В мире фантастики и приключений. Выпуск 10. Меньше - больше. 1988 г.

— Этика — понятие условное и подверженное изменениям. Все в нашем мире относительно.

Она направилась к двери, Нильс двинулся следом.

— Спасибо, доктор, провожать не надо.

Тогда он снова опустился в кресло и включил следящий монитор. Она шла слегка танцующей походкой, которая бывает у тех, кому долгое время приходится работать в пустом пространстве, — результат специальной гравитационной тренировки. Вскоре тоненькая белая фигурка смешалась с людьми, заполнившими холл.

Посетителей прибавилось. Все как обычно — хмурые лица, опущенные головы, закрывающие пол-лица дымчатые очки, маленький маскарад, нервные, что-то перебирающие пальцы, иногда почти маниакальная решимость — еще бы, пришли лечиться, да, да, именно лечиться от болезни, которой хотя бы раз в жизни надо переболеть.

Белая фигурка потерялась в тоннеле, ведущем к подземным транспортным магистралям. На его мониторе возникли уже другие лица. Нильс подошел к окну.

Оказывается, уже стемнело. Лес стоял непрозрачной стеной. На западе серебрились подсвеченные закатившимся солнцем облака. Из-за синего контура леса выкатился неестественно огромный лунный серп.

Почему она так быстро ушла? Впрочем, разве быстро? Скорее, решительно. Как врач, как психолог, он ничем не мог ей помочь, а как человек — попросту не нужен… Ведьма, усмехнулся он. Ей-богу, ведьма… Понятно, почему Павел Ричкин не устоял. Интересно было бы исследовать биопсихопотенциал ведьмы.

Белое платье, слегка танцующая походка, тонкие руки, камень на цепочке или хорошо отшлифованное стекло, странное зеленое мерцание обычных, в общем-то, темно-серых глаз. А вот лицо ее никак не возникало перед глазами. Память же следящего монитора уже успела стереться. Жаль…

Странная женщина. А ведь смелости ей не занимать. Плавать в одиночку в пустом пространстве между разнесенными на два десятка километров орбитальными станциями… Пусть даже в гравитационных дорожках…

Это не каждому дано… Так она же к любимому летела. Потому и не боялась пустого пространства, потому, может быть, и космофизиком стала, чтобы быть рядом, потому и озеро когда-то в детстве переплыла, дрожа от страха и холода.

Нильсу остро захотелось ее вернуть. Он понимал, что это нереально, смешно и вообще абсурдно. Соврать, что у него возникли соображения, как ей помочь? Но сначала нужно найти ее. Она ведь даже имени своего не назвала. Значит, через Павла Ричкина. А он на «Камилле-41».

Свое состояние Нильс описал бы как смесь горькой радости и непонятной нарастающей тревоги. Ему остро захотелось сопоставить био- и психополя свое и ее, ведьмы. Но это тоже было нереально: информацию, закодированную в Картотеке, извлечь по своему желанию не разрешалось. Большой Анализатор сам совершал таинство моделирования, сравнения и поиска. В Картотеку можно было заложить самого себя, но вероятность почти равнялась нулю, что в ответе Анализатора будет значиться она. А ему, Нильсу, тоже, пожалуй, никто другой будет не нужен. По крайней мере, сейчас. Нет, он не столь слаб и не предатель по отношению к себе.

Дежурство кончилось. Нильс рассеянно кивнул коллеге, пришедшему его сменить. Он выбежал из здания.

Он смеялся над самим собой. Наша Картотека… В ней закодировано… Стандартная задача, отличающаяся от сотен и тысяч себе подобных лишь исходными значениями параметров… Одно нажатие клавиши — и вся гамма чувств, все мироощущение перенесется на другого человека, похожего — ничего удивительного, кого только не отыщешь среди восьми миллиардов землян — на того, кого любишь, нет, уже в прошлом, любил или любила, и все, кто приходит сюда, соглашаются с решением Картотеки, потому что не желают пережить то, что им выпало, не желают терять отрезок жизни, И в результате оказываются счастливы. В каком-то смысле. А она отказалась от такого счастья.

Нильс снова побежал. Мокрые кусты хлестали его по лицу. Глупо… Невозможно… От чего он убегал? От себя? От нее? Ее еще нужно найти. И это непросто. С Павлом Ричкиным связаться… Немедленно… А… И еще Павлик Ричкин… Тоже будет бороться. Павел будет.

Безусловно. Вариант классического треугольника, вдоль и поперек исследованного при помощи Картотеки, черт бы ее побрал. А если экстремальная ситуация?…

Тропинка неожиданно кончилась.

СЕРГЕЙ ТХОРЖЕВСКИЙ БАШНЯ АЛХИМИКА Рассказ

К вечеру Игнациус Диффенбах возвращался из замка домой. Начинался неторопливый дождь, темные деревья раскачивались под ветром. Нахлобучив широкополую шляпу и съежив плечи, Диффенбах плелся по тропинке и хотел сейчас одного — поскорее лечь спать.

У него дрожали руки, он чувствовал себя разбитым и смутно подозревал, что болен. Болен с тех пор, как начал проводить опыты с ртутью и серой.

Его только что отпустил герцог. Полтора часа Диффенбах стоял, не смея попросить позволения присесть.

Уже не в первый раз герцог спрашивал его: как же все-таки можно сотворить благородный металл из неблагородных? И Диффенбах объяснял, что все металлы происходят от смешения ртути и серы, что сера — это мужское начало, а ртуть — женское. Сами же они, сера и ртуть, произошли от четырех стихий: земли, воды, воздуха и огня. Но чтобы сера и ртуть в смешении дали золото, нужны огромные усилия, равные силе сжатия золотоносных пластов в подземной глубине… Герцог хмурился: «Что же, значит, алхимия бессильна?» — «Нет, — отвечал Диффенбах, — можно киноварью, то есть сернистой ртутью, натереть медную монету, и на монете при нагревании образуется тончайшая пленка золота. Нужно добиваться, чтобы золотая пленка становилась толще и толще…» — «Ну, с божьей помощью…» — сказал герцог и отпустил Диффенбаха через потайной ход. Герцог не хотел, чтобы о его покровительстве алхимику стало известно.

Диффенбаху было сорок лет, но он чувствовал себя стариком. Он был измотан годами скитаний, вынужденного одиночества, необходимостью скрывать свои опыты, страхом перед невеждами, которым может показаться, что он занят делом, противным учению церкви.

Когда-то, еще подростком, он обучался при францисканском монастыре умению золотить рамы икон. Руководивший им ученый монах нашёл его способным учеником и посвятил в тайны науки. Монах почти наизусть помнил трактат великого Роджера Бэкона «Зеркало алхимии». Помнил и самого Бэкона, встречал его когда-то — уже старого, седого, выпущенного из темницы, где ученого продержали двадцать лет.

Нет, Диффенбах не хотел тоже провести двадцать лет в темнице. Но идеи великого алхимика овладели его мыслями прочно и, должно быть, навсегда. Он долго искал возможности по-настоящему углубиться в алхимические опыты. И вот у него, слава богу, есть высокий покровитель. С ведома герцога Диффенбах жил теперь в крепостной башне…

В сумерках стены башни казались лиловыми, а вход — темно-синей дырой. На крутой лестнице было уже совсем темно, слабо светилось лишь узкое оконце возле двери наверху. Там висел тяжелый замок. Ключ Диффенбах всегда носил с собой.