В лодке, нацарапанной на стене
Шрифт:
Во время войны русские военнопленные бежали из Германии в Швейцарию. Вплавь через Рейн и Боденское озеро. Сколько из них погибло, так и не добравшись до швейцарского берега, никто никогда не узнает. Зимой 1942-го несколько обмороженных трупов советских военнопленных подобрали местные жители и похоронили на кладбище.
Но и добраться живым до берега ничего не значило. Швейцарская граница была на замке. У пограничников был приказ выдавать беженцев обратно. Известны случаи, когда швейцарских солдат и офицеров наказывали за невыполнение этого приказа.
Количество советских военнопленных, бежавших из Германии, увеличивалось, и швейцарские власти стали собирать их в лагеря для интернированных. Первые официальные сведения относятся к сентябрю 1942 года – 36 бывших советских офицеров и солдат попросили убежища в Швейцарии. С англичанами, американцами ситуация была проще, но Советский Союз не подписал Гаагскую декларацию прав военнопленных, и к тому же между Швейцарией и Советским Союзом не было дипломатических отношений.
Первую группу бывших советских военнопленных отправили в декабре 1942 года в лагерь Андельфинген (Andelfingen) в кантоне Цюрих. 1 августа 1944 года в Швейцарии было уже 900 русских интернированных, и их количество все увеличивалось. После трехнедельного карантина людей размещали по лагерям, разбросанным по всей Швейцарии. Лагеря назывались по ближайшему населенному пункту.
Интернированных размещали чаще всего в бараках, в которых раньше жили швейцарцы, призванные на военные сборы. Рядовые военнопленные привлекались к работам: ремонтировали дороги, рыли дренажные канавы, помогали в крестьянских хозяйствах. Зарабатывали по 2 франка в день, что соответствовало расценкам для сезонных рабочих-швейцарцев. Лагеря постоянно инспектировали и швейцарские власти, в том числе члены парламента, и представители Красного Креста. Все интернированные проходили в обязательном порядке медицинское обследование. Больных туберкулезом отправляли на лечение в клинику и санаторий в Лезен (Leysin) в горах над Женевским озером.
Офицеры содержались отдельно, их селили в отелях, они были освобождены от работы. Например, в курортном местечке Бэн де Л‘Алья (Bains-de-l’Alliaz) в горах над Монтрё жили в местной гостинице 34 советских офицера. Они жаловались на отдаленность и скуку, вследствие чего в июне 1944 года их перевели в другой курорт, в Арозу. Другая часть советских офицеров располагалась в лагере в Ла-Нёвиле (La Neuveville), также устроенном по типу отеля.
Бывший швейцарский офицер Макс Гигакс (Max Gygax) оставил воспоминания о своей встрече с русскими: “Весной 1945 года я служил в чине старшего лейтенанта и получил возможность поближе познакомиться с двумя русскими офицерами, которые бежали в Швейцарию из германского плена. Мне поручили провести с ними несколько дней и познакомить их, по возможности, с тем, как устроена наша жизнь и швейцарская демократия. Поскольку по-русски я не говорил, мне дали переводчика”. Интересно, что переводчиком оказался Грегор Рабинович, выходец из России, известный в то время художник-карикатурист. Многие русские эмигранты, жившие в Швейцарии, добровольно и безвозмездно помогали интернированным соотечественникам, в частности, в качестве переводчиков.
Макс Гигакс вспоминает: “Полковник Иван Сидорчук, командир артиллерийского дивизиона, и командир роты старший лейтенант Александр Михайлов попали в котел под Воронежем и оказались в плену с большей частью их армейской группировки. После транзитных лагерей для военнопленных их направили на работы в каменоломни недалеко от Штутгарта. О том, что им пришлось пережить в это время, они рассказывали неохотно, было видно, что память об испытаниях, которые им пришлось пережить в плену перед побегом в Швейцарию, была еще жива и мучила их. Еще больше, чем от постоянного голода, они страдали от унижений. Во время ежедневного марша на работу их даже дети оплевывали и забрасывали грязью. <…> Мы провели вместе два дня в Лангентале (Langenthal), что дало мне возможность поближе познакомиться с ними. Вначале оба русских были замкнуты и вели себя очень настороженно. Прежде всего они никак не могли понять, что кругом не немцы, ведь мы говорили с ними на ненавистном им языке. Лед недоверия растаял неожиданно”. Русским офицерам показали оружие на складе. “Они увидели наши автоматы и заулыбались: «Это мы знаем!» Там было автоматическое оружие финского образца. Мы тут же решили использовать эту возможность установить более близкий человеческий контакт и устроили на стрельбище за складом соревнование по стрельбе из карабинов. Победа досталась нашему фельдфебелю”. Таким удивительным образом между офицерами установились доверительные отношения. “Они задавали нам вопросы о нашей жизни и рассказывали о своих семьях и о пережитом на войне. Их интерес к устройству жизни в Швейцарии был огромным. Об этом говорит, например, такая деталь: Сидорчук провел на вокзале Лангенталя почти два часа, проверяя по расписанию пунктуальность прибытия и отправления поездов, очевидно, он хотел убедиться, не является ли такая плотность и точность движения потемкинской деревней. Привычная нам железнодорожная система произвела на него большое впечатление”.
