В литературной разведке
Шрифт:
Январские дни 1905 года, всколыхнувшие всю Россию, находят самый горячий отклик в сердце писателя, наблюдавшего картины жестокой расправы царизма с участниками революционного движения. Он пишет статью «9 января 1905 года» для своего журнала, свидетельствующую о гражданском мужестве писателя. Этим настроением полно письмо к Верушкину.
«Мы пока все здоровы, хотя нельзя сказать, что живем спокойно. 13 декабря у нас казаки разогнали митинг и потом произвели побоище, врывались даже в дома мирных жителей. В селах и деревнях происходят уже настоящие зверства. В газетах есть слух, будто теперь вызывают ваших… Как-то будут вести себя уральцы. Вероятно, так же?» {42} .
42
Там
Владимир Галактионович сообщает, что в Полтаву он возвратился из Петербурга лишь 24 декабря, где провел три недели и теперь ждет известия о выходе журнала, который вследствие забастовок и других бурных обстоятельств выпускается сдвоенным номером (ноябрь, декабрь). Он полон тревоги за журнал, все было готово, а известий о выходе его нет.
«Поневоле думается: не случилось ли чего? Теперь свобода печати особенная…»
Писатель благодарит Макара Егоровича за присланный список илецких фамилий, который запрашивал и высказывает ему предположения:
«По-видимому, среди них мало русских, очень мало или совсем нет. Чем, однако, объяснить заметную разницу в говоре, сильно подходящую к малорусскому произношению. Интересно, как это объясняют илечане?»
Революционные события захватывают писателя целиком. Он помогает общественным деятелям приобрести газету «Полтавщина», активно борется с погромной агитацией черной сотни в Полтаве, выступает в городской думе, на митингах, обращается к населению с воззванием, напечатанным бастующими рабочими типографии. В «Русском богатстве» публикует «Манифест Петербургского Совета рабочих депутатов» и за это привлекается к суду, как редактор журнала. И в этой кипучей общественной деятельности, Владимир Галактионович не забывает об уральцах. В письме от 17 июня он благодарит Макара Егоровича за его подробный рассказ о революционных событиях, происходящих в округе Уральского войска.
«Я интересуюсь всем, что происходит на местах, где я раз побывал и завел знакомства. У нас тут тоже, что по всей России: недовольство, брожение, вспышки… Верю, что перемелется, мука будет, но мельница действует тяжеловато. Счастие еще, что на сей раз холера приятно обманула ожидания и не явилась в наши пределы» {43} .
И далее сообщает подробности из своей личной жизни и творческой деятельности.
«Не знаю, о каком это рассказе Вы читали в газетах. Вероятно, «Дом № 13-й», — это небольшой набросок после посещения Кишинева в 1903 году (вслед за погромом). Цензура его не пропустила, и издан он за границей. У меня, к сожалению, сейчас оттисков нет. Мой «Пугачев» теперь не двигается, — не до того, и еще некоторое время подождет».
43
Там же, лл. 16—16 (оборот).
И тут же просит Макара Егоровича сообщить список, хотя бы самый краткий, слов, в которых илецкие жители делают смягчение буквой и (например: писок, видро и т. д.). А также интересуется, не сохранилось ли украинских фамилий на – енко или вообще с малорусским значением или окончанием, и помнят ли илечане о своем отчасти малорусском происхождении?
Верушкин аккуратно выполняет просьбу писателя. Короленко сразу же отзывается благодарным письмом.
«Фамилия Череватый — несомненно малорусская, — сообщает он, — и, помнится, встречается у Костомарова в истории Малороссии («Мазепенцы» или «Руины», — впрочем еще наведу справки). А вот, нельзя ли было бы набрать просто сотню-другую старых илецких фамилий (или хоть просто зауряд. сотню фамилий, наудачу). Я просмотрел бы их, не встретилось ли бы и еще таких же измененных Череватых» {44} .
И вновь обращается с убедительной просьбой к Макару Егоровичу:
44
Там же, л. 18.
