В окопах времени

— А ты знаешь, сколько они стоят? Племяшка у меня их три месяца выпрашивала…

— Ну и сколько? — я рассматривала красный металлический цилиндр с 24 карандашами и прикидывала, какую цену назвать, чтобы не обидеть начальницу.

— Ну, не меньше трехсот, наверное… — сказала я, прибавив для верности сотню.

— Триста? — засмеялась начальница. — А почти семьсот не хочешь? Сначала ими рисуешь, а потом проводишь по листу смоченной в воде кисточкой, и получается акварельный рисунок, представляешь?

Да уж… Карандашики оказались недешевыми, что и говорить!

Я залезла в Интернет посмотреть, что же это за карандаши такие, «Фабер-Кастелл»? Как-то до сих пор я на эту марку внимания не обращала, покупая Илюше карандашики рублей за пятьдесят. А то и меньше.

Карандаши оказались роскошными и выпускались уже лет двести. И тут мне на глаза попалась фотография с карандашами, показавшимися очень знакомыми. Где-то я их видела, но где? Но, прочитав подпись под фотографией, я поняла, что ошиблась. И таких карандашей видеть точно не могла — их выпускали сто лет назад, до того, как к названию компании «Фабер» прибавили слово «Кастелл».

Тут меня вызвал директор, и все мысли о карандашах вылетели из головы.

Вечером, забирая от Елены Николаевны Илюшу, я поинтересовалась — был ли сегодня у нее Петя?

— Нет, — покачала головой старушка, — хоть я его и приглашала. Постеснялся, наверное, очень уж вежливый мальчик! Ну, надеюсь, еще забежит как-нибудь, вместе с Илюшенькой… Мне, знаете ли, с ними веселее — а то все одна и одна!

— А у Пети в классе учат закон божий, — начал рассказывать сын за ужином, — а у нас — нет!

— Ну и замечательно! — ответил муж. — Пусть Петя в своей гимназии все это учит, а ты лучше математику и русский язык учи, а уж без религии как-нибудь в первом классе обойдешься!

Перед сном я зашла в комнату к сыну — он спал, как всегда, в обнимку с плюшевым медведем и был похож на ангелочка. Перед сном он опять рисовал, и карандаши были раскиданы по полу вперемешку с рисунками. Я стала наводить порядок и собирать вещи, и вдруг так и застыла с карандашом в руке: даже в неярком свете ночника мне были видны выбитые на гладкой грани новенького карандаша слова «Johann Faber» и два перекрещенных молоточка. Точно так, как на карандашах столетней давности, с той фотографии в Интернете…

Утром в понедельник, собирая сына в школу, я спросила:

— А где живет Петя? Давай позовем его в гости!

— А я не знаю, — сказал Илюша, — он мне не сказал.

— Ну, так спроси у него! — сказала я. — Вот сегодня увидишься и спроси. А заодно и в гости позови — пускай приходит к нам в субботу.

Я проводила сына, потом мужа, но сама на работу решила не ходить. Позвонила и сказала, что очень плохо себя чувствую. А сама задолго до окончания уроков пошла к гаражам. Это было единственное место, где можно было спрятаться и увидеть, как Илюша идет из школы к дому. Если он встречает Петю где-то здесь, то я его увижу.

Время тянулось ужасно долго, но вот в сторону школы потянулись мамы и бабушки, а чуть позднее на дороге оказалась стайка малышей с рюкзаками за плечами. Кто-то шел в одиночку, но большинство шагали вместе с родителями. А вот и Илюша. Он шел, сосредоточенно глядя под ноги и размахивая мешком со сменной обувью.

Около одного из гаражей он остановился и стал оглядываться по сторонам. Я замерла, боясь пошевелиться, хотя, конечно, при всем желании Илюша не мог меня увидеть. Сын потоптался на месте около минуты. И тут вдруг из-за прохода между гаражами вынырнул маленький черноволосый мальчик с кожаным ранцем за плечами, в сером, подпоясанном ремнем мундирчике и брюках. А в руке он держал фуражку с блестящим черным козырьком.

