В Иродовой Бездне. Книга 2

— Удивительный это человек дневальный! Субботник! Уж такой фанатик, такой фанатик!

— Да чем же он фанатик? — спрашивали врачи.

— Сколько он перестрадал, когда был на общих работах!.. Не хочет работать в субботу, и только. Уж как к нему ни подходили. Здоровье, конечно, у него некрепкое, устраивали уборщиком, говорили: «Ты хоть в субботу в конторе стол передвинь» — так и стола не передвинет. Ну, начальник с ним побеседовал и решил взять к себе дневальным.

— На исправление? — иронически спросил кто-то из врачей.

— Ну, до исправления далеко…

И жена начальника продолжала свой рассказ:

— Работает, все-все делает, И честный, такой честный! Вот, представьте: собралось у нас недавно общество. Ну, известно, все наши. Мой муж и посылает его: «Сходи, купи папирос», А он мнется, не идет. Муж настаивает: «Иди скорей, скорей!» А он не идет, говорит: «Я не пойду». Это у них, выходит, — не делай другому, чего себе не желаешь. И представьте, мне пришлось встать из-за стола и пойти за папиросами. А он себе сидит.

— Теперь послушайте дальше, до чего доходит его фанатизм. Придет мой муж поздно, усталый, измученный, нервный, говорит ему: «Иван, ложусь спать. Если только телефон будет звонить, скажи, что меня дома нет». А он все свое: «Не могу, гражданин начальник, не могу». И вот, представьте себе, легли спать, начальник ему приказал: не будить. Только мы уснули, там в прихожей, телефон зазвонил. Слышу я, подходит, и что же? Представляете, говорит в трубку: «Да, дома, приказал не будить», и вешает ее. Когда опять позвонили, мне пришлось самой встать и мужа разбудить.

— Еще был такой случай, — с упоением рассказывала жена начальника. — Пошла я с ним в ларек за мясом и вообще — за разными покупками. Смотрю: продают прекрасную свинину. Я сразу купила полтушки — такая не часто бывает; купила еще многое по мелочи — в корзинку. Мелочь приготовила для себя, думаю — понесу, а ему и говорю: «Бери мясо, неси». Он этак взглянул на меня и отвечает: «Не могу нести, свинина — это уж совсем не годится». И вот, представьте себе: тащу я на своем горбу мясо, а он рядом с корзиночкой идет. Врачи засмеялись.

— Так зачем же вы его держите? — поинтересовался один из них. — Плохой он вам помощник.

— Ну, нет, — возразила жена начальника. — Помощник он очень хороший; услужливый, все-все делает, а главное — он такой фанатик, на него уж можно положиться, как ни на кого другого. Мы с мужем уходим и знаем, что все у нас будет в сохранности: ничего не возьмет. И просто он хороший, словно родной человек. Ну, а как только наступает суббота, кланяется и уходит— на весь день. «У меня, — говорит, — по закону Божию полагается этот день Господу». Начальник было сначала ласково пытался говорить, убеждать, но ничего не получается. И махнул рукой.

— А питается он от вашего стола? — спросил кто-то,

— Что вы! — воскликнула женщина. — Если бы у нас стол был даже царский, то и то он бы не прикоснулся ни к чему. Он живет, как говорит, подобно каким-то юношам: Сидраху, что ли, там, и Мисаху. Питается одними овощами и крупами, даже рыбу совсем не ест.

— Да, видно, совсем святой человек, — заметил кто-то. Отличительной чертой Ивана Ефимовича от многих верующих было то, что он от души старался ко всем относиться по-братски, и даже толстовцы, которые, по мнению Левы, отвергали Христа как спасителя, а признавали только как великого учителя, были близки его сердцу, и он нередко вспоминал слова известного толстовца Ивана Ивановича Горбунова-Посадова: «Будем беседовать о том, что нас объединяет, и не касаться того, того разделяет». Кстати, с Горбуновым-Посадовым Кутумов был знаком лично.

Ивана Ефимовича посетила одна женщина из его единоверцев, и он был несказанно рад и счастлив, видя, что не забыт. На свидании с ней он не хаял и не осуждал никого из своих знакомых и начальства, а только восхищался всеми и в каждом человеке находил искру Божию.

Лева не раз встречался с ним, и Иван Ефимович всегда старался его чем-либо угостить. Бывало, спешит куда-нибудь по поручению начальства, а увидит Леву — махнет ему рукой: «Подойти-ка, подойди!» И достанет из кармана вяленую рыбу:

— Это я по сухому пайку получил. Сам-то не ем, а ты, знаю, кушаешь. Бери, бери…

Глава 17. Толстовцы

Работая в лазарете, Лева особенно переживал за фельдшера Ваню Баутина, который с каждым днем становился все слабее и слабее. Он не только кашлял, но у него усилились боли в животе. Ваню все очень уважали и любили. Хирург Троицкий и другие врачи устроили консилиум, но, к сожалению, и это не помогло.

Так и угас в лагере этот искренний человек, погибший из-за своих убеждений. «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни», — говорится в Писании именно про таких людей, как Ваня Баутин и ему подобные.

Прежде чем, однако, продолжить рассказ о фельдшере Баутине, следует сказать несколько слов о взаимоотношениях толстовцев с официальным православием.

Те, кто боролся и в наши дни продолжает бороться с религией, не в силах понять, что церковь как могущественная и богатейшая организация и церковные учреждения — это одно, а религия чистого переживания, живущая в душе человека, внутренняя религия — совсем другое.

Против официальной церковной религии и восстал прежде всего Л. Н. Толстой. Всю жизнь после своего обращения к Богу и ко Христу он посвятил борьбе с церковным лжеучением. Эту же линию обличения православия продолжали его последователи.

Не следует забывать, что Толстой, его друзья и последователи, в особенности такие, как В. Г. Чертков (сын евангелистки Елизаветы Ивановны Чертковой), П. И. Бирюков, И. И. Горбунов-Посадов, И. М. Трегубое и другие, решительно приняли сторону сектантов, страдавших от двойного гонения — со стороны царского правительства и православного духовенства. Особое предпочтение они отдавали евангелистам-баптистам, которых в то время чаще именовали штундистами. И сам Толстой, и его друзья много сил вложили в дело переселения в Канаду гонимых духоборцев. К этой борьбе присоединился видный марксист, друг В. И. Ленина и Н. К. Крупской — В. Д. Бонч-Бруевич и его жена — санитарный врач В. М. Величкина.

Эту же линию борьбы с церковными лжеучением последователи Л. Толстого неуклонно продолжали и после его смерти. Исповедуя чистое учение Христа, понимая его именно как религию Царства Божия, которое внутри нас, они всегда были решительными и бесповоротными противниками церковной религии. Церковь в их глазах всегда была той самой блудницей, которая блудодействовала со многими. Смешивать толстовцев и сектантов с церковной религией и с церковью вообще и на этом основании преследовать их — и несправедливо, и ненаучно.