В Маньчжурских степях и дебрях(сборник)

— А? — сказал он.

— Хунхузы, — проговорил он оперся рукой о землю и, закусив губу, поглядел через плечо назад вверх по берегу оврага, в сторону, откуда прибежал.

Семен вскочил.

— Где?

Но Кузьмин с силой сейчас-же дернул его за подол юбки.

— Что ты! — зашептал он, вдруг съежившись, подняв плечи и еще более вобрав в плечи голову.

Он опять дернул Семена за юбку.

— Садись. Они тут недалеко.

Петька, поднявшийся было вслед за Семеном, присел опять, как сидел раньше — на корточки. Затаив дух, он уставился на Кузьмина.

Семен тоже присел.

— Не далеко? — обратился он к Кузьмину.

— Вон тут…

И Кузьмин махнул рукой неопределенно куда-то в сторону и вверх…

— На бугорке сейчас, — добавил он.

Семен махнул головой.

— А знаю…

В степи около них только и был один бугорок.

— На бугорке, — повторил Кузьмин, — я это смотрю, едут…

— Много? — спросил Семен.

Семен, поднявшись, также сгорбившись, глянул поверх кустов, вытянув шею; потом чуть-чуть выпрямился.

— Пятеро, — шепнул он.

Семен приподнялся тоже, так же, как Кузьмин, согнув спину и вытягивая шею…

И сейчас же вся его коренастая фигура словно осела внизу, словно сократилась.

— И то пятеро.

Он поглядел на Кузьмина.

— Как быть! — произнес Кузьмин… — А?..

— Сюда едут…

— Прямо на нас.

Семен обернулся к Петьке.

— Петька! не боишься?..

— Нет, — сказал Петька.

Он уже слышал глухой топот лошадиных копыт.

— Нет, — повторил он.

По спине у него побежали мурашки. Сразу во рту стало сухо, будто изнутри пыхнуло жаром и будто, потому что во рту было сухо, язык ворочался с трудом. Кровь стукнула в виски.

Но страха, того, чтобы сейчас броситься бежать, он не испытывал.

И он повторил опять:

— Нет.

Еще слышней затопали копыта.

— Ползи за нами, — сказал Семен.

Кузьмин тоже через плечо взглянул на Петьку.

— Поспешай.

И согнувшись, между кустами стал взбираться вверх по откосу оврага…

Семен шел рядом с ним, как он, согнувшись, вытаскивая на ходу револьвер из рукава кофты.

— Поспешай! Поспешай, — еще раз шепнул Кузьмин.

Но Петька был уж около Семена.

Семен на минуту замешкался, вынимая револьвер. Петька его обогнал.

Он слышал, как стучит его сердце, как стучит кровь в висках. Казалось, кровь стучит громче, чем стучат за кустами лошадиные копыта.

Вот и край оврага.

Он взглянул на Кузьмина. Кузьмин уж вытянулся во всю длину между кустами.

Ладонь левой руки он подложил под локоть правой. В правой у него револьвер… Он держит револьвер близко около самого, носа.

— Прицеливайся лучше, — шепчет сзади Семена. Потом Петька чувствует, как Семен сзади схватил его за ногу, за каблук сапога.

— Петька! назад… Пусти!

Он продвигается на животе мимо Петьки, ближе к Кузьмину.

— Погоди, давай вместе…

О, как громко стучит кровь в висках!.. Слова Семена вспыхивают и погасают, оставляя в сознании слабый след.

Но Петька во всем повинуется Семену.

Семен словно передвигает его своими словами с места на место.

— Петька, равняйся. Ложись с нами рядом… Видишь, вон…

Хунхузы видны отчетливо на темном фоне степи. Трое едут впереди, помахивая нагайками. Ружья у всех за плечами. Должно быть, они совсем не ждут нападения.

— Берданки, — снова слышится шопот Семена… Кузьмин поворачивает голову.

— Пебоди, (Пебоди — ружье старого образца, теперь уже не употребляющееся в русской армии) — говорит он…

Но Петька не может разобрать берданка ли у хунхузов, или пебоди: видны только приклады да концы стволов.

А хунхузы все ближе и ближе.

Вот уж совсем близко… Шагов шестьдесят.

— Петька!..

На секунду Семен умолкает, затем шепчет снова:

— Бей, который против тебя.

Он поворачивается к Кузьмину.

— Ты крайнего, а я своего — середнего.

— Ладно, — шопотом откликается Кузьмин…

Три револьвера стали прямо против надвигающихся всадников.

Петька во всем подражает Семену. Кузьмин приготовился стрелять лежа, с упора, придерживая руку, в которой был револьвер, снизу под локтем другой рукой, а Семен целил по противнику сидя, подняв левую руку, согнутую в локте почти в уровень с подбородком, и положив револьвер на сгибе локтя.

Точно так же сделал и Петька.

— Слушай команду, — шепчет Семен. На секунду он умолкает, потом говорит отрывисто уже более громко.

— Ребята!..

Он словно выстрелил этим словом. Словно он долго его искал, наконец, нашел, и оно выскочило у него сразу, само собой.

— Пли!..

Почти одновременно раздались три выстрела.

Двое из ехавших впереди хунхузов повалились с седел. Под третьим лошадь взвилась на дыбы.

Это был Петькин хунхуз… Петькина пуля попала не в хунхуза, а в лошадь, смертельно ее ранив… Лошадь, сейчас же дав «свечку», т. е. взвившись на задние ноги, грохнулась на землю, придавив всадника…

Один из хунхузов выстрелил тоже… Другой, нагнувшись вниз с седла, старался помочь выбраться тому, которого примяла лошадь, лежавшая теперь неподвижно, вытянув ноги и шею.

— Пли! — командует Семен.

Новый залп и Петька, на этот раз не успевший выстрелить, видит, как на земле рядом с убитой лошадью бьются в предсмертных судорогах три человеческих фигуры, а шагах в двадцати впереди мчится всадник в синей кофте.

Кофта на спине надулась пузырем. Головы совсем не видно.

— Бей вслед! — кричит Семен…

Петька вскочил, прицелился в это самое удаляющееся от него пятно.

Глухо стукнул его выстрел. Синее пятно затянуло дымом на минуту, и потом Петька уже не увидел синего пятна. Лошадь мчалась по степи одна.

XXII

До сих пор Семен выдавал себя и своих товарищей за мирных китайцев…

Теперь ему в голову пришла другая мысль:

— Станем хунхузами…

Кузьмину это пришлось по сердцу.

— Эге, — сказал он.

Впрочем, он сейчас же одумался.