Они о чем-то пошептались с Илюшей пару минут, после чего гимназист юркнул обратно в проход, помахав на прощание товарищу рукой.

Илюша проводил его взглядом и не спеша пошел дальше по дорожке к дому.

Я сходила в магазин за продуктами и вскоре вернулась домой. Елена Николаевна удивилась моему раннему приходу, но я заверила ее, что все в порядке, и забрала Илюшу домой.

— Ну что, встретил своего друга? — спросила я как можно безразличнее.

— Встретил, — сказал Илюша. — Но только у него не было времени поиграть со мной. У его мамы сегодня день ангела, и ему надо было торопиться.

Именины? Ну, конечно! Сегодня же 30 сентября — Вера, Надежда, Любовь…

— А когда у тебя будет день ангела? — спросил Илюша.

— Еще не скоро, зимой! — сказала я.

— А у меня?

— А у тебя — летом.

— А почему мы никогда не празднуем дни наших ангелов?

— Ну, так уж получилось, — ответила я, — но мы исправимся, сынок. Обязательно!

Для полноты картины мне не хватало последнего штриха. Я ввела в Яндексе строчку из смешного стишка, который учил Петя.

Нелепый стишок про бедного беса действительно существовал. И выглядел он следующим образом:

БЪлый, блЪдный, бЪдный бЪсъ УбЪжалъ голодный въ лЪсъ. ЛЪшимъ по лЪсу онъ бЪгалъ, РЪдькой съ хрЪномъ пообЪдалъ И за горькш тотъ обЪдъ Далъ обЪтъ наделать бЪдъ. ВЪдай, братъ, что клЪть и клетка, Решето, рЪшетка, сЪтка, ВЪжа и железо съ ять, — Такъ и надобно писать. Наши вЪки и рЪсницы Защищаютъ глазъ зеницы, ВЪки жмуритъ цЪлый вЪкъ Ночью каждый человЪкъ… ВЪтеръ вЪтки поломалъ, НЪмецъ вЪники связалъ, СвЪсилъ вЪрно при промЪнЪ, За двЪ гривны продалъ въ ВЪнЪ. ДнЪпръ и ДнЪстръ, какъ всЪмъ известно, ДвЪ рЪки въ сосЪдствЪ тЪсномъ, ДЪлитъ области ихъ Бугъ, РЪжетъ съ севера на югъ. Кто тамъ гневно свирЪпЪетъ? Крепко сетовать такъ смЪетъ? Надо мирно споръ решить И другъ друга убедить… Птичьи гнезда грЪхъ зорить, ГрЪхъ напрасно хлЪбъ сорить, Надъ калькой грЪхъ смеяться, Надъ увЪчнымъ издаваться…

Да уж, без этого стишка Пете и вовсе было не запомнить, какие слова писать через «ять»…

На следующий день я, как обычно, пошла на работу. Илюша позвонил мне очень рано, где-то в половине первого.

— Ты уже у Елены Николаевны? — удивилась я. — Что-то случилось? Почему так рано?

— Ничего не случилось… — сказал Илюша грустным голосом, и тут трубку взяла Елена Николаевна.

— А у нас такие новости! — заговорила она возбужденным голосом. — Эти ужасные гаражи наконец-то снесли, представляете? За пару часов убрали! Значит, не зря мы в мэрию жаловались — навели все-таки порядок!

До конца недели продолжалось то же самое — уже в половине первого Илюша был у Елены Николаевны и с каждым днем становился все грустнее.

В пятницу вечером, вернувшись от соседки, Илюша поковырялся в тарелке, остался равнодушным к арбузу и ушел в свою комнату.

— Он, случаем, не заболел? — спросил муж озабоченно. — Чего-то он всю неделю ходит как в воду опущенный…

— Надеюсь, что нет… — ответила я.

Немного позже я зашла к сыну в комнату. Илюша лежал, отвернувшись к стене.