В храме Солнца деревья золотые

— Погоди, Олег, — перебила его пламенную речь Закревская. — Ты сказал… ацтеки?

— Ну да! Именно ацтеки первые стали использовать золото для лечения и возвращения молодости. Они обкладывали своих старейшин самородками для продления жизни. Они добавляли золотой песок в пищу, а на шее носили золотые амулеты. Знаешь, как ацтеки называли золото? Камень Солнца… Огненный Луч… Дар Богов… Глаз Бога! Золото использовалось в магических ритуалах, дабы привлечь избранных из Царства Света…

На последних словах Олег Иванович как бы споткнулся. Он посмотрел на Закревскую так, будто впервые ее увидел.

— Почему говорят «золотые руки», например? — уже без прежнего пыла продолжал бормотать он. — Или «золотой корень», «золотое сечение», «золотая середина»? А?

Она не сразу нашлась что ответить.

— Откуда ты все это знаешь? Самойленко долго молчал.

— Шар! — снова повторил он. — Я все время нахожусь рядом с ним. Похоже, он передает информацию. Мне в голову стали приходить удивительные вещи. Думаешь, я что-нибудь знал о золоте? Ну да, я изучал гомеопатию, но поверхностно, несерьезно… И вдруг, когда ты меня спросила, все явилось в моем сознании само собой. Словно я всегда это знал.

Он был растерян и говорил, не веря в свои же слова.

— Как шар может передавать информацию? — возразила Ангелина Львовна. — Он что, разговаривает с тобой?

— Нет, конечно… Мне кажется, это происходит телепатически…

— И когда тебе в голову стали приходить «удивительные вещи»?

Самойленко закусил губу, пытаясь вспомнить.

— Знаешь… это началось после того, как я давал шар тебе…

Глава 17

Памир. Община гуру Нангавана.

Когда-то давно Учитель сказал ему: «Поднявшись на первый выступ Священной Горы, ты все поймешь». Тогда эти слова удивили и далее немного обидели Чичагова. Неужели он еще чего-то не понимает? После стольких лет постижения Истины!

И только добравшись до Памира и взойдя на указанную вершину, далеко не самую высокую, доступную для подъема любому человеку, он догадался, о чем говорил Учитель.

Прозрачный горный воздух кружил голову. Ослепительно белые, сверкающие на солнце вершины застыли в торжественной немоте. Над ними простиралось бездонное, великое небо… Новоиспеченный гуру посмотрел вниз. Там, неизмеримо далеко, деревья казались былинками, бродили по склонам овцы, похожие на точки. Какими крошечными и ничтожными они выглядели с высоты, какими ненужными!

Перед внутренним взором Чичагова, который теперь величал себя Нангаваном, пронеслась вся его жизнь. Короткое детство, учеба в школе, комсомольская юность, институт, научная деятельность, ссоры с женой, зависть коллег… И таким жалким, бессмысленным показалось вдруг все то, с чем он боролся, из-за чего он переживал, неистовствовали едва не получил инфаркт! Таким пустым…

С высоты сия мышиная возня представлялась мелкой, незначительной. «А ведь это только гора! — подумал тогда Нангаван. — Часть земной тверди. Как же вся наша суета выглядит с высот небесных?»

И он стал читать Новый Завет, чтобы проникнуть во всю глубину намерений Бога. Оказывается, Иисус тоже поднимался на гору.

«В те дни взошел Он на гору помолиться и пробыл всю ночь в молитве к Богу».

Нангаван часто размышлял об Иисусе. С одной стороны, он признавал его авторитетом, а с другой… сомневался. Прямо как Фома. Божественная ли сущность — Иисус?

Где найти ответ на мучивший его вопрос, Нангаван не знал.

Ему ужасно хотелось творить чудеса, подобно Иисусу. Но… как он ни старался, превратить воду в вино ему еще ни разу не удалось. С мгновенным исцелением больных и страждущих как— то тоже не складывалось. Ходить по воде Нангаван не пробовал, но был уверен, что из этой затеи ничего не получится.

«Как же быть? — размышлял он долгими ночами без сна. — Сказано: просите, и дано вам будет. Значит, я могу попросить у Бога способности творить чудеса? А что? Вот соберусь с силами, поднимусь на Гору и попрошу!»

— Погоди, — осадил его внутренний голос. — Ты уверен, что твою просьбу услышит Бог? А вдруг существо, которому ты возносишь молитвы на Священной Горе, вовсе не то, за которое себя выдает? Что тогда? Твоя душа, Нангаван, отправится прямиком к Дьяволу! Ты не боишься?

«Как же во всем разобраться? — мучился гуру. — Кого бы я ни спросил, никто не подскажет мне верного ответа. Мне придется решать самому».

Эта всепоглощающая ответственность, которую не на кого было переложить, пугала Нангавана. Принимать решения самостоятельно оказалось не так-то легко. Учитель умер, а в книгах не написано, как следует поступить. Каждый раз он поднимался на Гору, раздираемый противоречивыми мыслями, и не находил отдохновения в молитве. Да и как он мог его найти? Ведь он даже не знал, кому молится…

Нангаван постигал Истину, чтобы обрести спокойствие, душевное равновесие и гармонию с миром. А что получилось? Священная Гора внесла в его душу смятение, которому он не мог ничего противопоставить.

Сегодня утром ученики опять огорчили его. Один из них пересолил рис, и эта мелочь произвела неожиданный эффект среди членов общины. Новенький встал и заявил, что попробовал съесть пересоленный рис, и в результате его посетило озарение.

— Что же ты сумел осознать? — спросил, на свою беду, Нангаван.

— Жизнь — это маразм! — заявил молодой адепт. — Просто жить, как я жил раньше, — это все глубже погружаться в маразм и деградировать. Поэтому я решил уйти от жизни и поселиться в гоpax. Но что я вижу? То, от чего я пытался уйти, настигло меня здесь.

— Объясни подробнее…

— Что тут объяснять? — с пугающим равнодушием произнес новенький и высыпал испорченный рис на голову соседа. — Разве не маразм питаться такой гадостью? Да еще и делать вид, что испытываешь неизъяснимое блаженство. Я больше не желаю притворяться! Буду говорить то, что думаю, и делать то, что мне хочется!

По окончании своего монолога он встал из-за стола и вышел вон. Все остальные, за исключением обсыпанного рисом ученика, уставились на Нангавана, ожидая от него разрешения ситуации. Пострадавший же усиленно отряхивался, сопровождая сие действие возмущенным ворчанием.

Гуру опешил. Никакое смирение не поможет, если каждый будет позволять себе подобное безобразие. Однако как же быть? Он изо всех сил старался сохранить невозмутимое выражение лица. Поскольку ничего вразумительного в голову не приходило, Нангаван принялся петь мантры. Это произвело впечатление. Постепенно шраваки, один за другим, начали ему подтягивать. Так, в пении мантр, они провели время до обеда.

— Трапезы не будет до завтрашнего утра, — объявил гуру. — Нам следует очиститься. Накопилось слишком много негативной энергии.