В Москву!

— Нора, о чем ты мечтаешь? Что ты думаешь дальше делать в жизни? Вот опубликуешь статью про то, какой я говнюк, и что будешь делать?

«Не говнюк, а мерзавец», — подумала Нора.

— Не знаю точно. Я в Москву думала уехать. Здесь же невозможно ничего добиться, никакую карьеру не сделаешь. И не платят совсем.

— А в Москве тебя ждут?

— Если бы ждали, уже бы уехала.

— А почему в Москву? Почему не в Рим? Или Лос-Анджелес? — спросил Борис, снова прищурившись.

— Я бы не смогла жить не в России. Мне кажется, лучше, чем в России, нигде не бывает, — сказала Нора.

— Ты просто нигде не была, — сказал Борис.

На престижной люстре затренькали соответствующие лучшим мировым стандартам висюльки. К пианино подсел элитный музыкант. Нора отлучилась в престижный туалет. Борис оплатил элитный счет, оставил соответствующие лучшим мировым стандартам чаевые и вышел за ней.

В элитном коридоре он взял ее за руку чуть выше локтя. Ее кожа на ощупь была как натянутый барабан. «Совсем молодая», — подумал Борис, потянул на себя и уткнулся лицом в ее волосы. На вкус волосы оказались солеными. «От морской воды», — подумал Борис.

— Пойдем ко мне, — сказал он тихо, не отнимая губ от волос.

Нора почувствовала, как что-то внизу у нее трепыхнулось, и запульсировало, и стало наливаться тяжелым соком, как тугая почка каштана перед весной. «Так вот почему Димка дрожит, когда я до него дотрагиваюсь», — пронеслось в голове у Норы.

— Пойдем, — сказала она еле слышно.

Большая уверенная тяжесть прижала Нору к кровати. Она увидела, как ее нога, сжатая у лодыжки, вдруг согнулась в колене и ушла вверх, к подушке — и твердое, грубо настойчивое резко прошло непрочную преграду, вырвав из Норы стон. Нора задохнулась, дернулась, и сквозь грохот обрывков картинок, полубреда и вспышек неверного зрения, на грани реального мира понеслось, понеслось… — то ли вслух, то ли в мыслях — куда понеслось? куда, куда, да, да!.. это небо? небо кусками… деревья в клочья, как в парке на карусели… лечу-у-у-у-у… мама!.. так еще! …это по… пол?.. подожди… где был пол, потолок?.. где мы были?. куда я несусь, куда-а-а… это мой затылок бьется — бьется куда? да! — да! — да! — дам-ба-дам-ба-дам-ба… дамба! …я несусь к дамбе! что про дамбу?.. прорвет! Щас прорвет, все порвется, рвется, держите! Общагу зальет — на каком этаже?.. этаже?.. уже рвется, прорвется, щас, прямо щас, удержи!.. рука! рука там откуда… куда? — нет, не надо… — что ты делаешь? …не надо! — так не надо — мне больно! — о нет! — о да! — дда-аа-а-а!!! — дамммм-ба-а-а!!!.. ДАМБАААААААААААААААААааа…

В километрах отсюда, на других берегах всех морей, на краю всех дорог, за горами, Нора услышала страшный взорвавшийся крик. «Кто так кричит?» — удивленно подумала она и через секунду, обмякая и проясняясь, поняла, что это ее голос и что это ее ногти впились в ладони до крови и стерлись коленки и локти, и над ней, открывая глаза, оседает на простынь Борис.

Возвращаясь в свои горизонты, Нора заснула, все еще чувствуя, как внутри нее резко и нежно первый раз в жизни сокращается изумленная матка.

Через пару часов она проснулась от того, что Борис щекотал ей шею.

— Что-то случилось? — сказала Нора, морщась.

— Я хотел у тебя спросить кое-что.

— Ты меня для этого разбудил? Утром не мог спросить?

— Уже утро. А вопрос важный.

