В клетке

– Какое-то время да.

– Сколько времени?

Она задумалась; она должна сыграть эту роль до конца, а она прекрасно знает, что сказала бы на ее месте та молодая особа, или, вернее, чего бы она не сказала.

– А вы можете назвать точную дату?

– Нет, никак! Помню только, что это было в августе, в последних числах. Отправлена она была в тот же адрес, что и вчерашняя.

– Ах, вот как! – вскричала девушка, потрясенная, как, может быть, никогда в жизни. Глядя ему в лицо, она ощутила вдруг, что держит всё в руке – так, как держала бы карандаш, который каждую минуту может сломаться, стоит ей только крепче его сдавить. Она почувствовала, что теперь она стала вершительницею их судеб, но само это чувство хлынуло на нее таким бурным потоком, что ей пришлось употребить все силы на то, чтобы его обуздать. И это опять-таки определило ее вкрадчивый, похожий на звуки флейты голос, такой, каким говорят женщины Паддингтона.

– А вы не могли бы нам это чуточку уточнить? – Эти ее «чуточку» и «нам» были взяты прямо оттуда. Но он не уловил в ее словах ни малейшей фальши, он был весь захвачен своей бедой. Те глаза, которые были устремлены на девушку и в глубине которых она увидала ужас, и отчаяние, и самые настоящие слезы, могли глядеть точно так же и на любую другую.

– Не помню, когда именно. Помню только, что она ушла отсюда, и это было примерно в тех числах. Дело в том, что ее не доставили по адресу. Нам надо узнать, что в ней было.

23

Это употребленное им во множественном числе местоимение поразило ее своей красотой; ей думалось, что и она поражает его своим «мы»; но теперь она так хорошо успела во всем разобраться, что могла почти играть и с ним, и с наполнявшей ей сердце радостью.

– Вы говорите «примерно в то время»? Но вы же не можете назвать точной даты, не правда ли?

Беспомощность его была восхитительна.

– Вот это-то я и хочу узнать. Так разве у вас не сохраняются старые телеграммы? Разве вы не можете поискать?

Наша молодая девушка, все еще пребывавшая в Паддингтоне, стала опять его переспрашивать.

– Так, выходит, ее не доставили?

– Нет, доставили. Но вместе с тем, видите ли, и нет… – Он немного смутился, но потом все объяснил: – Ее, видите ли, перехватили, а там была одна вещь.

Он снова выждал и, словно для того, чтобы продолжить свои расспросы и чтобы вымолить у нее восстановление утраченного, даже силился приветливо ей улыбнуться, но в улыбке этой было что-то зловещее, и тут вся скопившаяся в ней нежность к нему обернулась вдруг лезвием ножа. Только каких, должно быть, все это стоило мук – и эта разверзшаяся вдруг бездна, и бившая его лихорадка, – если теперь он, задыхаясь, едва мог вымолвить:

– Нам надо знать, что в ней было!

– Понимаю, понимаю. – Произнося это слово, ей удалось в точности воспроизвести интонацию, с какою обычно говорили те, в Паддингтоне, когда они застывали в неподвижности, как оглушенные рыбы. – И у вас нет никаких точных данных?

– Никаких. Только то, что я вам уже сказал.

– Ах да, конец августа? – Если бы она продолжала так и дальше, то он действительно мог рассердиться.

– Да, и тот адрес, который я назвал.

– Тот, что был и вчера вечером?

Он весь затрепетал, словно в нем вдруг пробудилась надежда, но это только усугубило ее невозмутимое спокойствие и она все еще что-то обдумывала. Потом она принялась раскладывать какие-то бумаги.

– Так вы, может быть, посмотрите, – настаивал он.

– Я помню, как вы приходили, – ответила она. Он глядел на нее, и им снова овладевала тревога;

может быть, увидав, что она так переменилась к нему, он лучше начинал понимать перемену в себе самом.

– Право же, вы в тот раз все делали гораздо быстрее!

– Да, но и вы тоже, уж если говорить правду, – ответила она, улыбнувшись. – Постойте. Она была адресована в Дувр?

– Да, на имя мисс Долмен…

– Пэрид Лодж, Пэрид Терес?

– Точно. Большое, большое вам спасибо! – Надежда к нему вернулась. – Так, значит, она у вас, та?

Девушка снова задумалась, она словно дразнила его.

– Ее подавала дама?

– Да. И она по ошибке поставила не то слово. Вот это-то нам и надо узнать!

Господи! Что же он теперь еще скажет! Какие чудовищные предательства обрушит он теперь на голову несчастной женщины из Паддингтона! Она не позволяла себе особенно дразнить его ради забавы и вместе с тем, щадя его достоинство, она не позволяла себе предупредить, или сдержать, или остановить его. Она выбрала среднее:

– Так, значит, ее перехватили?

– Она попала не в те руки. Но в ней есть нечто такое, – продолжал он, разбалтывая свою тайну, – что может оказаться кстати. Поймите, все будет хорошо, если там стоит не то слово, – головоломно разъяснял он.

Так что же все-таки, в конце концов, это значило? Происходившее начинало уже интересовать мистера Бактона и клерка, но ни тот, ни другой не считали удобным вмешаться. Страх за него, совсем особый, боролся в ней с самым обыкновенным любопытством. Но она уже видела, с каким блеском ей удается, для того чтобы выпутаться из этого разговора, прибавить толику вымысла к тому, что она действительно знает.

– Я все поняла, – сказала она, и быстрота, с какою она произнесла эти слова, была великодушна и даже покровительственна. – Эта дама забыла, что она там написала.

– К несчастью, забыла, и теперь мы просто не знаем, что делать. Мы только что обнаружили, что она не была вручена; вот почему, если бы мы могли узнать сразу…

– Сразу?

– Дорога каждая минута. Они же, наверно, у вас есть в подшивке? – настаивал он.

– Вы хотите, чтобы я вам сейчас же ее показала?

– Да, пожалуйста, сию же минуту. – Стойка вся звенела от костяшек его пальцев, от набалдашника трости, от его панического ужаса. – Разыщите ее, разыщите! – повторял он.

– Мне кажется, мы могли бы ее для вас раздобыть, – мягко ответила девушка.

– Раздобыть? – переспросил он, совершенно ошеломленный. – Когда?

– Может быть, к завтрему.

– Так, значит, у вас ее здесь нет? – вид его вызывал жалость.

Она уловила только отдельные проблески, вырывавшиеся из темноты, и она не могла понять, какое потрясение, даже среди самых вероятных, самых что ни на есть худших, могло оказаться настолько непоправимым, чтобы вызвать такой вот безудержный страх. Были какие-то тиски, какие-то повороты, были места, где из-под винта капала кровь, но она не могла догадаться какие. Ее все больше радовало, что она уже к этому не стремится.