В облаках
Шрифт:
– Мне очень жаль, примите мои соболезнования, - стараюсь говорить спокойно, но мой голос дрожит.
– Я не видела ее двадцать три года. Давно не летала к ней и ее семье. Лизи была для меня всем, - всхлипнув, продолжает она. А я все так же крепко сжимаю ее руку и сдерживаюсь, чтобы не начать плакать вместе с ней. – Когда она родилась, я не отходила от ее колыбельной, а ведь мне тогда было четырнадцать лет. В самую пору было влюбляться и гулять. Но я помогала во всем, увидела ее первые шаги именно я, вставала к ней по ночам успокоить и убаюкать. Повела ее в первый класс, давала советы про мальчишек. А потом она поступила в университет Нью-Йорка, и мы стали только созваниваться. Я проводила все праздники со своей семьей, а она со своей. Каждый раз мы откладывали нашу
– Мадам…
– Моника, - говорит она. – Какая уж тут мадам. – Вытирает слезы.
– Моника, я не могу передать словами то, что я хотела бы Вам сказать. Я, честно, не представляю, какого это, когда любимый для тебя человек уходит из жизни навсегда. Но наверняка у Вас остались только светлые воспоминания о ней. Пусть они дарят Вам радость.
– Остались, - Моника открывает свой чемоданчик, который так сильно прижимала к себе. В нем было много черно-белых фотографий, гребешок с алой розой и прочие украшения. – Это все принадлежало Лизи, - передает мне одну фотографию за другой. На одной они совсем еще молодые и такие красивые, на другой Элизабет стоит с коляской. Беру одну фотографию за другой. – Как же я без нее теперь. Я не представляю, что она ушла из жизни раньше меня и бросила. Моя маленькая Лизи, - плача шепчет она, глядя на их совместную фотографию.
– Давайте, пора успокоиться. Вы сильная, Вы прошли с ней весь этот путь. И Ваша сестра не хотела бы видеть Вас в таком виде – раскисшую. Я предлагаю Вам сейчас умыться, успокоиться и привести себя в боевой настрой. Сейчас Вы нужны их семье все той же боевой женщиной, которой Вы всегда были. Понимаете?
Моника поднимает на меня удивленный взгляд, и я вижу, что она согласна и понимает, что это важно. Поэтому я поднимаюсь с сиденья, и перевожу взгляд на часы.
– Через семь минут мы начнем снижение. Успеете?
– Я хоть и старуха, но за семь минут управлюсь, - говорит она, выбираясь в проход. – Не думай, что я какая-то развалина, улыбнувшись, начинает идти, но тут схватившись за грудь, начинает оседать на пол. Я подхватываю ее моментально. Старушка тяжело и учащенно дышит, на руке прощупываю пульс – словно таймер секундомера, сердце отбивает бешеный ритм. Твою мать!
Тут же к нам подбегают другие бортпроводники.
– Узнайте, есть ли на борту врач? – говорю им я. – Моника, Вы меня слышите? Моника? – ощупываю ее щеки и лоб. Она вся горит, а руки ледяные. Черт.
– Я, врач. – Подбегает сзади молодой человек.
– Она упала, меньше минуты назад, учащенное сердцебиение, схватилась за грудь. Была в подавленном настроении.
– Это инфаркт. Через сколько мы приземлимся?
Снова смотрю на часы:
– Двадцать минут!
– Успеем. Но нужна реанимация и срочно.
Через двадцать три минуты пилоты посадили самолет в аэропорту Кеннеди, где нас уже ждала карета скорой помощи, на которой увезли Монику. Настроение было ужасным. А что, если это я ее довела своими разговорами и желанием помочь? Может, она бы спокойно долетела и добралась до семьи. Прибирая салон самолета, я замечаю, что чемоданчик остался лежать на сидении. Открыв багажную полку, вижу, что и остальные вещи остались здесь. Сев на сидение я снова беру в руки фотографии ее сестры. Тяжело выдохнув, все-таки меня прорывает, и я начинаю плакать. Мне обидно за все, что произошло на этом рейсе. Чувствую себя виноватой и разбитой. Я так хотела помочь ей, а теперь она из-за меня в больнице. Нервно потираю руками лицо, облокачиваясь на колени локтями. Надо что-то сделать. Я – не я, если не исправлю
ситуацию.Снова встав с сидения, я открываю полку для багажа и достаю оттуда все ее вещи. В сумочке нахожу записную книжку, и, дойдя до буквы Л, как я и предполагала – нахожу адрес ее сестры.