— Ну?

— У тебя свои ногти?

От удивления Нора села в кровати.

— Ты что, псих?

— Я псих? — засмеялся Борис. — Это ты псих! Никогда в жизни не слышал, чтобы женщина так кричала. И так брыкалась. Ты мне чуть палец не прокусила.

Нору резануло слово «женщина». Она не привыкла так о себе думать. Девушка — и девушка, а женщиной будет потом, в старости — после тридцати.

— Палец? Когда?

— Когда я рот тебе зажал, чтоб соседи милицию не вызвали.

— Серьезно? — засмеялась Нора. — А я не помню. Если ты все помнишь, значит, тебе было не так хорошо, как мне.

— Ничего не значит.

Нора встала, чтобы взять сигареты, сверкнув оставшимися от купальника белыми треугольниками вокруг сосков.

— Я думала, я умру.

— Не ври.

— Честно. Первый раз кончила с мужчиной.

— Просто я твой первый мужчина.

— Это тебе показалось. У меня были мужчины.

— Это тебе показалось, что у тебя были мужчины.

Помолчали. Через штору протиснулся луч, и в нем кувыркались пылинки. За окном истерили птицы. Нора неуверенно засобиралась. Борис не останавливал.

— Ну, я пошла, — нарочно бодрым голосом сказала Нора, застегнув джинсы. — Пусть тебе приснятся голые телки.

— Что?

— Да ничего. Присказка такая у нас в общаге.

— А-а. Там Майдрэс у входа, отвезет тебя, куда скажешь. Созвонимся.

У двери Нора посмотрела в зеркало и себе не понравилась. Выходя, она услышала:

— Так насчет ногтей ты не ответила — свои или нет?

— Да свои, свои!

— Я так и думал. А волосы?

— Офф. Фак офф, — весело крикнула Нора.

Выйдя на улицу, она поймала такси. Меньше всего сейчас ей хотелось видеть лицо Майдрэса, насмешливое и сочувствующее.

Седьмая глава

Жили-были, жрали-пили, все нормально!

Абхазская народная сказка*

Какую же глупость сказала Лиана, когда сказала: «Ну, вот мы и в заднице мира». Она просто не знала, что Абхазия — это кусочек земли, который Бог, когда раздавал людям земли, оставил себе под дачу.

Абхазская народная легенда гласит, что абхаз к Богу за землей опоздал. И Бог его спросил: «Ты чего пришел? Я уже все раздал». А абхаз ему говорит: «Извини, брат, я не мог прийти вовремя, у меня были гости». Тогда Бог оценил гостеприимство абхаза и отдал ему тот самый красивый кусок, что оставил себе под дачу. Теперь там страна Абхазия.

В этой прекрасной теперь уже целой стране, а тогда — территории, осененной пихтами и платанами, Алина несколько дней пряталась от Бориса. Она бы пряталась и дольше, но ей пришлось неожиданно вернуться в Россию из-за таких обстоятельств, которых никто — ни Борис, ни Алина, ни даже абхазские президент и парламент — не мог ожидать.

Сразу за жестяными зелеными пограничными будками прямо над речкой свисала еще одна будка — белая, пластиковая с надписью Duty Free. Это был магазин, благодаря которому в абхазских гостиницах и ресторанах водился самый что ни на есть «Джонни Уокер».

Как только Лиана с Алиной прошли пограничный контроль, Лиана уверенно повернула к будке.

— Мы же не бздыхи с пустыми руками в гости приезжать, — сказала она Алине.

В будке помещалось несколько флаконов «Шанели», ящики «Джонни Уокера» и немного вина.

— Возьмите бордеаукс! — предложила продавщица — женщина в черном платье и черном платке. — Французское! Только что привезли, еще свежее.

Купив подарки Лианиной сестре Кремлине и ее семейству, Лиана и Алина двинулись сквозь рассредоточенную толпу отдыхающих на площадку с таксистами.