В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
Шрифт:
На улице меня заметила знакомая пожилая немка, которая шла с мужем – бывшим охранником лагеря в Цшорнау, имевшим прозвище Интеллигент. Она удивилась, увидев меня под стражей, и спросила: «Юрий, куда вас ведут?» Я, не раздумывая, ответил ей: «Видимо, на расстрел». Тогда ее муж быстро подошел к старшему конвоиру, поприветствовал его по-военному, правда без слов «Хайль Гитлер», и отвел в сторону, причем в их разговоре активно участвовала и жена.
Прошло несколько минут, и супружеская пара, пожелав всем счастья, ушла своей дорогой. А навстречу нам продолжала двигаться колонна гражданских лиц. Наш конвоир о чем-то переговорил с охранником этой колонны, потом подозвал меня к себе и сказал по-немецки примерно следующее: «Не думайте об эсэсовцах только плохое. Как можно быстрее присоединяйтесь
В колонне нам быстро достали нужную одежду: рабочие куртки, брюки, кепки, а для Саши Гуляченко выделили отдельную тележку, в которую мы сложили шинели. Поверх вещей на тележку посадили раненого Сашу.
Зная, что мы очень голодны, три девушки, обеспечившие нас одеждой и отдавшие нам тележку, накормили нас картошкой в мундире, лепешками и кофе. Среди этих девушек была давно знакомая русская Аня (маленькая) из-под Курска, работавшая в Каменце на аэродроме. В дальнейшем все эти три девушки, две из которых были хохлушками из-под Житомира, не разлучались с нами до окончания войны. На первом же привале нас разыскали и присоединились к нашей группе Тамара, Дуся и Галя из Цшорнау. Они подробно рассказали, что произошло с ними в последние дни. Оказывается, некоторые девушки подготовились к эвакуации перед тем, как покинуть хозяев: взяли у них тележки, в которые сложили запас продуктов, одежду, посуду и даже топорик для заготовки дровишек в пути. В Каменце, явившись на указанное место, они получили по 500 граммов хлеба.
Аналогичный приказ об эвакуации был дан 4 мая всему немецкому гражданскому населению Каменца и его округа, поэтому по шоссе одновременно с нами двигались без охраны и горожане с тележками, и сельские жители на фурах, тяжело нагруженных продовольствием и скарбом, запряженных, как правило, двумя лошадьми.
Сзади некоторых фур были привязаны коровы, которых кормили во время остановок и доили утром и вечером. Кое-кто ехал и на автомашинах…
Когда мы вступили в небольшую деревню, где, как оказалось, жила и работала какая-то подруга наших девушек, Тамара, Дуся и Галя, предупредив охранника, отлучились, чтобы узнать, там ли она еще находится. Однако вернулась одна Тамара, сказавшая, что их подруга находится на месте, не собирается никуда эвакуироваться и, по просьбе хозяев, будет присматривать за домом и скотиной в их отсутствие. Очаровав старого охранника, Тамара упросила его отпустить с ней к подруге всю нашу мужскую группу.
Подруга накормила нас молоком, картофелем, домашней колбасой и хлебом и преподнесла по рюмке украинского самогона, а потом предложила нам спрятаться и дождаться, пока Красная армия не займет деревню.
Но Андрей Маркин и Саша Гуляченко стали возражать. Они говорили, что это очень опасно, поскольку охранники заметят наше отсутствие и не успокоятся до тех пор, пока нас не найдут и, соответственно, не накажут. Если нам и удастся отсидеться, то наши солдаты, застав нас в компании девушек, подумают, что мы дезертиры, отлично устроившиеся рядом с бабами, в то время как они сражались. Пришлось согласиться с доводами друзей и вернуться к колонне, захватив с собой кое-что из продуктов, немного табаку и поваренной соли. А все девушки остались в деревне, но их отсутствие прошло незаметно для сменившихся охранников.
Надо сказать, что охранники следили за своими подопечными не строго, поэтому уйти из колонны не составляло большого труда. Вместе с тем они совсем не заботились о том, чтобы обеспечить нас какой-либо едой.
На закате солнца колонна прибыла на окраину знакомого мне городка Гроссрёрсдорф. Нас завели на территорию какой-то фабрики и предоставили для ночевки длинное, с высоким потолком и совсем пустое кирпичное помещение, на бетонном полу которого лежала смятая солома. По-видимому, до нас здесь ночевали люди из другой колонны.
