В немилости у природы. Роман-хроника времен развитого социализма с кругосветным путешествием
Шрифт:
В наступившей вязкой тишине я пытался вспомнить что-либо о Монголии кроме названия ее сельскохозяйственной газеты. Чингисхан, хан Батый – это всё из времен Великой монгольской империи и татаро-монгольского ига. Может быть, сорваться и ответить – Чингисхан, и пусть все они идут в задницу со своей МНРП. Почему я должен унижаться здесь, какое это всё имеет отношение к моей работе?.. Да, но кругосветное путешествие… Вот еще всплыло – столица Улан-Батор, и я наконец вспомнил: Сухэ-Батор. Кажется, Сухэ-Батор и основал эту МНРП, но он наверняка давно умер. Вдруг всплыло еще одно имя – Чойбалсан, диктатор и убийца сталинского розлива, если мне не изменяет память. Достойный продолжатель чингисхановских методов в XX веке, вполне подходит на роль запрашиваемого лица…
Тишина становилась угрожающей, молчать больше было невозможно,
«Думаю, вопросов больше нет, комиссия имеет достаточно материалов для принятия решения и может приступить к его обсуждению. Нет возражений? Вы свободны, Игорь Алексеевич», – завершил экзекуцию Иван Николаевич.
Катя потом рассказала о закрытой части моего процесса. Игнатий Спиридонович высказался в том смысле, что он, конечно, не в курсе деловой подоплеки командирования товарища Уварова за границу, но товарищ Уваров, к сожалению, имеет весьма поверхностную политическую подготовку, вследствие чего он лично предпочитает воздержаться при голосовании по данной кандидатуре. Борис Григорьевич сказал, что он против «этой кандидатуры» и пояснил: «В условиях агрессивного сионистского заговора, поддерживаемого империалистами США, считаю недопустимым рекомендовать для командирования за границу человека с нетвердыми политическими убеждениями и склонного к преуменьшению сионистской опасности». Артур Олегович возразил, что не согласен с позицией уважаемых товарищей по рассматриваемому вопросу. Товарищ Уваров, по его словам, фактически правильно ответил на все вопросы, никто не сомневается в его научно-технической квалификации и способности выполнить на высоком уровне важное правительственное задание. «Мы совершим серьезную политическую ошибку, если отклоним кандидатуру товарища Уварова», – заключил он.
Дело решило выступление Ивана Николаевича. Он начал издалека, рассказал, какие серьезные задачи стоят перед отечественной оборонной промышленностью, а затем пояснил, насколько критично участие специалистов высшей квалификации в государственных испытаниях важнейшего нового изделия нашего предприятия. Секретарь парткома закончил свое выступление мощным аккордом:
«Мы должны иметь в виду, товарищи, что речь идет не о туристической поездке нашего сотрудника за границу, а об ответственной работе стратегического значения, которая может быть выполнена только за рубежами нашей родины. В политических знаниях товарища Уварова, конечно, имеются огрехи, но подозревать русского человека пролетарского происхождения в симпатиях к сионизму, по-моему, уж извините, Борис Григорьевич, – есть полная чепуха. Что же касается квалификации товарища Уварова и его готовности к выполнению данной работы на требуемом заказчиком уровне, то по этому вопросу у всех членов комиссии мнение однозначное и весьма положительное. Поэтому я предлагаю утвердить кандидатуру И. А. Уварова для выполнения производственного задания за рубежом и направить в райком партии соответствующую рекомендацию за подписью треугольника предприятия. Кто за это предложение, прошу поднять руку… Кто против?.. Кто воздержался?.. Решение принято при одном против и одном воздержавшемся. Прошу вас, Илья Яковлевич, и вас, Артур Олегович, совместно подготовить текст рекомендации треугольника для комиссии райкома партии».
Отпущенный на свободу, я решил дождаться Катю во что бы то ни стало. Отогнал машину за пару кварталов и почти час проторчал за углом, укрывшись в телефонной будке. Позвонил, конечно, Арону.
– Арон, привет! Меня отпустили, результат не знаю, подробности при встрече…
– Всё в порядке, Игорь, – и тебя, и меня утвердили, готовься к райкомовской комиссии. Между прочим, и у меня, и у тебя один голос против. Догадываешься, кто это?
– Ясное дело – наш профессиональный
антисионист Б. Г.– Почему он голосовал против меня, и ежу понятно… Но почему против тебя?
