом, к сожалению, понял. Сошлась она с бабкой Секстиньей, колдуньей местной, которая кроме прочего зелья варила и самогон.
И Нелли в сарае, где у нее шкуры свисали, стала как-то подолгу пропадать. Выходила с каким-то странным блеском в глазах.
А однажды вижу — выходит из сарая. Идет через двор. Вдруг начинает брести как-то по кругу — и валится, как подломленная!
Бросаюсь к ней. Приподнимаю. Глаза полуоткрыты… Пьяна!
Отнес ее в избу. И тем не менее ночью опять все произошло, с какой-то особой яростью на этот раз!
Тишина. Потом спрашиваю:
— Так что с тобой происходит?
— А с тобой? Погляди на себя — ты же приехал совсем другой!
После всех Метаморфоз Овидия — немудрено!
Долго смотрел на себя в зеркало… Да-а!
Ведь это же я, когда прилетал с Рекламой Водки, зазомбировал ее!
Молча улегся. Она ко мне потянулась.
— Единственное, что остается у тебя… всегда — запах! Горький запах кинопленки! Сводит с ума.
…Еще не хватает — начать пленку рекламировать!
Наутро после пробежки решительно подошел к ней:
— Все! Больше ты не будешь пить! Бутылки я твои перепрятал… сам буду давать.
— Как вы безжалостны,— пробормотала она, еще полностью не проснувшись.
Однажды рано утром — гудок. Выглядываю — Геныч, как истукан, сидит в своем уазике.
— Ну что, может, хватит тебе тут с бабами, может, делом займемся?
Гляжу — удочки и подсачник торчат.
— Ну! Конечно!
Приехали в Плетневку. Спустились в глубокий овраг, где якобы должны быть черви.
Тут мы прошлый раз с Ромкой рыли. Теперь они вряд ли когда с Генычем помирятся! Разве что через меня!
Пыль, сушь! Никаких червей! Сухая сажа летит в глотку — жители сбрасывают ее в овраг из печей. И снова я какую-то дикую вину свою чувствую, что червей не обеспечил! Друг мой как лучше сделать хотел, уладить сразу все прошлые и будущие конфликты, а черви где?
— Давай дальше пролезем! — говорю.
— …Так там же помойка.
— Зато, может, и черви там?
Уже как бы я уговариваю!
Геныч недовольно повел усом, но полез за мной.Помню, с Ромкой тут рыли… Вот тот спрессованный зипун… Ближнее Зазипунье… дальнее Зазипунье! Ну-ка, гнилую ту досочку отвалим… Е-есть! Полное счастье! А-атличные черви!
В тот раз, помню, вылили на нас с Ромкой помои: картофельные очистки болтались на ушах… теперь другие пошли подарки: «маленькие», хрустально звеня, сверху на нас посыпались!
«Маленькие» — это еще ничего: елочные игрушки. Вот есть еще в наших краях бутылки из-под «Плодового» — вот те да: огромный «фауст» со стеклянным дном в четыре сантиметра… Тяжче булыжника!
О! Оно самое! Удар в макушку. Я падаю, пытаюсь цепляться, но не за что: я уже в Других Краях!..
Тьма… нарастающий свет… сипение флейты…
На этот раз ОН принял меня!
ОН сидел и улыбался.
— Ну что?.. Не удалось Артему устроить своего брата в депо?
Евангелие от Геныча
И снова — треск мотора, и по нему я, как по тросу с узелками, лезу из тьмы. И оказываюсь на страшной высоте.
Отсюда кажется маленьким наш военный госпиталь на дне долины со звездочками на воротах — наш отель «Пять звездочек», как шутливо называем мы его. В центре с фигурными окнами и балкончиками — бывший особняк винного короля Георгиди, сейчас — главный корпус.
Дальше долина клином поднимается вверх и вся кипит цветами и листьями. На высоте она каменеет, и оттуда хлещет узкий водопад. Дальше все более туманными уступами поднимаются горы — до пронзающих облака белых вершин.
Ровной стеной уходит в море шершавый мыс, проткнутый у основания темным тоннелем с поблескивающими рельсами. От тоннеля вверх карабкается по вертикали отважный бульдозер, сгребая оползень, нависающий над тоннелем. Этот треск и «вытащил» меня.
Все складно. Все хорошо… Если не считать одной мелочи: МЕНЯ НЕТ.
Самая близкая от меня (несуществующего меня) — гора под названием Голова Маркса: огромный покатый лоб, курчавая растительность на макушке, мощный горбатый нос, трещина рта. И — роскошная раскидистая борода: знаменитый пелагейский виноградник, где прежде монахини, а ныне отнюдь не монахини делают знаменитое пелагейское вино типа хереса.
«Процесс глубокого хересования в цистернах» — вот как называется этот процесс.
Все складно. Все хорошо. Вместо меня — что-то легкое! Полетим к горе.
Облетев круг, как сокол, я возвращаюсь все ж к больнице, хотя дел там особенных у меня теперь нет.
Гулкий внутренний дворик, усыпанный скукоженными листьями, метет сутулый старик. Маркел! Вот где оказался! С высоты узнаю! Видать, после того, как выгорела стратегическая база, все сюда… Ладно, хватит тебе о земном — пора о возвышенном!
Но вместо этого подслушиваю, как разговаривает по телефону пышная блондинка — старшая медсестра Тая… Тая еще Тая! Генералы у нее ходят по струнке! В сухом гулком дворике звучит, вылетая из окон, ее голосок: