В Иродовой Бездне (книга 1)

Особенно понравился ему брат-кузнец. Энергичный, сильный, он работал на хоздворе, ковал в кузнице железные детали. Его веселость, бодрость особенно понравились Леве.

Глубокое, неизгладимое впечатление произвела на него встреча со слепым братом – скрипачом. Ему предлагали здесь играть в агитбригаде плясовые вещи, но он категорически отказался, считая, что этим он не славят Господа. Тогда его заставили работать, пилить дрова. И он пилил их с одним зрячим заключенным двуручной пилой. Там, сидя на бревнах, делился он с Левой.

– Дивное Господь делает! – говорил он. – Мы не видим, не замечаем, а к небу несется гармония служения Богу, Это как в хоре. Звучат одни голоса, потом они умолкают. Поют другие, более слабые, нежные. Потом опять все вместе. Так и тут» в деле служения. Мы служили Господу, много делали передовые братья. Но вот Господь – регент душ человеческих – заставил замолчать. Нас арестовали. Теперь ноют более слабые, нежные, но их служение также драгоценно пред Богом и дивной музыкой льется к небесам,

– Да, велики планы Божий, – сказал Лева. На прощанье слепой сказал:

– Не печальтесь обо мне, брат. И без зрения, с Господом хорошо везде, и тут хорошо. Благодарю Бога.

Так же благополучно, как въехал, выехал Лева на подводах вместе с отдохнувшими и пообедавшими заключенными.

К вечеру до него дошли слухи, что за ним начинают следить.

На другое утро, с большой любовью простившись с братом К., его спутницей и сестрой-хозяйкой, жительницей Александровки, Лева двинулся пешком в обратный путь.

Погода все еще была по-осеннему прекрасная, но уже местами по небу ходили невеселые тучи, обещая дождь. Лева шел легкими быстрыми шагами по таежной дороге и снова восхищался разноцветным убранством леса. Здесь было больше хвойных пород, и основные массивы тайги стояли вечнозеленые, свежие.

Благополучно переправившись через речку и побывав в Усолье, он передал там братьям и сестрам привет от заключенных и двинулся по направлению к железной дороге.

На станции было много народу, все больше крестьяне. Они перемещались в разных направлениях. Билет удалось получить, без затруднений.

Лежа на полке и посматривая на мелькавшие мимо леса, поселки и деревни, Лева прислушивался к разговорам пассажиров. О чем только ни говорили люди: об одежде, о пище, о своих семейных обстоятельствах и о переменах в жизни…

Но никто из них не говорил о Боге… Было ясно, что никто из них не знает истин евангельских, что они – бедные язычники, живущие во тьме и уходящие во мрак могилы, «Какая разница, – думал Лева, – они и те, кого он посещает? Их жизнь озарена светом правды, у них совсем другое содержание жизни, другие нравы…»

Поезд двигался все дальше и дальше, приближаясь к Красноярску. И Лева мысленно перенесся в этот город. В его воображении рисовалась встреча с отцом, их сердечные беседы, воспоминания о Волге, о близких, хотя бы короткий отдых. Но он ошибся. Когда в знакомом железнодорожном поселке приблизился к дому, где жил его отец, дверь открыла та же гостеприимная сестра. Она радушно приняла его, но с печалью в голосе сказала:

– Папы твоего у нас уже нет. Его отправили дальше – вниз по Енисею.

Сестра угостила его чаем, и пока Лева пил, рассказала, как бодро и радостно его отец собирался в путь, говоря, что он нужен там…

Глава 44. По узкому пути (Красноярск и вверх по Енисею)

«Кто хочет идти за Мною, отвергни себя…»

Мтф. 16:24

Лева решил на несколько дней остановиться в Красноярске и привести в порядок свои записи – анкеты. Он даже изобрел шрифт, хотел переписать всех тех, кого посетил, но подумал, что это ни к чему, и оставил эту затею. Много времени занимали письма. Журнал «Вестник изгнанника» он думал оформить в зимних условиях, живя у ссыльных, в глухих местах Ангары. Теперь же он писал своим близким, находящимся на воле и в заключении, о своих путешествиях, встречах, о тех великих надеждах, которыми живет народ Божки,

На красноярский адрес ему пришли письма из разных мест, где он был и где не был. Из этих писем он узнал, что заключенные не забыты, и это особенно радовало его. Были вести из Соловков, от дорогой, близкой сердцу, молодежи Поволжья, которая находилась в изгнании в лагере особого назначения. Большую радость доставили ему письма матери, которая не ограничиваясь этим, исполненная материнской любви и заботы, прислала посылку с зимним пальто, шапкой и старыми подшитыми валенками. Это было как раз кстати. Надвигались суровые сибирские холода, и без теплых вещей двигаться было невозможно.

В это время о пище, и об одежде Лева совершенно не задумывался. В нижнем белье было много новых дыр, их Лева старательно стягивал нитками, совершенно не задумываясь, что будет дальше. Все его внимание поглощали письма, анкеты и записи. Поразмыслив, он решил оставить их у одной сестры, которая жила вблизи молитвенного дома.

– Я прошу вас сохранить эти пакеты, – сказал он низенькой краснощекой сестре, у которой бывал уже не раз. Муж ее был на работе. Их маленькая дочка лет восьми, подружилась с Левой и сегодня, как всегда, радовалась его приходу.

– А вы, дядя, уезжаете? – спросила она. – Уезжаю, далеко, далеко, на Ангару.

– О, там медведи! – сказала она.

– И не только медведи, есть и люди, – сказал Лева. – Я еду к людям, братьям,

– А медведей не боитесь?

– Нет, не боюсь. Я ведь не один еду.

Он попрощался с ними и пошел на квартиру, где жил его отец, собираясь в дорогу. Был ветреный, холодный день. Енисей волновался. Волны, покрытые беляками, вовсю ходили по нему. На пристани не многолюдно. Леву провожали сестры. Среди них была и та прачка, которая носила с ним передачи в тюрьму.

– Я здесь недавно и вашего отца провожала, – говорила она. – Вы к нему заедет».;?

– Видимо, не придется, – сказал Лева. – Его направили в Енисейск, это ниже. Я же еду до устья Ангары, чтобы по этой реке потом подняться вверх,

Последние слова прощания.

– С Богом! Обещаем молиться…

Третий гудок, зашумели машины, пароход вздрогнул и двинулся вниз по течению. Скоро провожающие стали маленькими, незаметными фигурками и исчезли из вида вместе с городом и пристанью.