В огне

Зеркало отрыгнуло порыв ледяного ветра.

Я шагнула в него.

Как я и подозревала, Бэрронс составил Зеркала коридором, чтобы ни один чужак не дошел живым до его подземного логова.

Девять месяцев назад я не прошла бы и десятка метров. Меня сразу же атаковали. У меня не было времени на то, чтобы вытащить копье. Когда первый комплект зубов и когтей бросился на меня, озеро тут же предложило подарок, и я приняла его без промедления.

В моей ладони засияла единственная алая руна.

Нападавшие отпрянули. Они ненавидели ее, чем бы она ни была.

Я шла в тумане и рассматривала пустынный ландшафт. В лунном свете желтым костяным отблеском сияли скелеты деревьев. Осыпающиеся надгробия щерились острыми углами. За коваными железными воротами виднелся мавзолей. Здесь было невероятно холодно, почти как в темнице Невидимых. Мои волосы замерзли, брови и нос покрылись инеем. Пальцы начали неметь.

Переход из этого Зеркала в следующее был незаметным. Как и все остальные. Бэрронс обращался с ними с большим умением, чем Дэррок и даже, пожалуй, Король Невидимых.

Я не заметила смены окружения. Просто одна моя нога осталась на ледяном кладбище, а другая уже шагнула в пустыню из черного песка, и меня опалило солнце. Я вышла в жару и тут же высохла. На этой выжженной земле на меня никто не нападал. Наверное, одно только солнце могло бы отпугнуть чужаков.

Следующее Зеркало устроило мне сюрприз. Я внезапно оказалась под водой. Я не могла дышать. Запаниковав, я попыталась вернуться.

Но в тюрьме Невидимых я тоже не могла дышать.

Перестав бороться, я наполовину шагала, наполовину плыла по дну океана какой-то планеты. Не нашей, поскольку земные рыбы не выглядят как крошечные паровые субмарины с вертящимися колесиками зубов.

Мое озеро выпустило пузыри, окружившие меня барьером. Все, что пыталось ко мне приблизиться, отскакивало от него.

Я чувствовала себя непобедимой. Дерзкой. И придала своей походке развязность. Я упивалась собственной силой.

Пройдя полдюжины «зон», я очутилась за гранью дерзости. У моего озера имелся ответ на любую угрозу. Я опьянела от силы.

Из ландшафта, который, будь он картиной, я назвала бы «Полночь далекой звезды», я шагнула в слабо освещенную комнату и моргнула.

Обстановка была спартанской. Она принадлежала Старому Миру и приятнопахла. Глубокий, отчетливый, пряный аромат. Бэрронс. Мои колени подогнулись. Я ощущала его запах и думала о сексе. Это безнадежно.

Я сразу поняла, где я.

Под гаражом за «Книгами и сувенирами Бэрронса».

41

Я хотела оглядеться. Исследовать это место. Вот только меня отвлек детский плач.

Я догадывалась, что Бэрронс прячет от мира и тщательно защищает любые секреты, но ребенка в моем списке не было.

Намеки на сущность Бэрронса? Наверняка.

Шикарное убежище? Точно.

Ребенок? Никогда.

Я пошла на звук. Он был слабым и доносился снизу. Ребенок плакал так, словно его мир рушился. Я не могла определить, девочка это или мальчик, но боль и печаль были невыносимыми. Я хотела это остановить. Мне нужно было это остановить. У меня сердце разрывалось от этого плача.

Я шла из комнаты в комнату, едва замечая обстановку, открывала и закрывала двери. Часть моего сознания отмечала, что в этом подземном логове спрятаны главные сокровища из коллекции Бэрронса. Я шла мимо вещей, которые видела в музеях, и понимала, что раньше смотрела на копии. Бэрронса копии не интересовали. Он любил оригиналы. Где-то жужжали ОС. Потом я их найду.

Но сначала ребенок.

Его плач просто убивал.

У Иерихона Бэрронса есть дети? Может, это ребенок Фионы?

Я зашипела, затем осознала, что веду себя, как Фейри, и притворилась, что этого не делала. Потом остановилась и прислушалась. Ребенок заплакал громче, словно услышал меня. Словно хотел сказать: « Я здесь, рядом, найди меня, пожалуйста, мне так страшно и одиноко».

Тут должна быть лестница.

Я рыскала по этажу, распахивая двери. Плач играл на струне моего материнского инстинкта. Наконец я нашла нужную дверь и шагнула внутрь.

Бэрронс, как всегда, был осторожен.

Я оказалась в зеркальном лабиринте. Я видела ступени в десятке разных мест, но не могла отличить отражение от реальности.

А насколько я знала Бэрронса, стоило мне войти в отражение, и случилось нечто крайне неприятное. Он чрезвычайно серьезно подходил к защите этого ребенка.

Мое темное озеро предложило помощь, но я в ней не нуждалась.

— Покажите мне правду, — пробормотала я, и Зеркала начали темнеть, одно за другим, пока в тусклом свете не засияла единственная хромированная лестница.

Я молча зашагала по ней в направлении детского плача.

И снова мои ожидания не оправдались.

Плач доносился из-за двери, затянутой цепями, запертой на засовы и покрытой рунами. Я вообще не должна была его услышать. И удивилась тому, что смогла с такой глубины уловить рычание Бэрронса.

На то, чтобы справиться с цепями, барьерами и рунами, мне понадобилось двадцать минут. Бэрронс явно хотел защитить этого ребенка от всех и вся. Почему? Что было важно для него? Что вообще происходило?

Я толкнула дверь, и плач резко оборвался.

Войдя, я огляделась. Я снова была не готова к тому, что увидела. Здесь не было ни роскоши, ни древностей. Комната была чуть лучше грота Мэллиса под Бурреном.

Это была каменная пещера на каменном основании. Небольшой ручеек пробивался из восточной стены и исчезал в западной. Повсюду были вмонтированы камеры. Бэрронс узнает, что я здесь была, даже если я сразу же уйду.

В центре комнаты была клетка примерно шесть на шесть метров с частыми прутьями из толстого металла. Она была покрыта рунами, как и дверь. И пуста.

Я шагнула ближе.

И замерла.

Нет, клетка была не пуста, как мне показалось поначалу. Там, сжавшись в комочек, лежал на боку голый ребенок. На вид ему было лет десять или одиннадцать.

Я бросилась вперед.

— Милый, ты в порядке? Что случилось? Почему ты там?

Он поднял голову. Я споткнулась и рухнула на колени, оглушенная.

Я смотрела на ребенка из видения, которое поймала в памяти Бэрронса.

Я помнила его так подробно, словно только вчера мне выпала редчайшая удача — заглянуть в сердце Бэрронса. Стоило закрыть глаза, и я снова оказывалась там, с ним. Мы были в пустыне.