В ночь на Ивана Купала

На подушке лежала Мария, выглядевшая так, словно была трупом, проплававшим в озере не меньше недели. Тонкая кожа позеленела и надулась, превратив лицо в безобразную рожу. Руки покрылись чёрными пятнами, и казалось, кожа вот-вот лопнет и станет слазить ошмётками. Волосы повылазили и лежали лохмотьями на подушке, оголяя местами череп. Едва подавив рвотный рефлекс, Ваня подхватил телефон и выскочил из комнаты.

– Скорая? Вы меня слышите? – кричал он в трубку, удерживая телефон трясущимися руками.

За дверью домика раздался настойчивый стук. Ваня на автомате подскочил и распахнул её настежь, отпрянув от странной старой женщины, возникшей в проёме. Такого персонажа можно было встретить только в сказке, ни дать ни взять настоящая ведьма: сморщенная старуха в чёрном плаще.

– Поспеши росы набрать до рассвета, оботри её, не то не миновать беды, – пробормотала ведьма, тыча пальцем в сторону спальни.

– Подождите, – сказал Ваня голосу в трубке, задающему стандартные вопросы о состоянии больной. – Ты чего, бабка, домики спутала? Вали отсюда, не до тебя сейчас.

С этими словами Ваня хотел захлопнуть дверь, но бабка выставила ногу и помешала:

– Беги в лес, набери росы, идиот, – шамкала она сухими губами, суя парню грязную тряпку.

– Да пошла ты! – грубо выкрикнул Иван, толкнул старую и захлопнул дверь. Продиктовал координаты своего местоположения и остался сидеть на табуретке в прихожей гостевого домика, боясь заходить в комнату, где лежала Мария.

***

Озеро подёрнулось рябью, птицы встревоженно поднялись с ночлега и закричали, унося свою тревогу в гущу леса, когда дверь землянки-избушки со скрипом отворилась и с глухим звуком отвалилась в сторону. Из недр избушки сперва показалась косматая чёрная головешка, а за нею вытянулись тонкие длинные руки со скрюченными пальцами, уцепились за косяк и помогли вылезти из домика древней старухе. Казалось, столько лет никто не может прожить – так плохо выглядела женщина. Каждое её движение отдавало скрипом, словно не живой человек шёл, а старая коряга о другую корягу тёрлась.

Вылезла старуха из избы, распрямила горбатую спину и глянула на небо. Замерла, повела носом, словно принюхиваясь, и повернула голову в сторону кромки леса, откуда ещё недавно выползло существо.

Словно собрав последние силы, заковыляла бабка, неожиданно быстро переставляя изломанные временем ноги. Оказавшись около твари новорождённой, упала на колени и вознесла руки к небу, проскрипела кривым беззубым ртом:

– Дождалась. Дождалась я тебя, дитятко моё.

ІІІ

Когда наберусь я силушки из недр матушки, станешь ты чёрным прахом, развеянным ветром. Смерть твоя не напрасна, она жизнь принесла. Жизнь непростую, долгожданную, выстраданную.

***

Чёрные руки окунулись в мутную воду, стали круги описывать, сжимая-разжимая пальцы. Иссохшие губы зашептали слова заветные, разносящиеся над водою мелкой дрожью.

– Аксинья, матушка моя, поди, поди сюда. Принеси мне, Аксинья, снадобья, чтоб обмазать тело слабое, облегчить страдания души новорождённой, – шептала старуха, склонившись над заросшей гладью лесного озера. – Аксинья, помощница, приди ко мне.

Старуха замолчала и прислушалась. Лес шумел, разговаривал сотнями птичьих голосов, звериных криков, шелестом гадов ползучих.

Из дальних зарослей послышалось глухое, натужное кваканье. Затряслись камыши, закачалась трава, расступилась и пропустила Аксинью к старухе.

Склонив голову к самой воде, замерла старая женщина в низком поклоне, дожидаясь помощницу. Без неё никак не справиться, слабая уже стала, немощная, вся скрюченная.

Грузно ступая, переваливаясь с боку на бок, волоча тяжёлый живот по воде, ползла Аксинья на зов старухи. Уселась на берегу и глухо квакнула.

Подняла голову старая женщина и улыбнулась потрескавшимися губами. Перед ней сидела огромная жаба, покрытая мхом, поросшая большими, покрытыми струпьями, бородавками. Весом та жаба была не меньше откормленного поросёнка, а размером – с урожайную тыкву.

– Помоги, Аксиньюшка, дай своего снадобья смазать кожу страдалице.

Жаба широко раскрыла глаза, надулась, став ещё больше. Казалось, вот-вот лопнет от такой натуги, раскрыла пасть и сплюнула на сухие старухины ладони чёрно-зелёную смрадную кашицу.

Бабка поднялась на ноги и поковыляла к землянке. На низкой лавке, почти у земляного пола, лежала на куче преющей листвы новорождённая русалка. За ночь выросла она в размерах, стала ростом с девочку-подростка. Бледные тонкие руки бездвижно вытянулись вдоль тела, под рёбрами судорожно трепыхались жабры в такт поверхностным вздохам, каждый отзывался стоном. Голова её куталась в спутанных редких паклях, которые вылезали, как у древней старухи, мешаясь с листвой. Лицо тёмное, иссохшее, сморщенное сморчком, выражало страдания. Рыбий хвост распадался на куски ошмётками, валяющимися по всей избушке, обнажая голые кости ног и живую плоть.

Старуха села на лавку и принялась обмазывать тело новорождённой твари принесённым снадобьем. Затем снова шла к берегу, подставляла ладони под пасть жабы и несла смердящую жижу в дом.

Спустя пару часов жаба выдохлась, выплюнув всё содержимое, сдулась в размерах и медленно уползла вглубь заросшего озера, чтобы вновь вернуться к утру.

Старуха и сама выбилась из сил. Вымазала последнюю порцию жижи. Прикрыла хрупкое тельце листьями папоротника, легла рядом на лавку и провалилась в глубокий сон.

***

Скорая ехала долго. Усадьба, где поселились Иван и Мария, находилась далеко от города, была окружена лесом. Это место Иван выбрал из-за рекламы, обещавшей незабываемые впечатления от встречи Купалья. Организация праздника и вправду была на высоте: костры, гадания, венки. Молодёжь весело отметила праздник. А самые смелые, такие как Иван, отправились на поиски цветка папоротника.

Мария выглядела жутко. Казалось невероятным, что всего пару часов назад она бегала по лесу, а теперь не могла говорить и была больше похожа на выловленный из болота труп.

– Что с ней? – испуганно суетился Ваня, стараясь не смотреть в сторону возлюбленной.

– Приедем в больницу, возьмём анализы, может, что-то выясним. Обо что она поранилась, говорите? – поинтересовался старый фельдшер.

– Я не понял. Шла по поляне, вскрикнула и упала. Мы не рассматривали, там темно было.

Доктор подошёл к кровати. Вокруг той, что ещё недавно было здоровой, полной сил молодой женщиной, разливалась лужа тёмно-зелёной жижи. Казалось, тело разлагалось на глазах.