– Кира, ты как? - спрашивает Милли, подходя ко мне. – Все нормально? Ну и рейс.
– Милли, я должна вернуть эти вещи семье Моники. Ее сестра умерла сегодня, и она летела к родным, везя все памятные вещи. Ты не против, если я не останусь, чтобы вам помочь?
– Нет, конечно. Беги. – Улыбается она. Я резко подскакиваю с места, хватая все, что принадлежало старушке. – Кира! – Окликает Милли. – Ты великолепная стюардесса. Но старайся не принимать все так близко к сердцу, иначе ты просто сломаешься.
– Я постараюсь, - говорю ей, и убегаю.
Через полтора часа я выхожу из такси, которое доставило меня по нужному адресу. Это был большой дом, свет в котором был давно выключен, поскольку была глубокая ночь, но мне было все равно.
Нажимаю кнопку звонка дважды. И жду. На улице довольно прохладно, и меня потряхивает от всего происходящего. Все чувства во мне смешались – переживание, грусть, страх, вина, нервозность. Секунды тянутся как нуга – медленно, и кажется, что я стою тут уже больше часа. Начинаю нервно постукивать ногой и еще раз нажимаю на звонок.
– Сейчас! – слышится крик за дверью и на пороге включается свет. Щелчок замка и дверь открывается, ударяя светом по глазам ослепляя меня. – Чего вам надо так….
Тишина. Я стою на пороге и смотрю на хозяина дома. И черт бы меня побрал – Сандерс. Волосы взъерошены, лицо не узнать – темны круги, хмурый взгляд. Кажется, будто он постарел.
– Кира?
– Майк? Черт! – Майк и есть тот племянник Моники?
– Входи.
Я хочу сделать шаг, но ноги будто приросли к крыльцу. Я не хочу быть той, кто расскажет, что Моника в больнице.
– Майк, я… - хотела было сказать, что ухожу, но он берет меня за руку и втягивает в дом.
– Как ты нашла меня?
– Майк, имя Моника тебе о чем-нибудь говорит? – не хочу ошибиться и выглядеть полной идиоткой, которая заявилась в пять утра.
– Кира, я уже не помню, ты что, пришла закатывать мне истерики ревности? Сейчас не время и не место для…
– Моника - старушка, сестра которой жила в этом доме. – Сандерс замолкает и удивленно смотрит на меня. Он что всерьез подумал, что я спрашиваю про его бывших?
– Да, это моя тетя.
– Она в больнице, – выпаливаю я. – Она летела моим рейсом, плакала весь полет, я не могла на это смотреть и села рядом, она рассказала мне, что ее сестра умерла, а потом у нее случился инфаркт, ее в больницу увезли. – Начинаю тараторить я, но тут же все эмоции выливаются наружу, как бы я не хотела их спрятать. Начинаю рыдать навзрыд, и понимаю, что Майк не понял ни слова.
– Эй, эй. – Кладет руки мне на плечи. – Стоп, я ничего не понимаю….
– Ох, Майк. – Резко притягиваю его к себе, обнимая за талию, стараясь прижаться к нему как можно сильнее. Он так нужен мне сейчас и в тоже время в данный момент я хочу находиться подальше от него, осознавая, что его тетя попала в больницу по моей вине. Мы стоим так пару минут, пока я успокаиваюсь, и в холл спускаются еще люди. Отпустив Сандерса, я оглядываю всех, кто спустился вниз.
– Майк, все хорошо? – подходит к нам седовласый мужчина. Он выглядит словно взрослая копия Майка. Те же глаза, нос, губы.
– Отец, да. Познакомься – это Кира, моя подруга.
– Почему ты держишь гостью на пороге, и тем более в таком виде, – нахмурившись, говорит он, оглядывая меня. – У Вас все хорошо? Что-то случилось?
Набираю в грудь побольше воздуха для смелости и решаюсь все же повторить все, что случилось.
– Моника попала в больницу с инфарктом. Она летела моим рейсом, рассказала мне все. Я пыталась успокоить ее, но теперь понимаю, что сделала только хуже, предложив свою помощь. Простите меня. – Опускаю глаза вниз и тут же вспоминаю, что пришла вернуть вещи сестры старушки. – Моника везла это…для вас. Я решила, что сама привезу ее вещи лично, чтобы они не затерялись в больнице.