В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3

Вот и сейчас его вдруг так непреодолимо засвербило натянуть на ладони перчатки, при чём настолько сильно и буквально до нездоровой мании, будто это казалось куда важнее того, что он уже успел тут вытворить за всё прошедшее здесь время.

И больше всего поражала его собственная неспешность – размеренная, едва не методичная, словно он прекрасно знал, чего хочет и что намеревается сделать. А, главное, он был настолько "спокоен" и уверен в своих деяниях, как если бы уже заранее их распланировал и предвидел будущий исход при любом возможном раскладе.

"Боюсь, ваши проблемы только начинаются!.."

Почему память запечатлела именно концовку того дня, а не то, что происходило до неё? Или он сам желал это запомнить? Для чего? Чтобы однажды это дерьмо всплыло в его сознании и затопило своим омерзительным смрадом без того шокированный рассудок с подрезанными нервами? Он пытается найти схожие параллели между прошлым и настоящим? Между тем, кем он был и кем являлся сейчас? Или он хочет отыскать хоть какое-то мнимое различие – убедить себя, что сейчас всё иначе и по другому? Ведь тогда он не испытывал никакого чувства вины, да и когда бы? Он же не просыхал сутками и настолько ненавидел Реджину за её бесхребетность и инфантильное безрассудство, что его скорее бесило и раздражало, а не вызывало сочувствия то, с какой самоотдачей она терпела весь их больной брак.

Так в чем же разница? Ведь эти случаи несопоставимы! Их нельзя сравнивать!

Что он тогда сделал с Реджи? Накинул ей на голову то покрывало, перетащив лицом в кровать и коленями на ступени подиума? Откуда в нём тогда вообще взялась эта нездоровая мания, которая не проявлялась у него даже в тематических клубах? Острое желание причинить своей ненавистной жертве такую нестерпимую боль, прокатить мордой о такие омерзительные унижения, чтобы у неё в будущем даже мысли никогда не возникало рискнуть подойти к нему ближе, чем на сто ярдов.

Реверсивная психология? Одержимое желание доказать ей, что её слова не стоят и пяти центов, и он может выбить всю её показательную преданность буквально, даже не напрягаясь! Всего один раз и как следует, прописав в памяти и на теле условным рефлексом на всю оставшуюся жизнь. Чтобы этот страх преследовал её в ночных кошмарах и в реальности с одним лишь упоминанием его имени всуе.

Они все хотя бы раз задумывались, во что обрекали этим браком их обоих?

Хотя, кого он пытался обмануть тогда и сейчас? Связывая Реджину в покрывало и ремнем (едва не вывихнув ей оба плеча, когда заломил ей руки за спину) он же не просто пытался заблокировать доступ к её испорченной причёске и обнаженной коже, якобы смягчая исходящий от неё запах. Он не хотел видеть именно её тёмные волосы, её голову и лицо. И уж тем более слышать её голос! А про то, чтобы её трахать – не было ни речи, ни каких-либо допустимых об этом мыслей. У него действительно тогда не стоял. И он сильно сомневался, что после пережитого в том номере, у него вообще когда-нибудь возникнет подобное желание с естественной потребностью. Алкоголь творит с людьми жуткие вещи, атрофируя большую часть природных функций и способностей. Но он не ожидал, что вид запеленатой им в белое покрывало Реджины Спаркс переключит в его голове какие-то слетевшие до этого напрочь контакты.

Именно сильное опьянение и сыграло с ним данную злую шутку. Бешенство, боль… так не вовремя проснувшееся воображение… или окончательное помрачение рассудка…

…Да, Эллис, тогда в случившемся я отчасти винил тебя, потому что на тот момент я хотел наказать тебя куда сильнее, чем Реджи. И это напугало меня не меньше, как и сделало совершенно не управляемым. Где-то на недосягаемых окраинах тлеющего здравого разума я понимал, что это не ты, и я не имею никакого права переходить эту черту. Меня ничто не оправдает, ни опьянение, ни состояние аффекта, ни что-либо другое. Я не должен был идти дальше, не должен был позволять внутреннему зверю ликовать и наслаждаться всем этим безумием. Но я это сделал. И у меня встал и только потому, что я смотрел не на выпяченный зад Реджины со связанными над ним руками моим же ремнем… я видел Тебя! Или мне так сильно этого хотелось, что я уверовал в подобную возможность. Может после я и сходил с ума, понимая, что скорее бы убил самого себя, чем если бы совершил с тобой весь этот кошмар, но на тот момент я уже практически не осознавал, кто или что я и почему всё это творю… делаю это с тобой!

