В краю гор и цветущих долин

– Без последствий.

– А, это, – Иван потряс медалькой, словно маленьким колокольчиком. – Это так. Сейчас я отдышусь и продолжим.

Вокруг началась настоящая кутерьма. Зрители безбоязненно ходили по склону, где совсем недавно взрывались снаряды, и дёргали реконструкторов, желая с ними сфотографироваться. А реконструкторы не успевали отгонять излишне любопытных от миномётов и винтовок.

Спустя полчаса ребята, перекусив и напившись чая, собрались возле землянки.

– Хлопцы. И девушка, – начал речь Коновальцев. – Мы все работаем на равных. В нашей организации нет такого, что один кто-то отдыхает, а все остальные пашут. Но, – он сделал паузу настолько наигранную, что Лера и Пётр подумали, не проглотил ли Иван язык. – Но! Иногда кто-то может выполнять поручения более ответственные. Нас сегодня хвалили, мы произвели очень, повторюсь – очень положительное впечатление. Особенно отметили тебя, Пётр. Реконструкторы высоко оценили твой вклад.

Иван выудил из кармана новенькую медаль, точь-в-точь такую же, как висела у него на ватнике.

– Пётр Мельниченко, тебе небольшая благодарность от клуба реконструкторов.

– Здорово! – хлопнула Лера в ладоши. – Все при наградах.

Пётр рассмотрел медальку и орденскую книжку с его именем, нацарапанным красивым, явно женским почерком. Но вместо радости почувствовал стыд. А из-за чего он, собственно, так расстроился? Может, он совершил что-то выдающееся? Может, остановил кого-то? Нет, просто постоял рядом со шлагбаумом. Никакого физического труда, никаких рисков, никакой усталости. Просто стоял. И за это – медаль?

«Значит надо давить в себе порывы эгоизма, – рассудил Пётр. – Только сила коллектива может изменить этот мир, и если каждый откажется от своих амбиций и направит усилия на общее благо, на общее дело, то и жизнь всех людей станет лучше».

Он пообещал себе, что отныне не будет впадать в мещанское себялюбие, а будет работать на благо Союза. Вместе со своими товарищами.

Уже на остановке, после того как окончательно закончилась реконструкция, и участники стали разъезжаться, Коновальцев подвёл итог всего мероприятия.

– Ну, спасибо вам, ребята, от души спасибо. Сегодня мы показали, что есть ещё порох в пороховницах, жива ещё коммунистическая идеология. Но не будет сбавлять темпы, впереди у нас много работы. Кстати, завтра общее собрание организации, надо сделать максимальную явку. Лера, ты не могла бы обзвонить наших ребят и напомнить им?

– Хорошо, – ответил Балабанова.

Они распрощались, и Коновальцев уехал на автобусе.

– Ну вот, обзвони, достань, организуй. А как меня послушать – так нет. Почему он ни к кому не прислушивается?

Пётр смерил её сочувственным взглядом.

– Нашего первого секретаря постоянно куда-то уносит. А ты будь голосом разума. Начнёт Ваня заговариваться, ты его спускай с небес на землю.

– Ну что ж, буду голосом разума, – вздохнула Лера.

Вскоре Пётр получил диплом судомеханика, спрятал синюю корочку глубоко в шкаф и пошёл устраиваться на ставку в местное отделение КПСС. Он так и не узнал, поспособствовал ли его трудоустройству Коновальцев. Но когда он пришёл на собеседование с Козинцевым и Белоусовой, Иван ждал его возле кабинета руководителей. Он выглядел встревоженным и явно переживал – будет ли Пётр держаться достойно, как и подобает настоящему коммунисту?

– Удачи, – сказал Иван. – Не волнуйся, там все свои, Михаила Андреевича и Розу Алексеевну ты знаешь. На самом деле это чисто формальность.

Козинцев встретил Петра с той театральной радостью, которая вырабатывается у публичных людей за годы общения со всевозможными личностями.

– Здравствуй, дорогой, проходи, садись. Мы уже давно к тебе присматриваемся, ты у нас активный боец, прошёл определённую школу. К тебе есть деловое предложение. Ты парень современный, а у нас… Роза, какая у нас ставка появилась?

– Нам нужен человек, который будет заниматься агитацией в сетях. ЦК настаивает, что каждое местное отделение должно развиваться в этом направлении, и, конечно, мы привлекаем молодёжь. Вы у нас в таких вещах разбираетесь.

Козинцев перебил её:

– Роза Алексеевна говорит о работе в социальных сетях. Твоей задачей будет вести аккаунты местного отделения партии, обеспечим тебе рабочее место, всеми методическими материалами снабдим. Работа творческая, нестандартная, что скажешь?

– Я согласен.

– Тогда мы тебя оформим с понедельника, так удобнее будет, да, Роза Алексеевна? И можешь начинать, времени на раскачку нет.

С этими словами для Петра Мельниченко началась политическая жизнь.

3

Партийный актив готовился к проведению конференции по выдвижению кандидата в губернаторы. Адская духотища мучила набившийся в актовый зал Комитета народ. Бабушки и дедушки, несколько молодых мужчин и женщин обмахивали лица партийными газетами. Окна были открыты, но летний воздух, сухой и неподвижный, не мог дать спасения. Наконец кто-то додумался включить кондиционер. Когда полилась искусственная прохлада, делегаты несколько расслабились, а кое-кто вздохнул с облегчением.

Пётр, сидя на корточках в углу зала, проверял готовность большой стационарной колонки исполнять гимн СССР. Втыкал флэшку с записью, регулировал громкость, настраивал звучание, вынимал флэшку и начинал по новой. Вдруг кто-то навис над ним неприветливой тенью. Пётр поднял взгляд. Мансур Азарович – башкир преклонного возраста, член партии с 1968 года, чьи густые азиатские брови свисали на глаза – тыкал ему в лицо листком с напечатанным текстом.

– Надо размножить. Вот.

На дедушке красовался китель с наградами и фуражка с красной звездой. Во всём его облике чувствовалась офицерская закалка.

– Это воззвание к рабочим троллейбусного депо, его нужно срочно распечатать. Сделай, пожалуйста.

Пётр поднялся с корточек, взял в руки листок – мелкие буквы, сплошные и огромные, точно кирпичи, абзацы. Глядеть было скучно на такое воззвание, не то, что читать.

– У меня времени нет, – он слегка пнул колонку. – После конференции или в понедельник только.

– Слушай, сделай сейчас. Срочно надо.

Прямо над головой Мансура Азаровича висел прямоугольный транспарант «От каждого по способностям – каждому по труду!». «И все здесь верят в те лозунги, – думал Пётр. – И вот это воззвание к рабочим – какая наивность. Какая старческая закостенелость. Если бы не кондиционер, можно было подумать, что сейчас конец 80-х. Такое эхо страны, которой больше нет… но я не эхо».

– Не буду, – ответил он наглым вызывающим тоном. Он мог бы ничего не говорить, молча развернуться и уйти, и, может, так было бы правильнее. Но Пётр хотел усугубить. Хотел уязвить гордость советского офицера.

– Петя, зайди, пожалуйста, – выглянула из кабинета Роза Алексеевна.

Он зыркнул на Мансура, как бы желая сказать: «Нет времени, понял». Хорошо было бы в придачу ещё и язык показать, но это было бы слишком.

В кабинете собрались, помимо Алексеевны, Штепа Елизавета, Прибрежный и Козинцев. Разговор между ними, по всей видимости, выдался нелицеприятный.