В городе жестоких людей. Девочка из прошлого

— Ты не понимаешь, — замотала головой, не в силах сбросить с себя мужские руки, да и не хотелось, если честно. Уже и забыла, когда вот так стояли, прижимаясь друг к другу.

— Так скажи.

— Где гарантии, что не повторится? Мне… мне ужасно страшно. — Пульсирующий от боли голос ложился тяжелым отпечатком на их плечи. Всё это время она играла в молчанку не потому, что бесчувственная стерва, зациклившаяся только на своих переживаниях. Просто не хотела озвучивать то, отчего ему станет ещё хуже. — Я боюсь повторений. Боюсь быть счастливой. Знаю, ты сейчас скажешь, что я слабачка, что обещала всегда быть рядом, но это выше меня. Сильнее.

Денис молча рассматривал её, чувствуя, как медленно стынет кровь. Ожидал чего-то подобного. Опять же, прекрасно понимал. Это не просто узнать, что кто-то где-то там умер. Когда на твоих глазах убивают человека, а тебя омывает его кровью — зрелище не для слабонервных. И если уж говорить по-честному, то Ксюша держалась просто отлично. И затронутая тема об уходе была им предвидена, только… не на того нарвалась.

Под его пристальным взглядом Ксюша всхлипнула. Так трудно казаться сильной. Делать вид, что всё хорошо. Чувство вины — хуже всех кар небесных. Умом понимала многие вещи, а вот сердцем… Так привыкла чувствовать себя во всем виноватой, что прорвавший поток слёз уже было не остановить.

— Думаешь, разбежимся, и станет легче? — начал Денис, начиная сходить с ума. — Тогда, — отпустил её и одним резким движением достал из-за спины пистолет. — Держи!

Ксюша тихо ахнула, рассматривая оружие расширенными от ужаса зрачками.

— Чего смотришь? Ты же собиралась уйти. Это так… — прервался, пытаясь подобрать подходящее слово, — в твоей манере. — Начал наступать, чувствуя, как рвет крышу. Пускай и жестоко, но она должна понять, на что толкает их принятым сгоряча решением. — Стреляй! — рявкнул с такой силой, что задрожали стёкла. Насильно расцепил сжатие пальцы, вкладывая в них оружие. Ксюша противилась, но он давил, обхватив железной хваткой тонкое запястье. Когда получилось, накрыл её пальцы своими, сжал рукоять и под изумленный взгляд направил дуло прямо в свое сердце. — Боишься быть счастливой? Тогда жми! — свирепо сверкнул глазами. — Грохни меня сразу, а потом и себе прострели бошку, потому что и дня без меня не сможешь, — теперь и он дышал рвано, оглушенный гулкой пульсацией. Мозги отключись напрочь. — Жми! — видел, что перегнул, её трясло как припадочную, но не мог остановиться. Таких, как Оксана, стоило сразу ставить перед жёстким выбором и плевать, как это выглядело со стороны. — Иначе хрен ты куда уйдешь, ясно?

Его пальцы до боли сжимали её, надавливая на холодный металл. Как не разжимала — не получалось сбросить пистолет. Горько стало, противно. Тихо всхлипнула, глотая солёную влагу.

— Пускай смерть Тимура не будет напрасной, Ксюш, — прошептал Денис севшим голосом, наблюдая за её медленной капитуляцией. — И дети у нас ещё будут. Много детей. Не плачь, — отшвырнув оружие, начал оседать вместе с ней, прямо на пол. У самого сердце разрывалось, а что творилось с её — даже представить не мог.

Наконец долго сдерживая плотина прорвалась, дала выход накопившемуся горю. И до этого плакала. Но тихо, украдкой, сдерживаясь, как могла. Но слова Дениса, его злость, усталый вид, осунувшееся лицо стряхнули. Ударили с размаху, приводя в чувство. Не злость — боль в нем говорила. Просто избавлялся от неё по-своему. Если можно было бы — взвыла. Застонала, закричала на всю глотку.