Швейцарец отнесся к поручению познакомить русских с жизнью и бытом швейцарцев со всей ответственностью. “Никогда не забуду нашего посещения крестьянского хозяйства неподалеку от Лангенталя. После того как молодой крестьянин показал нам коровник и провел экскурсию по всей
ферме, его жена пригласила нас подкрепиться у них на кухне. Крестьянин достал показать гостям свой карабин с боевым снаряжением, и мы объяснили обоим русским, что у полумиллиона швейцарцев дома в шкафу хранится боевое оружие с боеприпасами, чтобы в случае необходимости провести всеобщую мобилизацию в кратчайшие сроки. Я и сейчас не очень понимаю, поверили они тогда нам или нет. Во всяком случае они недоверчиво качали головами и обменивались между собой комментариями, которые не понимал даже переводчик.Оба офицера очень хотели узнать, – продолжает мемуарист, – как живут швейцарские рабочие при капиталистической системе. Они с недоверием относились к тому, что мы им показывали. С удивлением осматривали они, например, большой чистый дом рабочего с фарфоровой фабрики, который объяснял им, что это его собственность. Посмотрев на ванную комнату и опрятную кухню, они сказали, что так могут себе позволить жить только капиталисты, но не рабочие.
Наглядным и совершенно незапланированным уроком демократии стал ежегодный праздник студенческого ферейна «Гельвеция», который состоялся в начале мая в Лангентале. С высокой лестницы отеля «Кройц» мы смотрели на праздничное шествие, и кто же маршировал в голове колонны? Между двумя однокашниками, заломив набок красную студенческую фуражку, шагал бундесрат Штампфли (Stampfli) собственной персоной. Я обратил внимание русских на то, что они видят перед собой швейцарского министра экономики, то есть человека в ранге Кагановича или Молотова. Оба застыли с открытыми ртами, потом Сидорчук спросил: а где же его охрана? Мне представилась возможность рассказать поподробнее о наших демократических правилах игры”. Урок демократии продолжился в пивной, в которой швейцарский министр пил свое пиво за соседним столом рядом с русскими интернированными.
“Я не знаю, что ждало в будущем Сидорчука и Михайлова, – заключает свои воспоминания Макс Гигакс. – На память от них у меня осталось несколько русских слов в моей записной книжке…”
Офицеров Сидорчука и Михайлова в будущем ждал Смерш.
Были организованы и специальные женские лагеря. С марта до середины сентября 1945-го бывшие угнанные на работы в Германию и бежавшие в Швейцарию женщины жили в отеле “Зонненберг” (Sonnenberg) в горах над Люцерном.
В 1945 году июньский номер женского журнала Sie und er был посвящен русским женщинам – на обложке широко улыбалась русая красавица. Статья озаглавлена “Как живут русские женщины в Швейцарии”. На фотографиях, сделанных на просторной террасе отеля высоко над Фирвальдштетским озером, молодые женщины сидят в креслах, вяжут и шьют. Надя из псковского Невеля и Мария из Киева рассказали швейцарскому корреспонденту, как их угнали на работу в Германию и как им удалось бежать в Швейцарию. В Германии им пришлось очень тяжело, а здесь они “как в золотой клетке”, и им очень хочется поскорее вернуться домой, на родину.
Русским интернированным помогали разные швейцарские общественные организации, например, “Рабочая взаимопомощь”. В феврале 1944 года было основано общество “Швейцария – СССР”. Первым президентом был избран юрист Фриц Хееб (Fritz Heeb). Спустя много лет он станет адвокатом Александра Солженицына, будет вести дела писателя на Западе. А тогда, во время войны, активисты общества собирали для русских интернированных одежду, передавали в лагеря библиотечки русских книг, музыкальные инструменты, пластинки, устраивали просмотры советских кинофильмов, распространяли сводки Совинформбюро. Общество организовало в Цюрихе “Неделю советского кино” – все доходы от билетов пошли на нужды интернированных. В лагерях предлагали курсы немецкого языка. Так, в Андельфингене сначала записались 38 человек, однако уже через неделю курсы пришлось отменить, потому что на занятия не пришел никто.
Интересные воспоминания о своих посещениях русских лагерей в составе комиссии Красного Креста оставил Владимир Соколин, бывший советский дипломат при Лиге Наций, ставший “невозвращенцем” в Швейцарии и работавший в Красном Кресте. Записи его рассказов сделал журналист Оливье Грива (Olivier Grivat), написавший исследование о лагерях интернированных в Швейцарии. Так, в ноябре 1943 года Соколин с женой посещают лагерь в Рароне (Raron) и попадают на торжественное собрание, посвященное советскому национальному празднику.
“В зале, украшенном красными флагами, висят портреты Ленина и Сталина, герб Советского Союза. Один интернированный поднимается и предлагает избрать почетный президиум:
– Товарища Сталина!
Все в зале поднимаются и аплодируют.
– Товарища Молотова!
Аплодисменты. Все стоят, как по команде.
– Товарища Калинина!
Называется еще дюжина имен, после этого студент по фамилии Поляков говорит об историческом значении русской революции, а также благодарит швейцарские власти за предоставление убежища и Красный Крест за подарки, которые будут раздаваться после собрания: пачки сигарет. Интернированный Кирбицкий говорит об успехах, достигнутых СССР. Третий докладчик прославляет Красную армию. Все поднимаются и поют «Интернационал». После этого концерт – русские песни и пляски, декламируют стихи. После концерта нас приглашают разделить их ужин – макароны, гуляш, картошка”.