В львиной шкуре (продолжение - 2)
Шрифт:
— Сунулись, говоришь, — Кудрявцев задумчиво почесал подбородок. — А знаешь, Семён, какая самая лучшая битва?
— Конечно! В которой ты одержал верх! — радостно ответил юноша.
— Запомни, — усмехнулся капитан, — самая лучшая битва это та, которой не было.
— Как так? — не понял паренёк.
— А ты у дядьки своего спроси, он тебе расскажет.
Кондрат стоял поблизости и понятливо кивал головой. Его левая рука, удерживаемая перекинутой через шею повязкой, была перебинтована от кисти и до локтя. В отличие от племянника последний бой не прошёл для него бесследно.
— И
— Почему? — удивился Семён.
— Потому что отравлена вся.
— Неужто вообще нельзя пить? — это уже спросил сотник. — Течением же вроде всё смывает…
— Кондрат Петрович, а сколько трупов лежит и гниёт вдоль берегов? Кто их убирать будет?
— Наверное, никто, — пожал тот неуверенно плечами.
— Вот и я про то же. Хотя, в случае большой нужды, пить можно, только сначала нужно воду хорошенько прокипятить, чтобы бурлила минут пятнадцать.
— А это сколько? — удивился Семён.
— Ты что, часов не разумеешь?
— Нет.
— А счёт знаешь?
— Знаю… До тысячи…
— Тогда, как забурлит, начинай считать до своей тысячи. Будет в самый раз.
— Так ведь это долго…
— Долго? — нахмурился капитан. — Вот когда начнёшь по большому ходить кровавым поносом, а от рези в брюхе стенать и молиться, мол, Господи, помоги! То обратит Всевышний к тебе своё лико и спросит: "Зачем я должен помогать лентяю, который не сподобился сосчитать до тысячи?"
— А я покаюсь! — выпалил паренёк.
— И что Господу Богу с твоего покаяния? Тысячи и тысячи страждущих каждый день по всему свету взывают к Нему о помощи. Молодая жена просит о ниспослании ей детей, крестьянин о богатом урожае, мать раненного в битве воина о выздоровлении сына… Скажи мне, где тут место засранцу, который не внемлет к советам старших? Или ты думаешь, что я глупости тебе говорю? Так знай же, многотысячные армии погибали не в славной битве, а от кровавого поноса. Армии! И никакое покаяние их не спасло.
— А может быть, их Господь Бог наказал? — засомневался Семён.
— Их собственная глупость наказала, а не Господь Бог. Вот тебе же лень считать до тысячи, так, причём тут Всевышний?
— Дон капитан, — решил вмешаться Кондрат, — а ты ко мне по какому делу пришёл?
— Да вот, мазь тебе принёс, — и Кудрявцев протянул сотнику склянку из коричневого стекла. — Будешь мазать ей руку два раза в день, утром и на ночь, быстрее заживёт.
— Благодарю, дон капитан. Если бы тогда не ваши трубки, плюющие огнём, уж не знаю, стоял бы здесь перед тобой или нет… С таким оружием никакой враг не страшен…
— Эх, Кондрат Петрович, если бы… Не бывает идеального оружия. Им близи действовать хорошо. А коли нападут в чистом поле конные лучники, то стрелами и посекут… Тем более оружие это очень дорогое и сложное, требует больших забот и внимания.
— Ну, как бы то ни было, всё равно, спасибо! — не стал спорить сотник. — А в знак признательности прошу принять от меня вот это…
По незаметному жесту один из его холопов вынес нечто, завёрнутое в льняное покрывало. Развернув материю, он протянул
капитану искусно выделанную шапку на собольем меху.— Ох, ты! Красота-то какая! — заулыбался капитан. — Что ж, благодарю тебя, Кондрат Петрович. Шапка мне будет в самый раз, тем более зима на носу… Только не могу я принять такой подарок, не отдарившись. А поэтому прими от меня…
С этими словами Кудрявцев отцепил от своего ремня ножны индийской чеканки, в которых находился булатный кинжал с волнообразным клинком и рукоятью из зелёного нефрита. Сотник, не ожидавший такого подарка, даже растерялся вначале.
— Ну, дон капитан, это поистине княжеский подарок…
— Так и твой от чистого сердца, — улыбнулся Кудрявцев. — Ладно, пойду я, дела…
Глядя вслед уходящему капитану, сотник отвесил племяннику здоровой рукой подзатыльник.
— За что, дядька? — насупился тот, потирая ушибленную макушку.
— Это за то, чтобы знал, дурачина, с кем спорить!
Капитан между тем шагал по лагерю мимо аккуратно установленных палаток и улыбался. Шапка ему действительно очень понравилась, но ещё приятнее было видеть обожание в глазах сотника, не ожидавшего получить кинжал, на который он неоднократно заглядывался, когда ему доводилось встречаться с Кудрявцевым по каким-либо делам… Увидев стоящего возле одной из палаток Захара, капитан ему загадочно подмигнул и негромко сказал:
— Ну, что боец, победа? А ты сомневался…
Глава 16. Суровая проза жизни
В кабинет к императору ЮАР зашёл министр безопасности, сел в кресло и с довольной улыбкой сказал:
— Хана Ахмата больше нет.
— Что, пришли новости из Москвы? — спросил Павел Андреевич.
— Да, секретным кодом всё передали.
— Каким таким секретным? — удивился император.
— Павел Андреевич, сообщения наших людей могут перехватывать наши же люди. Скажи, зачем кому-то в Индии знать, что произошло на Руси?
— Совершено незачем, — согласился тот.
— Вот и я про то же. Каждый должен знать ровно столько, сколько должен.
— Точно! — снова поддержал император. — Кстати, как раз по этому поводу хотел спросить, как наши женщины отреагировали на моё последнее заявление о пропускном режиме?
— Нормально отреагировали. Они-то вначале испугались, думая, что раскрыты их амурные дела…
— Амурные дела?! — изумился Павел Андреевич.
— Ну, да, — усмехнулся Бурков.
— Вот же неймётся, — неодобрительно покачал головой император.
— Лишь бы это делу не мешало, — снисходительно улыбнулся Артём Николаевич.
— Ты уж за этим проследи… Только аккуратно.
— Конечно, прослежу. Пусть и дальше думают, что самые умные.
— Пусть… А в остальном, значит, отреагировали нормально?
— Да. Теперь каждая может задирать нос, потому что имеет личные секреты от других. А Ольга Яковлевна так вообще в восторге. Считай, для её министерства будут строить целый комбинат.
— А куда деваться, Артём Николаевич? — развёл руками Черныш. — Я много думал по этому поводу, и пришёл к выводу, что развитие лёгкой промышленности намного важнее железной дороги…