В окопах времени

Ну вот, в пачке «легкого» «Парламента» лежит последняя сигарета, и та — ломаная. Значит, придется новую пачку покупать, а до того — идти к киоску, в другую сторону от клуба. Возле клуба тоже купить можно, в магазине — но там дороже, а денег не много. Стипендию в «престижном колледже» не платят, частная организация. Хорошо хоть с этого семестра на бесплатное перевели, за «правильные» поведение и работы по политологии.

— Слышь, пацан, закурить есть? — раздалось вдруг сзади.

«Мляааааа… Ну вот зачем я решил «уголок срезать», дворами поперся?» — Сеня заканчивал мысль уже на бегу. Расстегнутая ветровка надувалась парусом на спине и, казалось, жутко замедляла движение. Сеня на бегу сорвал ее с одной руки, позволив повиснуть на локте другой.

— Эй, ты чо? Я не поэл, че ты, э? Забурел, да?

Сеня уже заворачивал за угол, почти выскочил на людную улицу, когда в затылке вдруг вспыхнула черная звезда боли. Лицо уткнулось во что-то мягкое, спину окатило жаром.

«Взорвалось что-то, что ли?» — на этой мысли сознание угасло.

* * *

Мягкая травка, жаркое летнее солнышко, неразборчивый гул голосов, пыль. Что?! Какая еще травка в середине апреля посреди города?! Это что, так долбануло, что глюки пошли? Сеня тихонько застонал. И тут же резко замер, услышав:

— Ну я же говорила, дядька Василий! Плохо человеку! А ты «мало ли кто, мало ли что…», — произнес девичий голос, слегка хрипловатый не то от природы, не то от жары.

— И сейчас скажу. Одет непонятно, стрижку такую в районе не делают. Вещей при себе, считай, нету — вон, валяется что-то на шлейке, не то бритвенные принадлежности, не то дамская сумочка, — прозвучало с другой стороны на октаву ниже.

— Мало ли — выскочил человек из дому в чем был. Еще и контузить могло. А в сумочке, скажем, документы.

Сеня счел за лучшее прийти в себя окончательно. Пока незнакомые глюки не стали потрошить его борсетку. У него возникло ощущение, что это может оказаться и не совсем бред. Головная боль пока не давала хорошенько сосредоточиться, но почему-то мысль о реальности происходящего была неприятнее, чем мысль о бреде. В борсетке-то и было немногое. А вы много вещей берете с собой, отправляясь на пару часиков в компьютерный клуб? Ключи от квартиры и подъезда, немного денег, телефон, паспорт, дежурная флешка. Зажигалка-«форсунка» с фонариком и чем-то, изображающим ножик. Вот и все. Но почему-то до дрожи не хотелось, чтоб кто-то туда залез.

Пока Сеня прокручивал все это в голове и пытался сесть, более низкий голос успел произнести:

— А вот документики были бы кстати. Вдруг это немецкий шпион? Вон, штаны какие чудные, да и обувка странная.

— Нет там документов, — просипел Сеня. — Так, из личных вещей кое-что.

Сеня пытался сообразить, при чем тут немцы и откуда вокруг лето?

— Ой, голова… Как приложили-то, сволочи… Какое число сегодня?

— Какое-какое… Хреновое… июля, год, если интересно, все еще тот же, сорок первый, — выдал тираду, сбивающую с ног не хуже, чем бита гопников, дядька Василий. Ну, скорее всего, его звали именно так, поскольку рядом был только он и еще девушка, к которой это имя ну совсем никак не подходило.

— Вредный ты, дядька Василий! Видишь — человека побили, еще и пограбили, наверное. А ты издеваешься. Вон, говорили же — эшелон немцы разбомбили, а там вагон был, в котором уголовников везли. Они и разбежались.

— Ишь ты, быстрая какая. Уже сама все и объяснила за всех. Ладно, нету документов — давай так знакомиться. Василий Никифорович я, или дядька Василь, как все зовут.

— Рая.

— Арсений, Сеня для простоты.

