В начале было детство

— А вы приходите в нарисованные гости!

— Цветы на подоконнике рисовать?

— У нас не цветы, а кастрюли. Еще хлебница. Мама ее забывает закрывать, а папа ругается.

Рисуя, дети рассказывают про свою жизнь. Жизнь разная, но не слишком разнообразная. На мой взрослый взгляд. Дети не оценивают, просто повествуют. Они не критичны и всё принимают как должное.

Варя худенькая, большеголовая, глаза смеются из-под светлой челки. К концу урока она подходит ко мне с рисунком. Видно, что-то хочет сказать строго конфиденциально.

— Я нарисовала занавески в санатории. Для наших краски нет.

— А какая же нужна краска?

— Переливчивая. А в санатории вот такие были, — тычет в грязно-зеленый лист с черными полосками.

— Красивые?

— Да нет. — Варя краснеет. — Грязные. Поэтому я грязно нарисовала.

Варя — правдивая. Наверняка ей кажется, что взрослые видят сквозь стену. Переливчатость домашних занавесок передать не удалось, обмануть — не посмела. Вдруг я знаю, какие у них занавески?

В конце прошлого года у нас был праздник. Во время чаепития я спросила у детей:

— Кто в этом году плохо занимался?

Варя встала из-за стола. Единственная.

— Значит, дарю подарок Варе — пластилин, бумагу и краски. Летом она потренируется и будет заниматься хорошо, может, и лучше всех.

Детей как ветром из-за столов сдуло. Все рвались к ящику с подарками, все клялись, что именно они хуже всех.

Разумеется, «ненагражденным» с праздника никто не ушел, но критично настроенной по отношению к себе, к своей работе оказалась одна Варя, большеголовая худышка. Жиденькие прямые волосики, у висков — младенческий пух. И какая отвага!

Лошади и дамы

Девочка Танечка — нескладная. Одета «нефирменно», в коричневые гамаши, темно-зеленый свитер с голубой каймой у подбородка, на кривых зубах — пластинка. Родители в возрасте. Впервые привели свою шестилетнюю дочь в детское общество. В садик она не ходит — болезненная, дома целый день с бабушкой.

— Ты любишь рисовать? — спрашиваю. Пожимает плечами. Никнет к маминой юбке.

— А лепить?

Втянула голову в плечи, что черепаха, и застыла.

— Ты принесла мне что-нибудь? Рисунки, картины?

Смотрит на мать, вот-вот расплачется. И все это — в подвале дэзовском, освещение тусклое, на стенах — плакаты о безопасности уличного движения, разве что в шкафу, за стеклом — детские работы, признак нашего существования. Подвожу ее, прилепленную к матери (папа сидит у двери, напряженно молчит), к шкафу. Смотрю: заинтересовалась.

— Мы принесли… — говорит мама полушепотом. — Достань, — обращается к мужу.

Папа, высокий и тоже какой-то нескладный — руки длинные, ноги длинные, а голова маленькая, — вынимает что-то огромное из дипломата, раскладывает на диване. Рыба? Нет — рыбища! Склеенная из тетрадных листов в клеточку. Раскрашенная карандашами, простыми, что в наше время — анахронизм при броской яркости фломастеров. Рыбища тугобрюхая, вся в карманах — и на пузе, и под жабрами, и чешуя, приглядываюсь, карманами. Настоящая бумажная скульптура…из тетрадных листов.

Жестом фокусника Танечка вынимает из рыбиного брюха десятки рыбешек, тоже нарисованных и вырезанных.

— Это ее дети. — Из-под жабр достает солнце и луну. — Когда рыба плывет, у нее с одной стороны закат солнца, а с другой уже луна появляется.

Рыбино пропитание — водоросли и червяки — извлекается из-под чешуек, и девочка с мальчиком — из-под хвоста. Они путешествуют на рыбе.

Пока я постигала жизнь невесть откуда приплывшей к нам в подвал рыбы, собрались дети. Они точно так же, как и я, застывали у диковинного экспоната, и Танечка уже по-хозяйски свободно демонстрировала всем луну и солнце, червяков и водоросли.

— У нас там еще полно такого… — сказал папа. Такого! И пошли: путешествие мотылька, приключение жирафа, путешествие на гигантском корабле в Африку, где Африка (пальмы, обезьяны, бананы, оранжевое огромное солнце) — в карманах корабля.

— Как ты это придумала?

Скромный художник только плечом повел на глупый вопрос.

Отныне по субботам Таня приходила в наш подвал, который остроумно окрестила одна родительница — «Дети подземелья».

Ей нравилось лепить из глины, но больше всего привлекали «блестяшки» — цветная фольга. Так они ее пленили, что хоть маленький кусочек «золота» или «серебра», а положит в карман передника, взглядом спрашивая: «Я беру это себе, можно?»

И на занятиях, и дома Таня сочиняла свои «жития». Вспомним житийную иконопись. В центре — тот, чье житие изображено, по кругу — этапы жизни, в хронологической последовательности. Это канон. В нем простой и высокий смысл. Приемами жития пользовались как старые мастера (Рублев, Феофан Грек и др.), так и современники, Н. В. Кузьмин например. На обложке его книги «Круг царя Соломона» заключены в круг ипостаси земного бытия царя. Простая мысль — уместить все на одной «странице». «Страницей» могут быть и врата собора — скульптурные «жития» Родена и Джакомо Манцу.

Рыбина, начиненная солнцем и луной, девочкой с мальчиком, водорослями и червяками, — это «житие». Так же как и корабль, плывущий в Африку. У него Африка при себе. Плывя в Африку, он фактически уже находится в этой самой Африке. Вспомним восточную мудрость: «Перед тем как отправиться куда-нибудь, подумай, не там ли ты уже».

Вместе с тем рыба и корабль — мифологические образы. Вспомним библейского пророка Иону, путешествующего во чреве кита. Разве что Иона был внутри рыбы, а Танины «персонажи» — снаружи и лишь прикрыты «карманами».

Своими работами Танечка произвела революцию среди «детей подземелья». Отнынеих любимым занятием стали бумажные скульптуры. Они пытались сработать таких же рыб с карманами, птиц с гнездами и птенцами — удавалось, и неплохо, однако превзойти Таню было невозможно. Она все делала с размахом: широко, по-хозяйски владела бумажным пространством, всякий раз изобретая новое — скульптуру слона из фольги, поросшую фантастическими бумажными цветами (слон-гора, подарок для любого художника-мультипликатора); бабочку с несчетным количеством крыльев (она летает, а когда не летает, то крылья так-так-так — как пропеллер). Все это, наблюденное художественным оком, сыпалось из папиного уже теперь не дипломата, а рюкзака с фанерным дном — чтобы конструкции не помять.

Неужели все это пройдет и потонут корабли вместе с Африкой? Как предотвратить кораблекрушение?!

Машина вместе с дорогой

Миша самый младший из «детей подземелья». Он впервые видит пластилин. Интересная штука! Дети мнут его в руках, помнут, помнут — выходит кошка, мышка, зайцы. Миша пробует нажать на пластилиновую «клавишу» пальцами. Никакого эффекта. Он водит пальцами по «клавишам» (видимо, у них дома есть фортепьяно) как начинающий музыкант — робко, со страхом.