В Калифорнии морозов не бывает

— Добрый вечер, дорогой, добрый вечер. Вы дверь пока не закрывайте, сейчас ещё кое-кто подойдёт. Маша собиралась забежать, Женечка… Наверняка ещё кто-нибудь, наверняка.

Вы же не спите, дорогой? У вас же и так гости? Ну, так мы не помешаем. Вот туточки у меня угощение с собой. Куда корзинку-то нести?

Я понял, что все видели её. Как она стояла, облокотившись о штакетник. Она совсем недолго стояла, и уже довольно темно было, и улица казалась совершенно пустой. Но всё равно все успели её увидеть. Я тогда подумал, что это даже неплохо. В этих дачах живут люди, принадлежащие к определённым кругам. Некоторые — очень известные. Я подумал: пусть она знает, с кем я общаюсь на равных. Я сказал:

— Добро пожаловать. Зачем же угощение с собой? У нас всё есть, на всех хватит. Только придётся ещё приготовить кое-что, посуду вынуть, бокалы, раз гостей прибавилось.

Марк пошёл за дровами для камина, а я повёл гостей в комнату, знакомить с ней.

Следующие двадцать минут я только и делал, что водил новых гостей знакомить с ней. У меня здесь никогда не было столько народу одновременно. Наверное, все соседи пришли. Правда, каждый приносил с собой какое-нибудь угощение, так что я хотя бы о том не думал, что продуктов не хватит. Я тогда вообще ни о чём таком не думал, всё шло как шло, я в этом почти не участвовал. Всё равно всё шло не по плану. Но я об этом не думал.

Я тогда думал: вот, она опять от всех отличается. Все пришли в дачном, в домашнем, кто в чём был. Сергей Андреевич — вообще в старых трико и в растянутом свитере. Да все выглядели так, будто только что с сельхозработ. Даже Машка пришла в ситцевом халате. Правда, через пять минут ушла и пришла уже в какой-то блестящей хламиде, она в этой хламиде на сцену выходит. Машка в этой хламиде всё равно была похожа на остальных. То есть не похожа, конечно, всё-таки не с сельхозработ, очень яркая, как на сцене. Но всё равно вместе со всеми. А она — опять отдельно от всех. Как экзотическая бабочка, которая нечаянно села на кучу мусора. Я ни о ком из присутствовавших не хочу сказать ничего плохого. Они все из высоких кругов, есть очень известные. Просто впечатление было такое. Может, потому, что она опять была одета неуместно. Или потому, что опять вела себя так, как будто ей всё равно, кто собрался, знаменитости или гаишники с той дороги. Со всеми говорила одинаково, на всех смотрела одинаково. Свернулась калачиком в кресле, слушала, что ей говорили, ела, что ей на тарелку подкладывали, смотрела вроде бы внимательно, а я видел, что скучает. Я уже привык к этому её взгляду, всегда замечал, когда она скучает.

Гости сидели, болтали, смеялись, выпили почти всё вино, которое сами принесли. Всем нравилось, никто не собирался уходить. На дачах гости обычно целыми ночами могут сидеть, в этом ничего странного. Но Марк вдруг сказал мне:

— Смотри, у неё глаза слипаются. Ты бы отвёл её, показал, где поспать можно.

Я подумал: это похоже на то, как если бы взрослые прогоняли ребёнка из-за стола, потому что он ещё маленький, ему спать пора. Наверное, все тоже так подумали, потому что закричали хором, что время детское, ещё вон сколько недопито-недоедено, ещё музыку не слушали и не танцевали. Но она встала и сказала:

— Я правда страшно хочу спать. Извините. Спокойной ночи.

Тогда все стали говорить:

— Бедный ребёнок, совсем замучился, ну, тогда спокойной ночи, до завтра, будет день — будет праздник…

Ираида Александровна сказала:

— А пойду-ка я тоже домой. Тесто успею поставить. Завтра пирожков напеку, к обеду успею. Ты с яблоками любишь, моя дорогая? Или лучше ещё какие-нибудь?

