В непосредственной близости

— Я уже сообщил вам, мистер Аскью, что он накачался сам.

(12)

Было по-настоящему темно. В прошлое свое посещение нижних отсеков я имел в качестве проводника юного мистера Тейлора. Кроме того, тогда мы тихо скользили по тропическим водам, а теперь я шел по свихнувшемуся кораблю и пробирался ощупью. Всего два ярда от освещенной фонарями шкиперской — и вот уже в моем мире нет таких понятий, как свет и направление. Преодолев пять ярдов, я заплутал так основательно, как никогда не плутал в самой густой чаще! Мне остались только звуки: сильный скрип и какой-то песчаный шелест; но был еще и шорох воды, такой, как бывает на покрытом галькой берегу. Я немного подождал, в надежде, что глаза мои привыкнут к темноте, и потому только смог хорошо расслышать, какая у нас неприятность. Впрочем, оценка моя вряд ли была верной; вследствие моего невежества в морском деле естественные опасения переросли почти в ужас.

Я услыхал негромкие всплески в трюме, капанье и журчание воды, но это не самое скверное. Было еще нечто — и большее, и меньшее, чем эти смутные намеки. Я протянул руку в сырую тьму, и по пальцам заструилась вода — я не видел, откуда она текла и куда уходила. Одной рукой я ухватился за какой-то деревянный край, другая ткнулась во что — то тряпичное. Проход здесь был не более ширины доски; я согнулся и ждал, а в голову мне ломился простой и страшный факт, объясняющий, почему мы так медленно тащимся.

В плеске воды слышался некий ритм, который на палубе и в моей каюте, среди звуков ветра и моря, не улавливался. Звук льющейся воды начинался недалеко — где-то у носа, если я верно определил направление. Я замер, согнувшись, и весь обратился в слух. С возрастающей скоростью ко мне приближался шум разбивающейся волны! Волна прошла мимо, но воды не прибавилось. Звуки удалились, постепенно затихая, в том направлении, откуда я пришел; теперь слышалось только беспорядочное капанье и журчание. Пока я в поисках опоры инстинктивно цеплялся правой рукой за дерево, подо мной прошла еще одна волна — поперечная, от одного борта до другого. А следом покатилась обратно первая волна — вдоль судна!

Я зашарил вокруг руками, упал, споткнувшись о какой-то канат, и почувствовал под коленями мешковину. Надо мной сверкнул благословенный свет, словно палуба разверзлась и внутрь заглянуло небо.

Раздался голос:

— Кто здесь?

— Это я!

Выяснилось, что я нахожусь у таинственного помещения баталера. Сам он стоял на пороге, отводя в сторону холщовую занавеску.

— Вот раскричался! Кто здесь, спрашиваю?

— Это я, мистер Джонс. Эдмунд Тальбот.

— Мистер Тальбот? Что вы тут делаете? Входите, пожалуйста.

Я перелез через здоровенные узлы, которыми трап крепился к еще более здоровенной поперечной балке.

— С тех пор как мы с вами виделись, мистер Тальбот, вы все хворали. Присаживайтесь, вот этот ящик в самый раз. Итак, чем могу служить, сэр? Неужели вы исписали тетрадь, что у меня приобрели?

— Нет, конечно. Я…

— Заблудились?

— Растерялся.

Мистер Джонс покачал головой и благодушно улыбнулся:

— Могу вам в точности сообщить, где вы находитесь с точки зрения устройства корабля, но вряд ли в этом будет прок. Вы только что ощупью прошли мимо швартовного шпиля.

— Проку и вправду нет. Я, если позволите, отдышусь и продолжу путь. Я ищу мистера…

— Кого же?

— Мистера Саммерса или мистера Бене.

Мистер Джонс уставился на меня поверх полумесяцев очков в стальной оправе, аккуратно снял их и положил на стол.

— Обоих джентльменов вы найдете поблизости, по эту сторону от помпы, которая в свою очередь находится по эту сторону грот-мачты. У них там что-то вроде совещания.

— Обсуждают грозящие судну опасности?

— Они мне не докладывались, а я не интересовался.

— Но вам же тоже интересно, как и всем!

— Я-то застрахован. — Он покачал головой и улыбнулся, явно довольный. — Я, знаете ли, со странностями.

— Это, конечно, утешит ваших иждивенцев, но…

— Нет у меня иждивенцев, сэр. Вы неверно поняли. Я доверил жизнь тем, кого считаю наиболее надежными в опасный момент — отважным морякам, искусным в своем ремесле.

— Но мы все в таком же положении!

— Нет, сэр. С какой стати я стал бы заботиться обо всех?

— Неужели вы столь эгоистичны и столь уверены в своей безопасности?

— Пустые слова, мистер Тальбот!

— Но если ваша безопасность не воображаемая, она распространяется и на нас.

— Это не так. У многих ли на корабле имеется в распоряжении тысяча фунтов? Пожалуй, что только у вас, сэр, — а больше ни у кого.

— Черт возьми!

— Понимаете? У меня есть соглашение, надлежащим образом оформленное — во всяком случае, все они отметки свои в нем проставили, крестики поначеркали. Случись с кораблем беда, я обойдусь самым опытным и умелым морякам в мире в одну тысячу фунтов. Это верней Английского банка!

Теперь уж я рассмеялся в голос:

— Неужели вы — человек, причастный к коммерции, искушенный в торговле — на деле столь простодушны? Ведь, сэр, в случае катастрофы они (не следует ли сказать — «мы»?) обязаны спасать женщин и детей, а уж потом заботиться о таких, как вы.

Баталер с жалостливым видом покачал головой.

— Вы же не думаете, что я начну пересчитывать наше золото и выдавать каждому его долю на тонущем корабле? Не понимаете вы сущности кредита, мистер Тальбот. У меня нет иждивенцев, а вот у моряков — есть. Но деньги они получат, только когда я попаду на берег, не раньше. Господи, мистер Тальбот, да шлюпки не вместят и десятой части наших людей. И без соглашения, вроде того, что у меня в обычае подписывать, наша жизнь в море — не более чем лотерея.

— Помилуйте, да это бред! Не может быть, чтобы даже такие безрассудные люди, какими обычно считают моряков, поставили вашу жизнь выше своей.

— Моя шлюпка, мистер Тальбот, наверху, на выстреле.

— А что капитан Андерсон?..

Мистер Джонс подавил зевок, потом снова покачал головой и улыбнулся, словно вспомнил о чем-то приятном — вероятно, о своих странностях.

— Я подниму и подержу занавеску, чтобы вам видно было, покуда вы спускаетесь. Там дальше фонари.