Я насиловал её не меньше часа. Сложно кончить в подобном состоянии, да ещё и с таким животным бешенством, едва не истеричным. Как я её ещё тогда не убил. Наверное, её спасла моя же потеря чувства реальности, подмена вас обеих между собой. Я бил её уже не настолько сильно, как до этого, иногда даже останавливаясь и смягчая толчки члена. Хотя последнее было ни к чему. Никакого ответного возбуждения, естественно, не последовало. Надо сказать, в этом плане Реджине не повезло втройне. Она была прирожденной моральной жертвой, но только не мазохисткой. Физическую боль терпеть она могла и даже благополучно потерять от неё сознание, но получать удовольствие от подобных унижений и уж тем более от подобного скотского изнасилования… Думаю, на её месте не выдержала бы ни одна профессиональная нижняя даже с самым огромным стажем в Теме с пометкой СМ.

И особенно ей не повезло с моим размером, хотя, когда от внутренних разрывов пошла кровь, ощутимо увлажнив совершенно сухое до этого влагалище, можно сказать это ненамного, но все-таки хоть как-то облегчило задачу нам обоим. Правда, не хочу расписываться за саму Реджи, поскольку разрывы были очень сильные. Кровь не останавливалась, даже когда приехала скорая. Дело дошло до срочной госпитализации и хирургического вмешательства. Пришлось накладывать швы. Так что, ни о каком запланированном медовом месяце и свадебном круизе никто больше не заикался и ни разу не вспоминал. А после того, как отец Реджины набросился на меня с кулаками, я уж было наивно решил, что это была не только моя первая, но и последняя в моей жизни брачная ночь.

Поверь, я не стал бы ему сопротивляться, как и защищаться. Наоборот. Я безумно хотел, чтобы он меня прибил, и не менее сильно другого искреннего желания, чтобы эта история наконец-то закончилась. По ходу, я и вправду решил, что это всё. Ссора между Мэндэллами и Спарксами неизбежна. Но кто знал, что кроме родственных чувств и элементарных законов чести существуют так называемые лазейки из коммерческих соглашений и обязательств. И кто знал, что когда, Реджина очнется в вип-палате от наркоза, то начнет всё отрицать. А ещё месяца через полтора, она сама примет окончательное решение вернуться ко мне и якобы попытаться спасти то, что так и не смогло прижиться в абсолютно не пригодной для этого почве (как и пустить там свои немощные корни).

Её отец настаивал на нашем разводе (и видит бог, он мечтает об этом и по сей день). Возможно ему даже удалось на какое-то время прогнуть под себя единственную (и явно неотошедшую после изнасилования) дочь, хотя мои родители и миссис Спаркс вели долгую и весьма продуктивную дипломатическую агитацию в защиту нашего с Реджи бессмысленного брака. Промыть мозги пытались даже мне, правда, не особенно успешно. Да и против них не помогал ни один из моих собственных контрдоводов и угроз. Я не обещал исправиться, взяться за ум и всё такое. Ложиться в реабилитационную клинику тоже не горел желанием, как и записываться на курсы психотерапии с консультациями к семейному мозгоправу. Меня больше поражало, что никто из них не верил, что когда-нибудь я вновь смогу повторить подобное. Мало того, вся эта троица в один голос твердила, что я не такой, я просто перенервничал. Всякое случается и куда похуже (ещё бы! Ведь никто не умер, никого до инвалидной коляски не покалечили и не убили!)! Это пройдёт! Виновных нет! Главное жить дальше и верить, что у нас всё впереди – всё только самое хорошее и исключительно лучшее.

Кто знает, может мы тогда бы и развелись, если бы эта злосчастная брачная ночь не посеяла более конкретных семян в более плодородную "почву". Единственный плод, которым мог гордиться наш суррогатный брак и который "спас" нас тогда от обоюдного решения развестись. Правда, когда Реджи пришла ко мне с этой столь радостной для всех новостью, я не испытал никакого ответного ажиотажа и бурного веселья. Наверное, я единственный, кто отреагировал на своё скорое отцовство весьма нестандартной реакцией.

"Ты вконец еб*нулась? Ты хоть соображаешь, от кого и при каких обстоятельствах ты залетела?.. Даже не думай его оставлять! Прислушайся хотя бы раз в своей жизни к реальным фактам и банальным доводам. На что ты обрекаешь этого ребенка? Если в твоей голове осталось хоть капля здравой логики и ума (надеюсь, я не всё там у тебя отбил?), аборт – самое лучшее и единственно правильное решение, какое ты вообще способна совершить в данном случае. Как только ты его примешь и воплотишь в реальность, только тогда и сумеешь избавить всех нас от связанных с этим проблем и неисправимых ошибок в будущем. Реджи… даже если каким-то чудом этому ребенку и суждено будет родиться здоровым и нормальным, я не привяжусь к тебе, не полюблю и уж тем более никогда не изменю своего мнения и отношения! Я уже молчу о том факте, что я понятия не имею, какой из меня получится отец. Где ты видела, чтобы хреновые мужья-алкоголиками считались лучшими родителями в мире? Если тебе плевать на себя, то подумай хотя бы об этом ребенке, что его ждёт и что я могу ему дать!"