«Всего бы превосходнее достать какой-нибудь старый список илецких казаков, какие-нибудь ведомости, что ли. И чем стариннее, тем, конечно, лучше».
Тревожные революционные события, происходившие в России, глубоко волновали писателя и находили живой отклик в его душе. В этот период он испытывал
на себе травлю черносотенцев, его привлекали к суду за напечатание «Открытого письма Филонову» — статскому советнику, руководившему карательной экспедицией, истязавшей крестьян на Полтавщине. И тем не менее Короленко находит время для новых замыслов, продолжает собирать материалы для книги о Пугачеве.Письма к Верушкину полны все новых и новых запросов, глубокого проникновения в историческую сущность собираемого материала, уточнения этнографического, языкового, речевого характера уральского казачества.
Он благодарен исполнительному Макару Егоровичу, с пониманием дела выполняющего его просьбы. Сообщая о всех переживаемых неприятностях в связи со своей редакторской и общественной деятельностью, Владимир Галактионович опять засыпает вопросами своего приятеля.
«Теперь у меня возник еще один существенный вопрос по этому же предмету. А именно: есть ли какая-нибудь вероисповедная разница между уральцами и илечанами, то есть где больше церковных, признающих или господствующую православную церковь, или единоверие: среди илечан или среди уральцев? Это очень существенно: малороссы вообще не старообрядцы и, если особенности илечан объясняются влиянием малорусского происхождения, то среди них должно быть меньше старообрядцев, особенно беспоповцев. Что Вы на это скажете? Если нет сколько-нибудь точных данных, то ответьте хоть по глазомеру» {45} .
45
Там же, лл. 19—19 (оборот).
Пугачевский дворец в Уральске. Рисунок В. Короленко.
Короленко сообщает подробности из жизни своей семьи, передает приветы всем знакомым Уральска и снова спрашивает Макара Егоровича, есть ли на Илеке и много ли людей, которые крестятся «щепотью», то есть складывают вместе три пальца?
Поставлен P. S. и опять вопросы:
«Кстати еще: как у Вас на Илеке говорят: бирёза или бирэза? В числе слов на и у Вас написано: миста (место). Тут, если это единственное число, — ударение на и и, значит, должно быть е (место). Или это только миста?
А белый или билый? Затем мина (очевидно мена), как у Вас ставится ударение: мина или мина? Ричка или речка? Твиток — значит цветок? Как произносятся односложные слова, на которых, значит, ударений нет. Напр. снег, бег, сел, бел, лес, бес и т. д.
Еще: как относились илецкие казаки к бороде? Больше ли у них было бритых или в этом отношении разницы не было?
Простите за беспорядочность вопросов и снисходительно ответьте на все».
Этот глубокий интерес к Илеку, дотошные расспросы, уточняющие то одно, то другое, то третье в истории уральского казачества, нужны были Короленко не только для работы над повестью «Набеглый царь», но и оперативного выступления в печати, публикации статьи в «Киевской старине». 16 ноября он посылает Верушкину оттиск этой статьи и приписывает:
«Как увидите, я ставлю лишь вопрос, так как и во мне все эти «признаки» возбуждают сомнения. Что первые насельники были украинские выходцы — несомненно. Другой оттиск передайте с моим приветом Ивану Ивановичу.
Хотел также послать Василию Андреевичу, но на днях получил от Хохлова известие, что «Щапов скоропостижно скончался». Жаль старика. М. прочим, по-видимому, его сильно волновали последние события, и он мне по их поводу писал очень длинные письма» {46} .
46
Там же, л. 24.
Владимир Галактионович в курсе многих подробностей из жизни уральского казачества. В P. S. он приписывает:
«Судя по газетам, у Вас теперь новый атаман. Давно ли сменили Ставровского и куда определили?»
На статью, опубликованную об Илеке в «Киевской старине», Короленко получает отклик от Верушкина. В майском письме 1907 года он уже отвечает:
«То, что Вы пишете об илецких «малороссиянах» очень интересно. Был бы очень благодарен за несколько подробностей: к какому году относятся эти «печати», а если бы можно, — то и поименно список».