Когда все определились с ночлегом, девушки заставили мужчин поискать на территории фабрики топливо. Мы принесли дровишки и разожгли костер, а девушки вскипятили воду и организовали для всей компании ужин из каши и чая с хлебом. Ночью я и Женя Волчанский долго не могли
уснуть, взволнованные присутствием молоденьких и шустрых соседок – хохлушек, которые разрешили обнимать и целовать их, но дальше ни за что не пускали. А проявить по отношению к ним насилие или обмануть их, обещая жениться, было не в наших правилах.4 мая утром охранники подняли нас не так рано. После завтрака нам объявили, что в этот день наша колонна не будет двигаться дальше, но желающих мужчин попросили вместе с тремя охранниками отправиться назад в сторону Пульсница, чтобы в покинутых жителями деревнях собрать оставленных во дворах коров и пригнать их стадом в Гроссрёрсдорф.
Прежде чем отправиться в путь, мы освободили свои вещевые мешки, полагая, что в покинутых деревнях непременно найдем кое-что из продовольствия. Так оно и оказалось.
…Мы зашагали мимо леса по обочине шоссе, которое в это время уже было заполнено беженцами. Среди них я заметил знакомого мужчину. Это был Макс, в сарае которого я провел ночь и укрывался там же днем. На тяжело нагруженной фуре сидели его супруга Эдит и сноха Марианна. Кажется, Макс тоже узнал меня в новой одежде, но ничего не сказал – возможно, он принял меня за русского разведчика.
Скоро меня ждал еще один сюрприз: в группе будущих «пастухов» оказался араб Ибрагим, с которым я недавно работал на кухне гостиницы «Леман». Про него рассказывали, что он случайно погиб в Каменце, но ошиблись.
Нашей группе, состоявшей из пяти человек и сопровождаемой одним охранником, досталась самая дальняя деревня. Зайдя в крайний дом, мы удивились, что на кухне весь стол быт заставлен самой различной едой, даже бутылками вина. Охранник сказал, что хозяева сделали это специально, чтобы русские солдаты не стали переворачивать весь дом в поисках еды. На видных местах была развешана и сложена одежда и обувь, которую солдаты тоже могли взять с собой.
Естественно, и мы, и охранник досыта поели и распили пару бутылок некрепкого вина. Затем сложили продукты в вещевые мешки и погнали коров на луг. К вечеру все стадо из нескольких деревень мы пригнали в Гроссрёрсдорф.
На следующий день колонна вышла из Гроссрёрсдорфа и продолжила движение на юг. Наша группа тащила за собой три тележки, на одной из которых сидел Саша, а на других двух находились личные вещи девушек и запас продуктов. Часть продуктов несли за спиной в вещевых мешках. В день колонна проходила не более 25 километров.
Около железнодорожной станции Арнсдорф рядом с нами появился одетый в немецкую униформу унтер-офицер, оказавшийся русским. Он сказал, что догоняет свою воинскую часть. «А какую часть?» – спросил его Андрей. Но тот не ответил, только махнул рукой и быстро отошел от нас. Спустя примерно месяц мы снова увидели его уже в гражданской одежде весело шагавшим в колонне… бывших военнопленных.
Миновав городок Штольпен, в каком-то хуторе я и Женя Волчанский вечером 5 мая хотели зайти в один из домов, чтобы взять оттуда возможно оставленные хозяевами продукты. Однако у порога дома нас встретил пожилой мужчина, который вдруг поприветствовал нас на русском языке. Оказалось, он чех, в прошлую войну, как австрийский военнопленный, оказался в России, а потом стал легионером Чехословацкого корпуса. Вернувшись из России, он женился на немке и поселился на хуторе. На днях он отправил семью в Чехию, а сам остался ждать прихода русских. Этот чех поделился с нами новостями с фронта. Выяснилось, что он тайно слушал передачи по радиоприемнику. Утром он поймал сообщение из Праги – там поднялось восстание против немецких оккупантов. Радио сообщило, что на помощь к восставшим пришли русские солдаты в немецкой военной форме с нашивками, на которых имелись буквы РОА [5] .
5
Тела 300 убитых в боях с немцами власовских солдат и офицеров похоронили в Праге на Ольшанском кладбище. В 1993 году в газете «Комсомольская правда» за 8 мая я прочитал, что небольшая группа чехов и граждан других стран установила на могиле власовцев темный деревянный крест с белой надписью «РОА» и терновым венцом.