— Мне так жаль, — зашептала захлёбываясь. — Я так ждала его. Так любила… — всё понимала. И что будут у них ещё дети, и что смогут быть счастливы. Было больно от утерянной иллюзии, трепетной надежды. Свыклась с ней, стала одним целым. Неважно, какой он был. Важно — что вместе с ним умерла и частичка её.

— Прости, — одно слово сорвалось с его губ, а стало легче. За что извинялся конкретно — и сам не мог сказать. Наверное, за всё понемножку. И, прежде всего, за любовь свою сокрушающую, подавляющую и будь он проклят, если не исцеляющую.

— А что потом, Денис? — едва смог разобрать её шепот. — Что будет потом? Так и будем жить как на пороховой бочке? Вчера Крутоголов, завтра — ещё кто-то…

— Теперь всё по-другому, — улыбнулся, стирая катившееся градом слёзы. — Отныне никто не станет у нас на пути. Вернемся на юг, в наш дом. Больше никакой охраны, никаких запретов.

Ксюша в последний раз всхлипнула, вытирая тыльной стороной ладони покрасневший нос.

— Как это? Ты ушел из должности «оружейника»?

Денис отвел взгляд.

— Нет, конечно же. Даже если бы захотел — не позволили. Но теперь я вошел в конгломерат и стал на равных со всеми.

Ксюша вздохнула.

— Я вернусь туда только при одном условии.

Не смотря на легкий мандраж от недавнего п*зд*ца, Денис расслабился.

— Ксюх, ты не исправима. Что на этот раз?

Она едва улыбнулась, даже не думая обижаться.

— В нашем доме, — прижалась к его виску, овевая ушную раковину теплым дыханием, от которого по телу пробежалась бесконтрольная дрожь, — не будет Ольги. Я серьёзно! — угрожающее сдвинула брови, и ему пришлось прикусить изнутри щеку, чтобы снова не рассмеяться.

— Я подумаю.

— Чего?! — зашипела, схватив его за воротник рубашки. — Я не шучу.

— Я тоже, — всё-таки рассмеялся, за что получил внушительный удар в плечо. Кажется, кто-то начал возвращаться к жизни.

Эпилог

— Угу, — Денис переложил сына на левую руку, продолжая удерживать телефон плечом. — Я понял. Груз уже в пути. Еличев сопровождает, не переживай. Ага… На связи, если что. Да, давай, до завтра. Хуух, — протяжно выдохнул, распрямляя плечи. — Умотал ты меня, сынок. Прям не то слово. Проще чугунную ванну на седьмой этаж без лифта вытаскать, чем тебя спать уложить. Что ты лыбишься, а? Пойдем лучше к мамульке, узнаем, что да как. Одиннадцать часов ночи, между прочим, все нормальные люди уже спят, одни мы как неприкаянные шатаемся по дому.

Неспешно спустился на первый этаж и заглянул на кухню. Ксюша украшала торт, напевая под нос зажигательный хит.

— Ксюх, ты ещё долго? — заглянул со спины, не переставая колыхать ребёнка.

— А что такое? — обернулась, сияя как начищенный самовар. Наклонившись, поцеловала сынишку в крошечный носик, с любовью погладила темный пушок, подняла голову, отмечая нахмуренные Ходаковские брови, и тихо рассмеялась, заметив, в каком состоянии его футболка. Видимо, так спешил, переодеваясь, что надел шиворот навыворот. — Устал что ли?

— Не то, чтобы устал, — проследил за её взглядом и тоже улыбнулся. Это ещё мелочи, на прошлой неделе кто-то намочил его любимую рубашку и что? Ничё. Погладил новую. А ещё был похерен телефон и очень важные документы. Нормально это. Когда в доме двухмесячный ребёнок — по-другому никак. То ли ещё будет. Вон, Лиля, чего только не чудила, да и сейчас чудит. Так что Кирюхе с его-то возрастом всё простительно. — Просто соскучился очень. В кои-то веки пришел пораньше домой, а ты засела на кухне.