В хорошем теле

«Нтъ, ужъ мы какъ тубу енотовую себ сошьемъ, о телк мечтать не будемъ. Что намъ тогда телка? Опитеримся хорошенько, такъ плевать намъ и на деревню. Матушка помретъ, такъ зачмъ намъ деревня? Неужто я буду брату семьдесятъ рублей на работника въ деревню высылать? Лучше эти деньги здсь… Здсь они въ лучшемъ вид пригодятся. Запишусь въ мщане, да и шабашъ. А братъ какъ знаетъ.

„Пальто надо еще себ къ весн сшить суконное съ костяными пуговицами“, — мелькнуло у него въ голов. — „А пальто-то я могу сшить не на эти деньги, что въ сундук лежатъ, а на т праздничныя, которыя получу на Пасх. На Пасху тоже хорошо даютъ жильцы. Да и съ подрядчиковъ урву. Съ керосина урву, съ водопроводчика урву. А посл Пасхи ремонтъ по дому начнется. Опять подрядчики. Сегодня хозяинъ маляру говорилъ, что лтомъ домъ будетъ красить. Съ дома ужъ мн маляръ долженъ дать основательно. А то ужасно мало даетъ. За домъ десять рублей долженъ дать. Меньше не возьму, потому и домъ и крышу будутъ красить. А на крыш мой надсмотръ. Хозяинъ на крышу не ползетъ окраску смотрть. Шутка-ли, сколько маляръ тутъ барыша возьметъ! Нтъ, братъ, длись… Длись съ дворникомъ, коли хорошо хочешь наживать. Дворникъ теб мирволитъ, ремонтъ твой передъ хозяиномъ не хаитъ, лишнее позволяетъ къ счету приписывать, такъ ты и длись. Лтось въ окнахъ переплеты въ семнадцатомъ номер, ей-ей, только по разу онъ краской помазалъ, а въ счетъ поставилъ, что два раза. А я молчокъ… Вотъ и дай за молчокъ. Двери тоже по одному разу… А что далъ дворнику? Лтомъ пятерку, да вотъ на Новый годъ два рубля… Нтъ, я такъ разсуждаю, что и десять-то рублей нынче лтомъ съ него будетъ дешево взять. И съ кровельщика возьму лтомъ. А то, что онъ за святой? Вотъ рабочіе его ужъ сбрасывали снгъ съ крышъ, а что онъ мн далъ? А нынче лтомъ передъ окраской будетъ починка крыши. Съ кровельщика тоже пятерку. Непремнно пятерку… Потомъ плотникъ… Хозяинъ говорилъ, что въ подвал полы перестилать будемъ. Вотъ съ лсного двора я ничего не получилъ. Надо-бы сходить на лсной дворъ, гд мы лсъ для ремонта беремъ. Должны дворнику дать. Беремъ со двора лсу не мало.

„Нтъ, я такъ, разсуждаю, что если праздничныя на Пасху, да ремонтъ, то я хоть и пальто себ къ весн сдлаю, къ осени я все равно съ шубой. Ну, хоть не енотовую, такъ лисью справлю. А какъ пальто новое да шубу себ справлю, я ужъ и дровъ жильцамъ таскать не стану. Ну ихъ… Надо тогда быть ужъ настоящимъ старшимъ дворникомъ. Домовыя книги, участокъ, паспорты, — а остальное наплевать. Подручные пусть дрова таскаютъ и мусоръ выносятъ. Силантій говоритъ, что ему и теперь одному трудно — ну, тогда другого подручнаго возьмемъ. А то дворникъ при хорошей шуб, да вдругъ съ дровами или, еще того хуже, съ бадейками помоевъ на коромысл! Не фасонъ!.. И при серебряной цпочк и при серебряныхъ часахъ ужъ не фасонъ, а тутъ еще при шуб!“

Кондратій крякнулъ и закинулъ руки за голову.

„Хозяинъ нашъ сквалыга, а то въ другихъ-то домахъ разв такъ дворники наживаются!“ — мысленно проговорилъ онъ. — „Вотъ тоже насчетъ собаки… Везд по домамъ, коли ежели при дом есть собака, положеніе три рубля въ мсяцъ на прокормъ, а онъ ничего не даетъ. «Она, говоритъ, отъ жилецкихъ кухарокъ сыта». Насчетъ песку для посыпки тротуаровъ тоже скупъ. Охъ, какъ скупъ! А вдь отъ каждаго воза песку у дворника всегда долженъ четвертакъ къ пальцамъ прилипнуть. Надо будетъ завтра сказать ему, что у насъ песокъ на исход и что намъ пять, шесть возовъ непремнно нужно. Нынче я вотъ какъ это дло сдлаю. Пускай нашъ мусорщикъ привезетъ намъ пять возовъ песку, а я хозяину скажу, что онъ семь привезъ. Нужно только сказать ему, чтобы онъ ночью или рано утромъ возилъ, пока хозяинъ спитъ. Въ сарайчикъ-то какъ свалимъ его, такъ пусть хозяинъ усчитываетъ, сколько возовъ привезли. Много усчитаешь! Глины печной намъ тоже нужно. Глины пусть два воза привезетъ, а скажемъ три.

— Охъ, грхи, грхи! — со вздохомъ тихо проговорилъ Кондратій и мысленно прибавилъ:- «Впрочемъ, вс мы люди — человки и во грхахъ рождены».

«А хозяинъ нашъ нешто не надуваетъ кого-нибудь? Въ лучшемъ вид надуваетъ, и такъ, ужъ это все устроено, что одинъ отъ другого тщетится».

— Помилуй насъ гршныхъ, Господи Іисусе! — проговорилъ Кондратій вслухъ, звнулъ и перекрестился.

Сонъ началъ уже смыкать его вжды, но мечты все-таки обуревали его.

«А лтомъ можно будетъ для жены лавченку какую-нибудь въ забор открыть», — мечталъ Кондратій. — «Баба все равно зря мотается, такъ пусть яйцами, печенкой да колбасой торгуетъ. По крайности при дл будетъ и мужу отъ нея подмога станетъ. Право слово, открою ей лавченку. Чего тутъ! Вотъ у сапожника съ нашего двора тетка печенкой, рубцомъ и картофелемъ около винной лавки торгуетъ изъ корзинки и хвастается, что барыша мене полтины домой не приноситъ. Хвастается, что стаканъ даетъ для выпивки изъ казенной посуды, такъ и отъ стакана гривенникъ въ день выручаетъ. Такъ, вдь, торгуетъ сапожникова-то тетка изъ корзинки… А я лавочку въ забор для жены лажу открыть. Пряники заведемъ… яблоки, апельсины, лимоны, яйца въ крутую… спички… Папиросы даже можно. Право слово, можно.

„Она въ лавочк, а я чистякъ — дворникъ по своимъ дламъ. Вдвоемъ будемъ наколачивать. И жизнь будетъ хорошая“.

Кондратій улыбнулся и сталъ засыпать.

„Хорошая“… — пронеслось еще разъ въ его мозгу. Потомъ почему-то представились бутылки съ пивомъ, портерная, трактиръ съ расписными обоями, чашки съ цвтами и позолотой, затмъ замелькало передъ глазами что-то радужное и онъ заснулъ.

1903