В круге первом
Шрифт:
– Что значит – по рогам?
– Ну, намордник пять лет.
– А что значит – намордник?
– Боже мой, какая вы необразованная. А ещё дочь прокурора. Как же вы не поинтересуетесь, чем занимается ваш папа? «Намордник» значит – кусаться нельзя. Лишение гражданских прав. Нельзя избирать и быть избранным.
– Подождите, кто-то подходит…
– Где? Не бойтесь, это Земеля. Сидите как сидели, прошу вас! Не отодвигайтесь. Раскройте папку. Вот так, рассматривайте… Я сразу понял тогда, что выпустили меня для слежки – с кем из ребят буду встречаться, не поеду ли опять к американцам на дачу,
– Открылось?!
– Ничего не открылось! Под чужой фамилией осудили на три месяца, сижу в колонии, стриженый, а всесоюзный розыск гудит: Ростислав Доронин! волосы русые пышные, глаза голубые, нос прямой, на левом плече родинка. В копеечку им розыск обошёлся! Отбухал я свои три месяца, получил у гражданина начальничка паспорт – и жиманул на Кавказ!
– Опять путешествовать?
– Хм! Не знаю, можно ли вам всё…
– Можно!
– Как это вы уверенно говорите… Вообще-то нельзя. Вы – совсем из другого общества, не поймёте.
– Пойму! у меня жизнь была нелёгкая, не думайте!
– Да вчера и сегодня вы так хорошо на меня смотрите… Правда, хочется вам всё рассказать… В общем, я удрапать хотел. Совсем из этой лавочки.
– Какой лавочки?..
– Ну, из этого, как его, социализма! Уже у меня изжога от него, не могу!
– От социализма?!.
– Да раз справедливости нет – на кой мне этот социализм?
– Ну это с вами так получилось, обидно очень. Но куда ж бы вы поехали? Ведь там – реакция, там – империализм, как бы вы там жили?!
– Да, верно, конечно. Конечно, верно! Да я серьёзно и не собирался. Да это и уметь надо.
– И как же вы опять?..
– Сел? Учиться захотел!
– Вот видите, значит – вас тянуло к честной жизни! Учиться – надо, это – важно. Это – благородно.
– Боюсь, Клара, что не всегда благородно. Уж потом в тюрьмах, в лагерях я обдумал. Чему эти профессора могут научить, если они за зарплату держатся и ждут последней газеты? На гуманитарном-то факультете? Не учат, а мозги затемняют. Вы ведь на техническом учились?
– Я и на гуманитарном…
– Ушли? Расскажете потом. Да, так вот надо было мне потерпеть, аттестат за десятилетку поискать, нетрудно его и купить, но – безпечность, вот что нас губит! Думаю: какой дурак там меня ищет, пацана, забыли уж, наверно, давно. Взял старый на своё имя аттестат – и подал в университет, только уже в ленинградский, и на факультет – географический.
– А в Москве были на историческом?
– К географии от этих скитаний привязался. Чертовски интересно! Наездишься – насмотришься… Ну, и что ж? Только походил на лекции с неделю, меня – хоп! – и опять на Лубянку! И теперь – двадцать пять лет! и – в тундру, я ещё не был, – практику проходить!
– И вы об этом рассказываете – смеясь?
– А чего ж плакать? Обо всём, Клара, плакать – слёз не хватит. Я – не один. Послали на Воркуту – а там уж таких молодчиков! уголь долбят! Вся Воркута на зэках стоит! Весь Север! Да вся страна одним боком на них опирается. Ведь это, знаете, сбывшаяся
мечта Томаса Мора.– Чья?.. Мне стыдно бывает, я многого не знаю.
– Томаса Мора, дедушки, который «Утопию» написал. Он имел совесть признать, что при социализме неизбежно останутся разные унизительные и особо тяжёлые работы. Никто не захочет их выполнять! Кому ж их поручить? Подумал Мор и догадался: да ведь и при социализме будут нарушители порядка. Вот им, мол, и поручим! Таким образом, современный ГУЛАГ придуман Томасом Мором, очень старая идея!..
– Я никак не одумаюсь. В наше время – и так жить: подделывать паспорта, менять города, носиться, как парус… Людей, подобных вам, я нигде в жизни не видела.
– Клара, я тоже не такой! Обстоятельства могут сделать из нас чёрта! Вы же знаете – бытие определяет сознание! Я и был тихий мальчик, слушался маму, читал Добролюбова «Луч света в тёмном царстве». Если милиционер манил меня пальцем – во мне падало сердце. Во всё это врастаешь незаметно. А что мне оставалось? Ждать, как кролику, – пока меня второй раз возьмут?
– Не знаю, что оставалось, но и так жить?!. Я представляю, как это тягостно: вы – постоянно вне общества! вы – какой-то лишний, гонимый человек…
– Ну, иногда тягостно. А иногда, знаете, даже и не тягостно. Потому что как по Тезикову базару походишь, посмотришь… Ведь если новенькие ордена продают и к ним удостоверения незаполненные, так это – где продажный человек работает, а? в какой организации? Представляете?.. Вообще, я скажу вам, Клара, так: я сам – только за честную жизнь, но чтобы все, понимаете? – чтобы все до одного!
– Но если все будут ждать от других, так никогда и не начнётся. Каждый должен…
– Каждый должен, но не каждый делает! Слушайте, Клара, я вам скажу проще. Против чего произошла революция? Против привилегий! Тошно было русским людям от чего? От привилегий. Одни одеты были в робу, другие – в соболя, одни пешкодралом – другие на фаэтонах, одни по гудочку на фабрику, другие в ресторанах морду наращивали. Верно?
– Конечно.
– Правильно. Но почему же теперь люди не отталкиваются от привилегий, а тянутся к ним? И что говорить обо мне, о пацане? Разве с меня начинается? Я же на старших смотрю. Я же насмотрелся. Живу в небольшом городке в Казахстане. Что я вижу? Жёны местных начальников бывают в магазине? Да никогда! Меня самого посылали первому секретарю райкома ящик макарон отнести. Целый ящик. Нераспечатанный. Можно догадаться, что не только этот ящик и не только в этот день…
– Да, это ужасно! Это меня саму переворачивало всегда, вы поверите?
– Поверю, конечно. Почему живому человеку не поверить? Скорей поверю, чем книжке в миллион экземпляров… И вот эти привилегии – они же охватывают людей, как зараза. Если кто может покупать не в том магазине, где все, – обязательно будет там покупать. Если кто может лечиться в отдельной клинике – обязательно будет там лечиться. Если может ехать в персональной машине – обязательно поедет. Если только где-нибудь мёдом помазано и туда по пропускам – обязательно будет этот пропуск выхлопатывать.
– Это – да! Это ужасно!
– Если забором может отгородиться – обязательно отгородится. И сам же сукин сын был мальчишкой – лазил через купеческий забор, яблоки рвал – и тогда был прав! А теперь ставит забор в два роста, да сплошной, чтоб к нему заглянуть нельзя, ему так уютно оказывается! – и думает, что опять же он прав! А в Оренбурге на базаре инвалиды войны, которым объедки одни достались, играют в решку – медалью Победы. Бросят вверх и кричат: «Морда – или Победа?»
– Как это?