– Фактически по той же причине… Помнишь, у Евтушенко: «Еврейской крови нет в крови моей, но ненавистен злобой заскорузлой я всем антисемитам, как еврей…» Однако как ты узнал о результатах?
– Мне только что позвонил Иван.
– За что такая честь?
– Он очень доволен тем, как провернул дело, и, я думаю, связывает известные тебе последствия этого дела со своими личными далеко идущими планами. Если, конечно, мы с тобой не ударим в грязь лицом на морских просторах…
– Спасибо, Арон, за хорошую новость. Мы справимся, если не будут мешать. Пока… Я из автомата, перезвоню тебе позже… – заторопился я, увидев идущую в моем направлении Катю.
Она ничуть не удивилась моему присутствию на ее пути в метро.
– Тебя утвердили, Чойбалсан, подробности потом, сейчас нет ни времени, ни настроения…
– Спасибо тебе! Поедем ко мне…
– Нет, не поедем… Я же сказала, что нет ни времени, ни настроения.
– Давай я хотя бы отвезу тебя домой.
– Пожалуй, устала я сегодня.
В машине я пытался обнять ее, но она не была склонна к нежностям.
– Что-то случилось, Катя?
– Ничего нового, просто тошно от всего.
– И от меня?
– Я не говорила про тебя.
– Что-то всё-таки случилось… Поделись со мной, не держи в себе.
– Почему мне надо делиться неприятностями с тобой?
– Потому что я люблю тебя.
– А как же Аделина?
– При чем здесь Аделина… Не хочешь рассказывать, не надо…
Я был удивлен и огорчен, мне казалось, что Катя уже давно не ревновала меня, ее замужество как бы уравняло нас, но оказывается… Мы долго молчали, дорога была неблизкая – Катя жила в доме сталинских времен с замечательным видом на парк Победы, совсем недалеко от моего новостроя. Я помнил этот вид еще по старым добрым временам… Она первой прервала молчание.
– Устала я, Игорь, от домашних скандалов. Мама не любит Севу, он не любит маму… У мамы нервный характер без тормозов, а Сева не терпит, когда, как ему кажется, мама не считает его хозяином в доме.
– Я уже не раз говорил тебе, что вам с мамой нужно жить отдельно. Поменять квартиру и разъехаться нужно…
– Говорить легко… а вот жить без мамы при моей занятости трудно. Она ушла с работы, чтобы сидеть с Витюней, и весь дом на ней.
– Всё равно тебе нужно решать проблему – Сева и твоя мама не уживутся никогда. Если потребуется моя помощь, скажи…
– Ой, не смеши меня, Чойбалсан! Решить проблему можно очень просто… Я развожусь с Севой и выхожу замуж за тебя. Возьмешь меня замуж? Вместе с мамой и сыном, с твоим, между прочим, сыном, – не забыл еще?
– Это запрещенный удар, Катя… Я ничего не забыл… Это ты кое-что забыла…
Мы опять надолго замолчали, и она снова первой прервала молчание.
– Извини, что вспомнила старое… Если говорить по делу, то даже мою отличную квартиру, но на пятом этаже без лифта, нелегко разменять на две хотя бы приличные.
– Неужели Ваня не может помочь по своим партийным каналам?
– Иван Николаевич занят сейчас своими проблемами, занят так плотно, что ни о чем больше и думать не желает. Если не считать, конечно, твоей Аделины…
– Что ты имеешь в виду?
– Как говорится, все в Одессе знают, а он один-единственный не знает… Клинья Иван к ней подбивает – вот что я имею в виду. Вызывал на днях к себе – якобы для производственной беседы…
Во мне нарастало чувство недовольства собой, какая-то тревога тягостная… Знаете, со всеми, наверное, бывает такое – когда в душе некий неприятный осадок от чего-то, а от чего – не очень понятно. Конечно, я вел себя на комиссии как последний оппортунист, приспосабливался, беспринципно выкручивался… А что делать? Все мы участники этой лжи. Как те, кто не понимает этого, так и такие, как я, кто понимает, но терпит, не возражает и участвует во всей этой пакости. А может быть, здесь еще наслоился этот нелегкий разговор с Катей… Разговор с моим моральным поражением в финале. Так всегда у нас с ней бывает – физически по факту я всегда впереди, «со щитом», но морально она всегда выше, а я «на щите». И обманываться на этот счет бессмысленно. А еще тут – новость нелепая об Аделине. Ваня и Аделина – сплошной нонсенс… Хотя, казалось бы, какое мне дело?