Она сказала:

— Я всякие люблю, Ираида Александровна. Спасибо. Спокойной ночи.

Я заметил, что она сразу запомнила имена всех, кто пришёл. Человек десять было, а она всех запомнила. Я имена своих соседей почти полгода учил.

Я стал подниматься по лестнице на второй этаж первым. Это по правилам этикета: подниматься по лестнице мужчине положено впереди женщины. Я не слышал, чтобы она шла за мной, и оглянулся. Увидел, что она сняла туфли, несёт их в руке, идёт босиком, вот я и не слышал. Я спросил:

— Сильно устала?

Она подняла голову, заметила, что я смотрю на туфли в её руке, и сказала:

— Ненавижу каблуки.

Я тогда подумал: Лилия считает, что настоящая женщина не имеет права носить туфли без каблуков. Они с подружками могли часами обсуждать, какие каблуки сейчас в моде. Они считали, что «шпильки» будут в моде всегда.

На втором этаже было темно. Здесь всегда темно, потому что нет ни одного окна. Узкий коридор, по обеим сторонам — двери, как в гостинице. Это единственное, что мне не очень нравилось в моей даче. Зато увеличивалась жилая площадь. На втором этаже у меня было четыре гостевые спальни и ванная комната.

Я включил электричество, прошёл до второй двери справа и сказал:

— Вот неплохая комната. Там есть балкон. С балкона ведёт наружная лестница во двор. Очень удобно, если надо уйти по-английски.

Я толкнул дверь и отступил в сторону, пропуская её вперёд. В комнате было темно. Она шагнула через порог, но сразу остановилась, оглянулась и спросила:

— А выключатель где?

Тогда я взял её за плечи, слегка подтолкнул вперёд и пошутил:

— Смелее. Тут нет подвалов и открытых трюмов.

Мы вошли в комнату, и мне пришлось отпустить её, чтобы включить свет. Она прошла вперёд, остановилась посреди комнаты, невнимательно огляделась и сказала:

— Мне очень нравится. Уютно, ничего лишнего. И шторы плотные. Я не люблю, когда свет в окно.

Я даже немного обиделся. О моей даче все всегда говорили просто восторженно. Ни у кого в этом посёлке такой не было. Я уверен, что и в других престижных посёлках ни у кого такой не было. Даже у родителей Лилии была дача попроще моей, хоть по общей площади гораздо больше. Когда Лилия впервые приехала на мою дачу, она часа два всюду ходила и всё осматривала. И тоже не скрывала восторга. Она тогда сказала, что моя дача стоит минимум в два раза дороже, чем любая другая, чем даже дача её родителей.

Я сказал:

— Вот здесь, в шкафу, чистое постельное бельё. Ночную рубашку предложить не могу, но вот здесь лежат пижама и футболка — что больше нравится. Подушка — вон, на диване. Банный халат висит в ванной комнате. Халат совершенно новый. Ванная комната справа по коридору, в самом конце.

Она села на диван, взяла подушку, погладила вышитого на ней тигра и рассеянно сказала:

— О, ванная комната!.. Это очень хорошо.

Я подумал, что её вообще ничем удивить невозможно. Хорошо ещё, что я тщательно готовился, кажется, всё предусмотрел. Она могла удивиться скорее тому, что чего-то нет. Хорошо, что я подумал обо всем. Я сказал:

— Наверное, вода как следует нагрелась, камин довольно долго горел. Здесь система водонагрева связана с камином. В ванной всё есть — полотенца, шампунь, мыло, губка. Всё новое.

Она зевнула и сказала:

— С ума сойти. Всё новое. А почему? Здесь что — никто никогда не живёт? А вид обжитой.

Я тогда подумал: может, Лилия забыла здесь какую-нибудь свою мелочь? Она часто здесь забывала то губную помаду, то щётку для волос, то ещё что-то подобное. Но мама специально приезжала сюда, чтобы порядок навести, вряд ли мама что-нибудь такое оставила бы валяться на виду.