В интересах следствия
Шрифт:
— Анекдот?
— Да нет. Не анекдот. Тут поблизости одну хавиру взяли…
— Ох и хавира! — мечтательно прокомментировал Генерал и отбросил в сторону журнал с дивой. — Что тебе банк «Менатеп»!
— Ботало попридержи! — одернул его Колизей. Но одернул не зло, скорее равнодушно.
— Володьки-то нечего бояться. Он приезжий. — Генерал засмеялся. — И отъезжий тож! У него в Москве и знакомых нет.
— Нам сейчас бояться собственной тени надо, — изрек старик. — Где нынче Памперс? А Крокодил Гена?
Генерал быстро перекрестился.
— Крестишься, дурак? А сам, торчок, того и гляди, подведешь
— Плешь!
— Не плешь! Мундир никак не скинешь. Тебя же по нему всякий дурак определяет. Талдычу, талдычу!
— Меня уже все обшмонали. И менты, и братки крутые, — обиженно сказал Василий. — Знают — мужик в мундире пустой. Больше не цепляют.
— Бельмондо! Ты дважды за шамовкой ходил! Тебя, как огородное пугало, за версту видать. Уверен, что сексотов не навел?
— Я ж по телкам хожу. И только на пятый этаж. До Люськи.
— «До Люськи»! — передразнил Колизей. — То-то и оно!
Фризе вспомнил о своих сомнениях, когда впервые увидел Генерала в «зверинце», в отделении милиции. Вспомнил и о том, что Генерала выпустили оттуда на несколько минут позже, чем остальных бомжей, и он с трудом нагнал Владимира на пустынной улице. Но если бы милиция использовала Василия в своих целях, об этом бы знал майор Рамодин. А значит, знал бы и Фризе. Может быть, Генералу и правда проще отмазываться, щеголяя в мундире. Может, не такая это и глупость.
Говорил старик Колизей медленно, словно у него распух и с трудом ворочался язык. К месту и не к месту сыпал мелким матерком и блатной «музыкой». Только по нынешним понятиям его жаргон малость устарел.
«Я и сам устаревший, — хихикал Николай Тарасович, когда его подковыривали бомжи помоложе. — Чалился при самом товарище Сталине, форейторе прогресса».
Фризе не покидало ощущение, что ненормативная лексика деда почерпнута из рассказов Каверина и Бориса Лавренева. И воровских романов сороковых годов.
— … Взяли, говорю, хавиру с этими самыми «малыми голландцами». Но долларей немерено! Можешь себе представить? Не на лимон, не на два! Немерено!
— Не слабо, — согласился Фризе. Он весь превратился в слух, мысленно понукал Колизея: «Ну же, ну! Давай рассказывай дальше. Взяли картины. Лимонов немерено…»
Старик надолго замолчал, и Владимир подумал о том, что бомж размечтался — как распорядился бы деньгами, если миллионы достались бы ему. А может, раздумывал, стоит ли делиться информацией?
Наконец Колизей решился:
— А легавые-то облажались. Вот уж облажались так облажались!
— Точно! — подтвердил Генерал. — Облажались. Постреляли не тех.
— Да помолчи ты!
СЛЕД В СЛЕД
Владимир понял, что пора ему проявить интерес. Отношение к ментам, как он успел заметить, было у бомжей лакмусовой бумажкой. Бомж просто не имел права на снисходительность к стражам порядка. А Колизей ненавидел их лютой ненавистью. Генерал рассказал Фризе под бутылку портвейна, что дед недавно попал в облаву. Милиционеры увидели у него на одежде вшей и отправили пьяного деда в санпропускник. Пока санитары поливали его горячей водой из шланга, заношенную одежду сожгли. Вместе с насекомыми и деньгами. Колизей не проговорился, сколько у него было зашито в полу рваного пиджака, но,
если судить по лютой ненависти, которая вспыхивала в его глазах каждый раз, когда он видел милиционеров, сумма была немалая.— Кого же постреляли?
— Ха! Кого постреля… — Колизей замолк на полуслове и прислушался.
С Ростовской набережной доносился ровный, не умолкающий даже ночью шум машин. Где-то поблизости, наверное во дворе дома, сработала автомобильная сигнализация и тут же смолкла. Ничего необычного Фризе не услышал.
А старый бомж вдруг легко спрыгнул со ступеньки и крадучись двинулся к железной двери в средний чердачный отсек. Большие пестрые страницы брошенного таблоида подхватил сквознячок и медленно понес по чердаку.
— Чего там? — тихо спросил Генерал. Он вскочил с матраса и с тревогой наблюдал, как Николай Тарасович, приложив ухо к двери, настороженно вслушивался. Неожиданная прыть старика удивила и его.
Колизей предупреждающе поднял руку. Так продолжалось несколько минут, и Фризе разобрало любопытство. «Чего там примерещилось старому козлу?» — подумал он и тоже осторожно поднялся со своего мерзкого матраса. Пробормотал:
— Пойду-ка я проверю.
Но первые шаги выдали его — шлак, утеплявший перекрытие, отчаянно захрустел под стоптанными кедами, и Колизей, обернувшись на шум, с такой злобой посмотрел на Владимира, что он смирился и сел на стропильную балку.
Генерал по-прежнему не двигался с места. Застыл как сеттер перед дичью. И не сводил глаз с Николая Тарасовича.
А старик между тем осторожно подергал ржавую задвижку на двери. Крепко ли держит? Потом, бесшумно метнувшись в сторону, как фокусник, вынул откуда-то из темноты здоровенный лом и подпер им дверь. И все это проделал, не издав ни звука.
Ссутулившийся, бесшумно двигающийся по темному чердаку Колизей чем-то напоминал Волка из знаменитого сериала «Ну, погоди!».
Склонившись к Фризе, старик шепнул:
— Сваливаем, Володька.
— Менты?
— В гробу я их видал, твоих ментов! Это похуже. Не шмонают, а шмаляют.
— Кто?
— Не знаю. Сваливаем с ветерком. Не то получим по маслине в затылок…
Старик подал знак Генералу, потом подскочил к своему лежбищу и, повернувшись к Владимиру спиной, стал что-то быстро доставать из матраса и рассовывать по карманам.
Генерал еще несколько секунд постоял в нерешительности возле своего матраса. Но Фризе заметил: смотрел он не на тряпье, а на кирпичную печную трубу, оставшуюся от былых времен. А может быть, это была вентиляционная, а не печная труба? Но чем-то она очень привлекала бомжа. Он не мог оторвать от нее глаз.
И в это время Фризе услышал, как осторожно дергают железную дверь. Услышал звуки и Генерал. Он наконец обрел подвижность и бросился к слуховому окну. Тревога бомжа передалась Владимиру: «Кто там за дверью? С какой целью пожаловали и почему встреча с гостями должна закончиться пулей в затылок?»
Фризе невольно поискал глазами место, где под шлаком прятал «беретту». Но вытащить ее при бомжах он не мог — пойдут насмарку все его ухищрения и попытки сблизиться. Но и подвергать себя риску быть застреленным не следовало. Владимир решил дождаться, когда бомжи выберутся на крышу через слуховое окно — другого пути сейчас не было, — и тогда достать оружие.