— А меня «Рая» тоже для простоты. А так — Рахиль. Мама так назвала, в честь бабушки. Папа в Первой Конной служил, когда они встретились — после того, как мама из дому сбежала. У меня и волосы — в папу, каштановые, а не черные, как у мамы…

Под простодушное щебетание спутницы Сеня приходил в себя. Книг про «попаданцев» в последнее время попадалось немало, термин «Перенос» был знаком. Другое дело, принять это не как забавную историю на бумажке, а как окружающую реальность. Или все же бред? Дураком Сеня, несмотря ни на что, не был, да и опыт других попаданцев учитывал. Если вокруг — бред, как себя вести — неважно, а вот если нет… Короче, для здоровья полезнее считать все вокруг реальностью. Тяжелой и страшной — но реальностью. Потому — борсетку никому не показывать, про себя не рассказывать. И думать, думать, думать! Как выжить и как вернуться.

Сеня напряженно думал, отвечая с паузами — благо добротно ушибленная голова давала такое право. Одежда странная — был на сборах, это часть новой формы, подробнее рассказать не могу. В сумочке, точнее — в несессере, материалы со сборов. Сеня решил, что, судя по рассказам о царившей в эти времена вокруг секретности — должно прокатить. По крайней мере — до ближайшего сотрудника НКВД, который сочтет, что у него достаточно полномочий. А тогда… Одного паспорта с эдаким-то гербом на обложке уже хватит на Сибирь, был уверен Сеня. Он благодарил сам себя за то, что не имел привычки носить наручные часы. А зачем? Время на мобильнике можно посмотреть, зато браслет часов манжету рубашки не рвет. А были бы часики — например, как у соседа Сашки, дайверские, электронные, с кучей функций и водонепроницаемостью до двухсот метров — объяснялся бы сейчас с окружающими.

А окружающих было немало. Не только Василий с Раей, это Сене так показалось вначале. Да, около него рядом стояли эти двое, а вот метрах в десяти от полянки, на дороге… На дороге людей было много. Проще сказать — текла через рощу людская река. В основном — женщины, дети, старики. Мужчин молодых очень мало, в возрасте — побольше, но все равно несоразмерно мало. Беженцы. Уставшие, запыленные люди, с какими-то узлами, вещами. Кто-то с тележками, единицы — на подводах, а большинство — просто пешком. С такими же уставшими и от того неестественно притихшими детьми. Как в фильмах — только тусклее, непригляднее. В фильмах не было удушающей пыли, гудящих вокруг насекомых и тяжелого запаха сотен людей, которые по нескольку дней подряд часто не имели достаточно воды для питья, не то что для стирки.

Рая и Василь на общем фоне выглядели еще весьма свежими. Как выяснилось, они присоединились к потоку беженцев только вчера, причем переночевали у свояченицы Василия Никифоровича.

Сеня решил пока идти со всеми, а вот что делать дальше? Он грустно усмехнулся про себя. «Типовой герой-попаданец» уже бы спросил, где в последний раз видели Гудериана, и помчался останавливать вермахт. Сеня не рвался в герои и не верил в возможность изменить историю вообще. Что было — то было, а чего не было — того и не было, и все тут. Более того, парень подумывал о том, как бы отстать от беженцев. В Союзе липовое плоскостопие вряд ли помогло бы избежать призыва, даже если бы удалось как-то легализоваться и получить местные документы. С точки зрения Сени, отсидеться на немецкой территории было бы проще — немцы мобилизации русских в армию не проводили. Угона на работы в Германию он тоже не очень боялся, считая «ужасы рабства» по большей части достижениями пропаганды. Более того, начал возникать план попасть на работы ближе к лету 44-го, а затем остаться на Западе. Конечно, в том случае, если не удастся вернуться домой…

В размышления Сени вклинился новый звук. Ноющий гул с неба. Покрутив головой, он обнаружил источник звука — пару неспешно плывущих по небу самолетов. Вслед за ним головы к самолетам повернули и остальные, после чего колонна беженцев с криками «Воздух!» стала разбегаться прочь от дороги, стремясь к зарослям каких-то кустов слева от проселка.

Остроносый самолет, полого пикируя, выравнивался вдоль дороги. «Сейчас он увидит, что войск в колонне нет, и полетит дальше. Что ему, делать больше нечего или боеприпасы девать некуда? Немцы — они хозяйственные, просто так патроны жечь не станут. Патроны денег стоят».